Родина для начала посадили в обезьянник, не предъявляя никаких обвинений. Просто молча заперли в клетке, где находились двое неопрятного вида мужиков, от которых исходило зловоние нечистых тел, грязной одежды и перегара. Явные бомжи. Один из них растянулся во всю длину лавки, другой же примостился рядом на каменном полу. Родин подошел ко второй лавке и сел, оглядывая незатейлевый антураж. Стены с облупившейся краской и штукатуркой, сплошь испещренные матерными словами, скабрезными фразами и даже стихами. Прокопченный потолок, под которым горела тусклая лампочка, обрамленная решетчатым железным плафоном. Да эти две обшарпанные длинные лавки.

– Здоров, курить есть? – чуть обождав, обратился к нему рыжебородый бомж, что лежал на лавке.

– Есть, – буркнул Михаил, глядя себе под ноги.

– Так дай, – с явным вызовом потребовал тот.

– Полай, – ответил Родин, не сводя взгляда с заплеванной каменной плитки.

– Чи-и? Чи ты казал, урод? – проворно вскочил с места рыжебородый.

Тут же поднялся с пола и его товарищ, одетый в рваную болоньевую куртку и с фингалом под глазом. Встал и Родин. Нехотя и вальяжно. Хрустнул костяшками пальцев, разминая руки.

– Ладно, смотри, – быстро угомонились бомжи, видя воинственный настрой сокамерника. – Ночь длинная.

* * *

Проводив взглядом интеллигентного Файла, Михаил вошел на склад, запер изнутри дверь, как было положено по инструкции, и решил приготовить себе крепкий чай. Выпитая доза водки клонила в сон. Насыпав столовую ложку заварки прямо в бокал, он включил электрический чайник. Сейчас, когда мельком пронеслись воспоминания о женском коварстве, он внезапно стал мыслить резко иначе. А вдруг Марина совсем не та, за кого себя выдает? К черту все эти старые воспоминания, но спасибо им за горький опыт. Лучше еще раз проанализировать ситуацию, которая сложилась на данный момент. Итак, с самого начала, не упуская ни одной детали. «Именно Марина три недели тому назад и помогла мне устроиться сюда работать. Зачем? Просто хотела помочь? Но женщинам никогда нельзя доверять. Это мне теперь ясно. И можно ли верить тому, что она на самом деле питает ко мне какие-то чувства? Но какие могут быть чувства, кроме омерзения, к алкашу, живущему в коммуналке с таким же собутыльником? А я сейчас сижу и благородно рассуждаю о том, чтоб не подвести Марину».

И словно пелена упала с его глаз. Все сознание перевернулось благодаря былым воспоминаниям, и он в очередной раз схватился за сигарету, восстанавливая в памяти события прошедших дней.

Всего полтора месяца назад, когда заканчивал свои дни теплый сентябрь, Михаил, едва разлепив веки, с трудом встал со скрипучего дивана и двинулся на общую кухню. Там накануне они с Василичем выпили два с половиной литра вонючего самогона, что был куплен у местного «бутлегера» Валентины Ивановны. Не яд, но все-таки отрава. Зато дешево. Денег-то практически нет. Только пенсия Василича да случайные подработки Михаила не давали мужикам умереть от голода и «засухи». Там, на кухне, Михаил надеялся отыскать на донышке бутылки хоть каплю спасительной влаги. Но проворный Василич уже опередил его.

– Да тут было-то граммов десять, Мишаня, – проговорил он извиняющимся тоном, перехватив его жадный взгляд на пустую четверть. – Давай-ка лучше сбегай за пивком. У меня тут на траурный случай полтинничек в загашнике есть. – И он протянул Михаилу скомканную купюру. – Давай, сынок, сбегани по-скорому. Не будем подставлять нашей смертушкой Валентину Ивановну.

– Сильно сказано – «сбегани». Доползти бы, – терпеливо выслушав пафосную речь соседа, прошелестел сухими губами Родин, беря пятьдесят рублей из трясущейся старческой руки.

Как есть, в трико и мятой полинялой футболке, он отправился в ближайший сетевой магазин. На большую бутылку пива ему не хватало. Хотя и надо-то было всего десятку. Но клянчить он не хотел. Еще не опустился до такого. Зажав между пальцами горлышки двух стеклянных поллитровок, он пошел к кассе. Там, возле кассира, стояла она. Женщина, навалившая полную тележку продовольствия. Михаил хотел уж было перейти ко второй кассе, но та не работала. Женщина обернулась, оценила жалкий вид дышащего ей в спину перегаром мужика и пропустила вперед:

– У меня много. Идите вы сначала.

– Безмерно благодарен, – по-гусарски поклонился Родин и обошел женщину.

– С вас сорок восемь рублей, – посчитала его пиво неприветливая девушка, отворачивая остренький носик в сторону.

Михаил бросил на пластиковую тарелочку деньги и, не дожидаясь двух рублей, вышел. Сначала он быстро пошел в сторону дома. Но потом вдруг передумал. Та женщина, со множеством покупок, как она их дотащит? Рядом на улице ни машины, ни мужика. Ну а он на что? Она ведь так любезно уступила ему очередь. Надо помочь. Но для начала он сцепил между собой бутылки, сделал легкое движение, слетела крышка с одной из них, откатившись в сторону, и он залпом выпил содержимое. Женщина вышла из магазина, буквально прогибаясь под тяжестью двух объемных пакетов с до предела натянутыми ручками. Одна все-таки не выдержала и лопнула. На асфальт вывалились рыбные консервы и пластиковая банка майонеза. Михаил проворно подскочил и…

Вот так и произошло его знакомство с Мариной. Моложавой пухленькой блондинкой с голубыми глазами. У нее не было мужа, не было и детей, но была в администрации города работа, которой она посвящала себя полностью. А еще у нее была мечта: купить машину. Дорогую и красную.

Узнав о том, что Михаил раньше служил в армии прапорщиком, она немедленно предложила ему свою помощь в его трудоустройстве. Двоюродный брат Марины Чиков Евгений Сергеевич был генеральным директором частного охранного предприятия, сокращенно ЧОП, под названием «Сокол». Он-то и мог обеспечить работой Родина, куда тот, собственно, пока не стремился. Но Марина так рьяно взялась за его перевоспитание, что уже через короткое время их бурного романа он предстал перед Евгением Сергеевичем Чиковым в приличной одежде и без следов беспробудного пьянства на лице.

Объект охраны был определен сразу. Раньше это была так называемая Зоринская база. Не база, а целый город. Множество кирпичных строений и ангаров огромной площадью располагалось на этой территории. Был туда и подъездной железнодорожный путь, а станция называлась Зоринка. Отсюда и пошло название этой колоссальной базы. Со всего тогда еще СССР туда свозились стройматериалы и инвентарь, а затем распределялись по нужным объектам. Но это в те времена. Теперь же хозяева поменялись, поменялось и название, но немногим отличающееся от прежнего. Все-таки раскрученный бренд. АО «Заря», где генеральным директором являлся господин Хаджакисян, сдавало в аренду и использовало само двадцать шесть складов, каждый из которых был не менее тысячи квадратных метров. Вот один из таких складов под номером четырнадцать с обычными шанцевыми и строительными инструментами достался в ведение Михаила Родина. Тот, кто сидел на этом месте до него, безвестно пропал, сменщик же Андрей Щербаков оставался прежним. Молодой человек, два года назад дембельнувшийся со срочной службы. Работа состояла в том, что, меняясь через ночь с Щербаковым, Михаил должен выходить на склад и дежурить там с восьми вечера до восьми утра. В другое же время присутствие охранников не требовалось, поскольку торговля велась исключительно по накладным через строгую проходную. Это было доверено тем, кто работал тут в дневное время. Кладовщикам, бухгалтерам, грузчикам. А всем заправляли директора отдельных складов. За каждым числился свой.

Родин же поступил под начало директора склада Андреева Вячеслава Николаевича – сорокалетнего пузана, раскатывающего по территории АО «Заря» на сером джипе. Мужик он был приветливый, но, как показалось Михаилу, безалаберным. Он совершенно не заинтересовался личностью нового сторожа своего склада, лишь без высокомерия подал ему руку, крепко пожал и, широко улыбаясь, поздравил с первым рабочим днем. На том сразу и укатил.

Проведя свою первую ночь в огромном помещении, Михаил лишь обошел его, визуально оценивая масштабы охраняемого. В основном тут были сложены штабелями всевозможные коробки и ящики с различной маркировкой да просто так прислоненные к ним же и к стенам деревянные черенки и железные ломы. Больше ему не хотелось ни во что вникать. Он просто отсидел свою вахту за письменным столом, постоянно клюя носом над сканвордом, которым снабдила его заботливая Марина, и борясь с желанием выпить. Пагубная привычка, сложившаяся за последние годы, мучительно преследовала его. И вот так вдруг и сразу было очень тяжело ее преодолеть.

Он, конечно, не давал никаких клятв Марине, что завяжет. Да она и не просила. Это было как само собой разумеющееся. Во всяком случае, он сам для себя так решил.

Вторую же ночь, как, впрочем, и многие предыдущие, Михаил провел в широкой двуспальной кровати Марины. Он выспался за полдня после дежурства и уже не хотел спать. Да и она, хоть и вставала каждое утро в семь, была неутомима. У них сейчас шел медовый месяц, когда не чувствуешь усталости и лени, когда открыто второе дыхание, когда октябрь кажется маем, а за окном не картавое карканье вороны, а переливчатые трели соловья.

– Миш, расскажи что-нибудь о себе, – промурлыкала Марина, потягиваясь после бурного секса, словно большая сытая кошка. – Я ведь так ничего и не знаю о тебе.

– Меня зовут Михаил, фамилия Родин. Мне сорок…

– Ну-у‑у, – прервала она, – я серьезно.

– А разве я шучу?

– А как ты оказался в нашем городе?

– Я тут родился и вырос.

– Как? – неподдельно удивилась женщина. – Ты же бывший военный. Я думала, что ты тут от части эту коммуналку получил.

– Нет. От других добрых людей, – его голос стал тверже, и Марина поняла, что эта тема ее новому бойфренду не по душе. Но все-таки не отставала:

– Погоди, значит, у тебя тут родители живут?

– Уже не живут. Вернее, отец и бабушка умерли, а мать вышла замуж и уехала в столицу.

– Так это ее коммуналка?

– Моя. Мариночка, давай закончим эти имущественные вопросы. И вообще, тебе утром на работу. Поспи хоть немного.

– Ну почему ты всегда разговариваешь со мной таким снисходительным и насмешливым тоном, будто я какая-то маленькая девочка? – растягивая слова, пробормотала она, укладываясь на его плечо.

– А ты большая? Едва до плеча вот мне и дотягиваешь.

– Кстати, как тебе первый рабочий день? – позевывая, вяло поинтересовалась Марина.

– Ты полагаешь, это кстати? Ну, тогда нормально. Только и делай, что ничего не делай. Дольче фарниенто, как говорят итальянцы.

– О‑о, ты знаешь итальянский? – немного оживилась Марина, приподняв голову.

– Нет, успокойся, только это выражение.

– А перевод знаешь?

– Прекрасное ничегонеделанье. Все, спокойной ночи, моя любознательная.

В следующее дежурство Михаил пришел на десять минут раньше, чтобы спокойно, без спешки заменить кладовщицу Елену Алексеевну, с которой уже познакомился в прошлый раз. Полная брюнетка лет пятидесяти пяти еще сидела за компьютером в своем импровизированном кабинете в помещении склада и сосредоточенно стучала по клавиатуре одним пальцем.

– Здравствуйте, Елена Алексеевна, – поприветствовал женщину Родин, заглянув через приоткрытую дверь.

– Угу, – кивнула она, безотрывно продолжая работу. – А что, уже восемь?

– Без малого.

– Черт, опять ничего не успеваю. Столько этой писанины. Да еще на этом долбаном компьютере. Вот раньше от руки да в журнал, все было проще. А ту-ут… темный лес. До сих пор не могу нормально освоить. Ой, ладно, блин, завтра закончу, – пробормотала она и, отключив умную машину, стала собираться домой.

Михаил же сложил в тумбочку своего стола пакет с бутербродами и плюшкой, упакованные заботливой рукой Марины, сел и стал разгадывать сканворд. Через пару минут вышла кладовщица и, заперев на ключ свою каморку без окон, подошла к нему.

– Всегда удивляюсь вам, сторожам, какую силу воли надо иметь, чтоб вот так высидеть целую ночь! Тут ведь даже телевизора нет, – посочувствовала она, застегивая пальто.

– А что, это идея. Вот с первой зарплаты и куплю, – улыбнулся Михаил.

– Да что ты, умный какой! А то никто бы не догадался, – ласково подтрунивая над ним, засмеялась женщина. – Тут же ничего не ловит. Стены как в бункере, антенны нет. Даже окон нет нигде.

– Ну, это же не Дворец съездов. Какие тут могут быть окна? Это бы только усложнило мою задачу. А про телевизор я пошутил.

– Ишь, шутник! Ну, пока. Счастливо оставаться.

Михаил, заперев за ней дверь, проделанную в больших воротах, через которые днем проезжали грузовики, остался один и решил еще раз пройтись по складу. Но уже более внимательно изучить то, что было ему положено охранять. Просто по сложившейся с армейских времен привычке. Подойдя к горе ящиков, сложенных друг на друге, он открыл один из них. Там, как и было подписано обычным мелом «лопаты», лежали именно они. Правда, штыки лопат, так было бы точнее с точки зрения бывшего прапорщика.

Затем он перешел к следующему штабелю. Снова открыл. Порядок. Грабли так грабли. Дальше – строительные мастерки. Еще, продвигаясь вдоль стены, обнаружил кирки, скобы, уголки и прочую мелочь. Каждая пирамида ящиков начиналась простой меловой надписью, гласящей о содержимом. Может быть, и удобно, но очень допотопно. А в целом порядок. Почти как когда-то на армейском складе КЭС.

Пройдя до самого конца здания, Михаил открыл очередной ящик с надписью «проволока стальная». Скрученные бухты довольно толстой проволоки лежали, перестеленные между собой просаленной, почти истлевшей бумагой. «Странное хранение проволоки, – подумал Родин, беря одну из бухт. – Да и легковат этот моток для стали», – как бы взвешивая на руке, прикинул он и, положив обратно, закрыл крышку.

Здесь было очень плохое освещение, лишь по одной лампочке на каждые пятьдесят метров под высоченным потолком. Но он все-таки разглядел еще одну надпись на крышке. Даже не надпись. Штамп. «Уральский металлургический завод, 1976 г.». «Так вот почему бумага такая старая, – понял Родин и снова открыл ящик. Нет, на сталь это не похоже», – еще раз взвесил он на руке свернутую кольцами проволоку и, достав из кармана спецовки выданный ему фонарик, направил луч яркого света на бухту. Да, не сталь. Но что? Очень похоже на титан. Эх, проверить бы.

Не поленившись, Михаил сходил туда, где хранились зубила. Взял одно. Затем подошел к ящикам с молотками. Где что находится, он уже знал наизусть благодаря своей прекрасной памяти. При помощи этих незатейливых предметов он отрубил небольшой кусочек проволоки и положил в нагрудный карман.

М‑да, судя по прочности материала, это действительно может быть титан. Ничего себе ошибочка. Разница по цене в десятки раз больше, рассуждал он про себя, продолжая между тем осматривать склад. Теперь ему на глаза попались еще такие же ящики с той же маркировкой от семьдесят шестого года. Там он обнаружил надпись все тем же мелом «кровельное железо». Так же перестеленные между собой бумагой, там находились металлические листы. Примерно восемьдесят на сто тридцать сантиметров. Только и они никак, по умозаключению Родина, не могли быть обычным железом. Легкие, прочные, светлее того, чем кроют крыши. Михаил прекрасно знал, что вот такие титановые пластины применяются в ракето- и самолетостроении, где требуется высокая прочность и малый вес. Но, может быть, он ошибается? Мало ли какие сейчас существуют сплавы, и это просто определили в старую тару. Он-то вообще давно выпал из социума. Даже компьютером умеет пользоваться не лучше Елены Алексеевны. «Поинтересоваться, что ли, у нее, что в этих ящиках? – подумал он, но тут же оставил эту идею. – Лучше сам пока разберусь. А то еще скажут, что сую нос не в свои дела. Да так, собственно, и есть. Склад-то не мой, господина Андреева. Пусть у него голова болит за свое имущество. Нет, проверить я, конечно, проверю, что это за металл такой, который еле-еле зубилом отколол. И то от проволоки. А уж лист-то… Без болгарки не обойтись. Иначе не возьмешь».

Порыскал еще по складу, но больше ничего интересного не нашел. Все соответствовало надписям. Когда решил попить чаю, было уже шесть утра. Вот так незаметно и пролетело время сегодняшней ночью.

Утром, дождавшись прихода работников склада, Михаил сдал вахту и беспрепятственно вышел через проходную, пронеся в нагрудном кармашке кусочек проволоки неизвестного сплава. Отойдя на приличное расстояние от базы, Родин незамедлительно набрал на мобильном номер телефона одного из бывших школьных друзей Паши Сольникова. Тот всегда имел пятерки по химии, а в последствии стал работать в НИИ «Химик», который до сих пор держался на плаву.

– Алло, – услышал он в трубке сонный голос бывшего одноклассника.

– Привет, Павел. Разбудил?

– Кто это?

– Не поверишь. Миша-футляр.

– Ба, Родин? Какими судьбами? – искренне удивился Сольников.

– Нужда приперла, – неуместно пошутил Михаил, уловив в трубке тягостный вздох. – Да нет, не по деньгам. Я завязал. На работу вот устроился, – поспешил он исправить положение, вспомнив, что год назад занял у Паши стольник по случаю встречи, да так и не отдал. – Мне по твоему профилю совет один нужен. Мы можем встретиться? Заодно и долг отдам, – пообещал он, прикидывая в уме, где взять этот несчастный стольник. Он и так уже три недели жил за счет Марины, как последний альфонс, обещая все возместить за счет зарплаты.

– Ну, давай вечером подгребай к институту. Я до шести.

– О’кей. Буду. Спасибо.

Михаил, хоть и жил теперь у Марины по ее же настоянию, отправился в свою коммуналку. Василич уже проснулся и, кряхтя, вышел в коридор:

– О, явился, свет ясный. Совсем сюда дорогу позабыл. Коль тут жить не собираешься, пусти квартиранта какого. Все ж деньги капать будут. Да и мне за пивом побегает.

– Я тоже рад тебя видеть, Василич, – так же своеобразно поприветствовал старика Михаил. – Вот, кстати, о деньгах, одолжи стольничек на недельку. У меня зарплата будет, все верну. До зарезу надо.

– Похмелиться мы и в складчину могем, зачем же так сразу – все.

– Нет, я завязал. Но за пивом тебе сходить могу по старой памяти. Давай, пока не разулся.

– Ишь ты, завязал! Не бренчи. Три года бухал – и тут вдруг. Зашили тебя, что ли? Нехило за тебя эта баба взялась. Ну-ну, – еще немного поворчал он и ушел в свою комнату.

Михаил знал, что через минуту тот вернется, а потому так и остался стоять на пороге. Здоровья у дедка совсем нет, самому за опохмелкой ходить сложно, ноги больные. Так и есть. Василич вынес двести рублей:

– На вот, портвейну мне купи. У меня вчера пенсия была, можем себе позволить.

– Я у тебя стольник попросил. Тут не хватит.

– Ну, вот посидим с тобой, покалякаем, а потом решим и твой вопрос, – толково рассудил сосед. – Ты, Мишаня, иди пока поскорее. Колосники горят.

– Я тебе хоть шампанского ящик принесу, ты мне только сразу одолжи, – ненавидя себя, возразил Родин.

– Не, ну ты ушлый! – возмутился дед. – Ты меня шантажировать решил?

– Так, не хочешь – иди сам. Я пошел.

– Ладно, душегуб, – незло выругался Василич и протянул ему еще сотню. – Только условие: если пить не будешь, то хоть посиди со мной, пока я буду.

Возвращаясь с бутылкой портвейна, Михаил думал о том, что, если бы не эта случайная встреча с Мариной, он мог бы обрести такую же судьбу, как у Василича. У того тоже была жена, были дети, которые не хотели его знать, были друзья. Теперь ничего нет. Только редкие собутыльники. Да и то до той поры, пока у него есть деньги. Когда Михаил поселился с ним, многих отвадил оттуда, заменив собой. Страшно так? Или – свобода? Вот философия.

Входя в подъезд, он отогнал от себя эти мысли, вернувшись к главной на данный момент теме. Надо бы со стариком поговорить насчет металла. Он ведь раньше как раз на сталелитейном работал.

Василич залпом оглушил граненый стакан темной пахучей жидкости и закурил «Беломор». Закурил и Родин свой мундштук, с некоторой завистью глядя на поплывший взгляд соседа.

– Поражаюсь я тебе, Мишаня. Такого удовольствия себя лишаешь, – словно издеваясь, сказал тот. – А что бабы? Все одно – стервы!

– Я вот что спросить хотел, – перебил рассуждения старика Родин, – ты помнишь, какое отношение в твое время было к титану? Ну, скажем, в середине семидесятых?

– В каком смысле? – не понял дед, щурясь от едкого дыма, заполнившего прокопченную кухню.

– Ну, дорогой он был тогда? Много ли его было?