Они отступали обратно к воротам. Из полумрака показывалась двухэтажная громадина дома – с фигурными пилястрами, лепными карнизами и подоконниками, с треугольным фасадом, подпираемым пафосными колоннами. Над главным карнизом висела вычурная эркерная башенка – какой-то анахронизм, родившийся в воспаленном мозгу архитектора.

Задыхаясь от ледяного ветра, полковник прокричал:

– Нам следует держаться поблизости, Игорь Константинович… Представляется, что только мы в этой никудышной компании можем противостоять угрозе. Прокурору я не верю, он себе на уме, остальные – нытики, дохляки и идиоты, согласны? Надеюсь, вы не считаете, что я хреновый мент?

– Отличная идея, господин полковник! – прокричал Волостной, защищая лицо от свирепого ветра. А сам подумал: «Мент ты, может, и не хреновый, Эдуард Владимирович, вот только в разведку с тобой ходить заказано, скользкий ты наш. Уж лучше с врагом – безопаснее будет…»

Рядом с домом никого уже не было, в холле, впрочем, тоже. Когда они ввалились в дом с мороза, окоченевшие до предела, услышали голоса, доносившиеся из гостиной, – люди там шумели, ругались. Несколько минут они прыгали, растирались, пытаясь согреться – боль тянула кожу. В вестибюле тоже было прохладно – отопительных приборов здесь не держали, а парового отопления, разумеется, не было – к чему его тут подключать? Хорошо хоть электричество имелось. Несколько минут полковник и Игорь Константинович посвятили осмотру первого этажа, убеждаясь, что «посторонних» в данной части здания нет. Гостиная располагалась напротив основного входа. Между гостиной и лестницей обнаружился витиеватый коридор, а за ним еще один выход – заваренный. Помещения в правом крыле – отремонтированные, но пустые, в них никогда не жили. Слева – бильярдная, там имелся стол (не пыльный, что бросилось в глаза), а также все необходимое для игры, включая увесистые кии, одним из которых и вооружился Игорь Константинович. Дальше следовали две комнаты, похожие на спальни, в них были пустые тумбочки, голые кровати, несколько одеял в пустых шкафах, на окнах куцые шторки без балдахинов и ламбрекенов. Узкие коридоры замысловато разбегались – один от лестницы, другой от гостиной, огибали крылья здания и возвращались в холл – но уже ближе к выходу. Местечко выглядело идеальным для игры в пейнтбол или, скажем, казаки-разбойники. Взгляды периодически натыкались на отключенные от сети калориферы. Их было много. Впрочем, в бильярдной нагревательные приборы работали и еще в одном из помещений справа от холла, напоминающем кухню, которой практически не пользовались. Все окна первого этажа были забраны решетками. Если в помещениях имелись шторы, то они были наглухо задернуты.

– Вам не страшно, полковник? – пробормотал Волостной, когда, осмотрев все потаенные уголки, они выбрались к лестнице.

– К черту страх, – фыркнул Эдуард Владимирович. Его внушительная челюсть ходила ходуном. – Хотя кого я собираюсь обмануть… Вы проницательный человек, Игорь Константинович, несмотря на молодые годы. Мне так же страшно, как и вам, черт побери… Я даже не представляю, что сделаю с этими уродами, когда они мне попадутся. Вернемся в гостиную?

– Как хотите, – пожал плечами Волостной. – Но на вашем месте, господин полковник, я бы сейчас поменьше задирал людей и отринул подальше размышления на темы расправы. Мы все возмущены, испуганы, растеряны, и накручивать себя и окружающих – как-то не умно. Согласитесь, если бы нас похитили с целью выкупа, то все это выглядело бы несколько иначе.

– Вы присвоили мою мысль, – проворчал полковник.

– Я об этом подумал еще до вашего пробуждения. В первую очередь нужно убедиться, что в здании, помимо присутствующих, никого нет. И лучше это сделать нам вдвоем – дабы истеричная публика не путалась под ногами.

– Предлагаете подняться? – Полковник угрюмо уставился на окутанную мраком лестницу – такое ощущение, что где-то наверху клубился туман и в нем шевелились жутковатые призрачные существа. – Ну, хорошо, пойдемте… Хотя, признаюсь честно, Игорь Константинович, я далеко не в восторге от этой затеи…

Они поднимались – вооруженные кием и ножом, – делая частые остановки и прислушиваясь. «Туман» заглатывал. Поворот у безвкусной керамической вазы, венчающей перила, второй пролет. Они двигались молча, чутко поводя ушами. Остановились у стены широкого коридора, прижались. Видит бог, становилось не по себе.

– Покурить бы сейчас, Игорь Константинович, – прошептал полковник. – Эти суки, что нас прибрали, вместе с телефоном изъяли сигареты и зажигалку. У вас, случайно, не найдется сигаретки?

– Не курю, Эдуард Владимирович, бросил. У меня прибрали только телефон. На банковские карты и рублевую мелочь не покусились. Правда, блокнот умыкнули, с рабочими записями…

– Признайтесь, как они вас похитили, Игорь Константинович?

– Глупо… – молодой человек сквозь зубы чертыхнулся. – Рабочий день уже кончался, какая работа под Новый год? С коллегами символически посидели, позвонил жене, сказал, что уже еду. А тут осведомитель на мобильник прорвался, попросил о встрече – мол, срочно. Ладно, думаю, заеду – договорились в бильярдной на Щербицкого. Заведение кулуарное, приватность обеспечена, клиентов с гулькин нос. Ждал поганца, задерживался он где-то, потом в туалет вышел… ну, и проворонил. Тряпка в рот – то ли эфир, то ли хлороформ, все поплыло – и сутки в отрубе… Одно удовольствие – успел по нужде сходить. Теперь вот гадаю – а мой ли агент звонил? Сипел он как-то странно… А вас как прибрали, Эдуард Владимирович – если это не коммерческая, гм, тайна?

– Как полного лоха, – ругнулся полковник. – С совещания у полпреда возвращались, машина с гэбэшными номерами, хмырь с корочками – я даже рожу его не рассмотрел. В общем…

– Газ без цвета и запаха, – усмехнулся догадливый молодой человек. – Сочувствую, Эдуард Владимирович.

– Да ладно вам, сочувствуете, – проворчал полковник. – Рады, поди, что не одному вам отдуваться. Встретили, блин, Новый год в кругу семьи… Вы чего там зависли, Игорь Константинович? Ощупайте стену за поворотом – вдруг выключатель найдете?

Выключатель за углом имелся, но после щелчка что-то треснуло, заискрило, и вновь воцарилась темень.

– Замечательно, – чертыхнулся полковник. – Лампочка перегорела. Тьму включили. Очень вовремя. Может… это не случайно? – насторожился он.

– У меня есть спички, – глухо поведал Волостной. – В гостиной у газовой плиты валялось несколько коробков. Хочется надеяться, это был не единственный выключатель в коридоре. Неясное чувство мне подсказывает, Эдуард Владимирович, что на втором этаже нет таких перехлестов, как на первом. Обычная коридорная система плюс дополнительные лестницы по краям – мы их видели, кстати, внизу…

– Да хрень это полная… – выдохнул полковник. – Нет тут никого – давно бы обозначили свое присутствие. Пойдемте, Игорь Константинович, в другой раз поднимемся. В туалет мне что-то захотелось… – Полковник сделал судорожное движение бедрами. – Интересно, здесь имеются туалеты? Не на улицу же бегать в такой дубак.

– Кажется, было что-то похожее – в коридоре между гостиной и холлом. Но не думаю, что в баке есть вода.

– К черту воду, – оторвался от стены полковник. – Вы как хотите, а я возвращаюсь – что-то сурово меня прихватило…

– А я останусь, – понизил голос Волостной. – Прогуляюсь, осмотрюсь. Возвращайтесь, Эдуард Владимирович, сам справлюсь. – В голосе Волостного прорезалась насмешка.

– Думаете, это даст какой-то результат?

– Ну, какой-то даст.

И поджарая фигура молодого человека с бильярдным кием наперевес скользнула за угол…

К системе канализации дом, разумеется, подключен не был. Но здесь имелись собственные коммуникации. Дверь в туалет отличалась прочностью, имела щеколду изнутри и подвесной бак, из которого вода поступала в сливное устройство. Кто-то из похищенных уже воспользовался санузлом, не убрав за собой. Подавляя тошноту, перекосившись от брезгливости, полковник сделал свои дела, вымыл руки в крохотной раковине, подвешенной над приваренным к баку дополнительным краном, и вернулся в гостиную.

А там его появление даже не заметили. Истерика была в разгаре. «Нас похитили, это террористы, мне больно!» – билась в припадке Валентина Максимовна. Обмороженная щека у нее покрывалась белыми пятнами, и склонившийся над ней прокурор Иннокентий Адамович безуспешно пытался замазать щеку какой-то мазью, найденной в шкафу.

– Господи, где наши теплые вещи, как так можно жить? – стучала зубами, скорчившись на диване, еще не согревшаяся Екатерина Семеновна.

Угрюмый Буревич навалил полный камин углей, толкал туда обрывки газет, поджигал, ворошил эту кучу кочергой – и понемногу угли начинали потрескивать, распространяя тепло. Директор школы с птичьей фамилией растаскивал по углам калориферы – а их здесь было ровно четыре штуки (словно кто-то заранее позаботился), – подключал к розеткам, опасливо выставлял максимальный режим.

– Вы бы не слишком усердствовали, Владимир Ильич, – с подозрением косился на его манипуляции адвокат Чичерин. – Выбьет пробки к чертовой матери – и тогда нам точно карачун приснится.

– Не слушайте его, Владимир Ильич! – визжала окоченевшая Екатерина Семеновна. – Все включайте, пусть будет тепло!

Сильно маялся толстяк Иван Петрович, много думал, потел холодным потом, шнырял по сторонам глазами. Забрался в навесной шкаф, принялся вытрясать оттуда пачки с солью и крупами, посуду, бутылочки с уксусом, миниатюрные баллоны-картриджи для подключения к газовой плите, разорванный блок «Честерфильда», на который мгновенно положил лапу полковник. Долговязый Арнольд Генрихович в десятый раз обшаривал карманы, вновь вытаскивал кожаное портмоне, тужился, бледнел, выворачивал наизнанку его отделения.

– На этом месте могли быть ваши деньги, Арнольд Генрихович? – мрачно пошучивал косящийся на него Буревич. – Вас обчистили? Или не можете припомнить, что там было?

– А вас не спрашивают, Федор Михайлович, – огрызался долговязый. – Занимайтесь своим делом – оно у вас хреново, кстати, получается.

Но тем не менее камин худо-бедно начинал функционировать. Бледная и неразговорчивая брюнетка Ольга Дмитриевна, не рассчитывая на мужскую помощь, взялась за спинку массивного кресла и поволокла его к камину, задирая ковер. Пристроилась в паре метров от огня, посмотрела по сторонам, шагнула за скомканным одеялом. А когда вернулась, в ее кресле как ни в чем не бывало сидел полковник Эдуард Владимирович, сосал сигарету и сосредоточенно смотрел на огонь.

– Не поняла… – пробормотала брюнетка. – Эдуард Владимирович, вы что себе позволяете?

– Идите к черту, Ольга Дмитриевна, – отмахнулся полковник. – Я должен подумать.

– Потрясающе, – покачала головой брюнетка. – Вы такой бесподобный хам, что уже можете баллотироваться.

– Ну возьмите меня штурмом, если хотите, – огрызнулся полковник. – Отвяжитесь, Ольга Дмитриевна, подтащите другой стул, их здесь с избытком.

– Вы именно такой, каким вас видят люди, – разозлилась Ольга Дмитриевна. – Хотелось бы знать, имеется ли у вас хоть одно положительное качество?

– Конечно, имеется, – проговорил прокурор. – Отсутствие совести, например.

– А вас вообще не спрашивают, – огрызнулся полковник.

– И все же я не теряю надежды, что весь этот ужас – бездарный, но тщательный спланированный розыгрыш, – выдал, отступая от контекста беседы, директор школы.

– Мы тоже не теряем вашей надежды, – нервно гоготнул Буревич.

– А вы кто такой? – покосился на директора полковник. – Ах да, представитель гуманитарной организации, гордость нации… Для ваших регалий могли бы быть и поумнее, господин директор.

– Кешенька, да что же это такое, нас всех убьют, да? – внезапно сморщила нос Валентина Максимовна и обняла за шею оторопевшего прокурора. Не ожидавший такого поворота событий, тот уронил челюсть и как-то начал отстраняться от повисшей на нем женщины.

– Кешенька?.. – отреагировал полковник, закуривая очередную сигарету. – Ну, надо же, какие пикантные подробности всплывают…

– А что? – внес свою лепту Буревич. – У судьи и прокурора нормальные деловые отношения. Учитесь, господа, как надо совмещать работу и досуг.

– Какая гадость, – сплюнула Екатерина Семеновна и демонстративно отвернулась.

– Ничего, Екатерина Семеновна, – подал вкрадчивый голос адвокат Чичерин. – Случаются вещи и похуже секса. Послушайте, гости дорогие, – он деликатно кашлянул и обвел глазами присутствующих, – может, прекратим, в конце концов, выяснять отношения и обзывать друг друга всякими нехорошими словами? Я понимаю, что ситуация ужасная, наши семьи сейчас в панике, мы теряемся в праведном гневе и догадках, но… Новый год на пороге, все помнят? Почему бы нам не проводить Старый, пока не стали происходить какие-то неприятные события? Еды в достатке, алкоголя – хоть залейся – что же мы, господа, не русские люди, что ли? А идея насчет отравленных продуктов мне видится надуманной – во всяком случае, Владимир Ильич, отведавший местных деликатесов, пока жив.

– Спятил человек, – сокрушенно вздохнула Ольга Дмитриевна и покрутила пальчиком у виска.

Вообще идея достопочтенной публике понравилась. Время шло, в гостиной становилось тепло, таинственные похитители не объявлялись. Адвокат и директор уже кромсали кухонными ножами мясо и сыр, вскрывали банку с солеными огурцами. Арнольд Генрихович одной рукой держался за сердце, другой разливал по примитивным стеклянным бокалам шампанское, коньяк и текилу – согласно предпочтениям собравшихся. Валентина Максимовна, закутанная в одеяло, вцепилась в рукав прокурора и уже начинала сдавленно хихикать. Адвокат отыскал пульт и включил телевизор. Взорвалась пестрыми красками и традиционной бесталанностью неувядающая русская попса. «Выключите эту гадость», – перекривилась Екатерина Семеновна.

Только полковник Эдуард Владимирович не принимал участия в скорбном пире во время чумы. Он курил сигарету и напряженно думал, таращась на искрящие угли за декоративной решеткой. Внезапно он вышел из оцепенения и громогласно проговорил:

– Народ, кончайте бухать! Вы соображаете, что творите?!

Люди застыли, отвесив челюсти. Икнул, выплеснув коньяк из стакана, господин Буревич. Поперхнулась и закашлялась Ольга Дмитриевна, присутствующая при «застолье», но не принимающая участия в нервном галдеже.

– Будьте проще, полковник, – пробормотал адвокат. – Не только вам паршиво на душе! Так что ж теперь, заворачиваться в одеяла и ползти на кладбище?

– Вы идиоты! – взревел полковник.

– И что нас выдало? – ухмыльнулась Ольга Дмитриевна.

– Вы можете хоть на минуту сосредоточиться?

– Это кроссворд? – удивился прокурор. – Эдуард Владимирович, бросайте свою быковатую манеру, здесь присутствуют люди не ниже вас по положению и известности.

– Вы еще скажите, по популярности, – сгримасничала Ольга Дмитриевна.

– А почему бы и нет? – задумался известный адвокат.

– Ах, ну да, – вспомнил прокурор. – Вы же собирались о чем-то подумать. Уже подумали?

– Слушайте меня! – прокричал полковник. – Похитители выкрали нас – людей, от которых что-то зависит в областном центре. Люди разной степени известности и влиятельности, но тем не менее. Здесь нет кочегаров и плотников. Похитители не объявляются. Имеет место изощренная психическая атака и… мороз, который продлится еще как минимум несколько дней. Предлагаю пошевелить последними извилинами и вспомнить, при каких обстоятельствах произошли нападения. Лично меня подкараулили на трассе, когда мы с шофером и старшим лейтенантом Олегом Тарасенко возвращались в город из Отрадного с совещания у полномочного представителя президента в Сибирском округе. Насколько помню, из присутствующих в этом же совещании принимали участие Федор Михайлович, Иннокентий Адамович, Арнольд Генрихович и наша дорогая Екатерина Семеновна. Возможно, кто-то еще, толпа была большая. Рискну предположить, что нападения произошли примерно в одно время – скажем, с шести до девяти вечера 30 декабря. Выходит, банда большая, ублюдки действовали одновременно в разных концах города. Применялись эфир, хлороформ, удары по голове… – полковник иронично покосился на директора гимназии, у которого на макушке цвела выпуклая шишка. – Лично я ничего не помню. Но ведь не может быть, чтобы больше никто из вас ничего не запомнил! Обстоятельства, лица похитителей…

Невразумительно забормотал толстяк Иван Петрович. Все уставились на него исподлобья. Он смутился, закашлялся.

– Чего он там моросит? – поморщился полковник.

– Я на несколько секунд приходил в себя… – отчаянно сражаясь с собственной трусостью, промямлил Иван Петрович. – Меня как раз вырвало… Безбожно трясло, трещал мотор, было очень тесно, душно, больно… Я валялся на полу, рядом кто-то стонал, пытался подняться… Потом я снова потерял сознание… Это был не автобус, и не микроавтобус, и не легковая машина…

– Вездеход для перевозки грузов, – пояснил Буревич. – Такие штуки в отдаленных поселениях области используются коммерсантами даже летом. В них можно хоть по снегу, хоть по болоту и по бездорожью. В салоне помещается до нескольких тонн груза, а при желании и с десяток человек – если вповалку. Нас где-то перегрузили с городского транспорта на вездеход. Хоть ты тресни, ничего не помню… – Он залпом осушил стакан, после чего сделался еще трезвее и угрюмее.

– Это я пытался подняться, – побледнев, проговорил долговязый Арнольд Генрихович. – Очнулся… ну, конечно, возмутился, куда-то полез…

– Храбрый вы наш, – прошептала Ольга Дмитриевна.

– Да шли бы вы… – огрызнулся мужчина. – В кабине двое, по-моему, сидели. Все расплывалось, только очертания, я даже попытался дойти до них… Тут один из них поднялся, наехал на меня, что-то сунул в лицо, я помню отвратительный запах… И это все.

– Невероятно, – прошептала Екатерина Семеновна. – На КОГО они покусились… Им это с рук не сойдет…

– Сплетенье рук, сплетенье ног… – пробормотал директор. – Решили, секс, а это морг. Какой-то не очень деликатный получается розыгрыш, ангидрит его перекись через основание…

– И это все, что вы запомнили? – насупился полковник.

– А вы и этого не помните, – отмахнулся долговязый.

– Ну, хорошо, – полковник скрестил руки на груди. – Обстоятельства, господа, обстоятельства…

Дальше выяснилось, что господин Буревич услугами телохранителей не пользуется. Есть шофер, он довез его с совещания до подъезда, в котором и разразилось несчастье. Женщина в норковом капюшоне, из-под которого поблескивали только очки, догнала, попросила придержать лифт. Сделал, называется, доброе дело. Поездка в лифте прервалась, не начавшись. Прыснула, змеюка, в лицо нервнопаралитическим газом (а он, между прочим, запрещен!), мозги набекрень, весь в судорогах. Федора Михайловича вывели из подъезда, бросили в подскочившую машину – и адьёс, амигос, занавес…

Что касается прокурора, то он и до дома не успел дойти. Настроение было благодушное, предчувствие праздника, а еще полпред похвалил городскую прокуратуру за настойчивость и принципиальность. Отпустил шофера с миром, разрешив не заезжать во двор, шагал к своему подъезду, дышал морозным свежим воздухом. А у подъезда какой-то тип в надвинутой на глаза шапочке пытался завести «Жигули», метался между салоном и распахнутым капотом. Прокурор удивился мимоходом – откуда такая рухлядь у жильцов элитного дома? Но настроение было отличное, решил не вникать. Пошутил еще: «Как наша недвижимость, сэр? Может, помощь требуется?» Ведь Иннокентий Адамович Головач всегда готов прийти на помощь ближнему. Тот обрадовался: «Ну, если секундочка найдется – не сложно ли вам забраться в салон и повернуть ключ?» А что в этом сложного? Проблема лишь в том, что обратно из салона прокурор не выбрался. Там кто-то был, применил подлый прием, пустив газа в глаза…

Господина Аврамского Арнольда Генриховича, как и полковника, тормознули на дороге. Гаишник вырос из снежной мглы, ну и… Ну, сломалась от мороза мигалка! Водитель убежал разбираться – мол, что за вопиющее беззаконие! А Арнольд Генрихович только на миг прикрыл глаза и…