– Мама, мамочка, я боюсь! – из глаз ее дочки брызнули слезы, она судорожно вцепилась матери в руку.

– А ну-ка убирайтесь отсюда, идиоты! – отрывисто, как удар хлыста, стегнул гневный мужской голос, и троица у стола замерла, будто окаменев. Зато удерживающие официантку амбалы враз отмерли, дружно качнувшись назад… официантка рванулась, молнией проскочив между ними, с грохотом ссыпалась со ступенек, и тут же снизу зазвучал ее громкий испуганный голос и ответили другие тревожные голоса.

Буйная пятерка переглянулась… и тоже рванула к лестнице, мимо вошедшего в зал пожилого господина в мягкой шляпе и старомодно-элегантном пальто с пышным меховым воротником.

– Вали из города, слышь, ты, заезжий, и девку свою забирай! – снизу лестницы прокричал худой главарь.

– Убирайтесь, я сказал! – снова с яростью выкрикнул господин.

Внизу кто-то вскрикнул, затопотало, хлопнула дверь… и снова стихло, только растревоженным пчелиным роем гудели голоса посетителей.

– Право же, мне так неловко… так стыдно! – у господина даже нос заострился, а на скулах катались желваки. – Стыдно, что эти молодые люди – жители нашего города! Поверьте, у нас никогда… Это просто нелепая случайность! А может, они вовсе из какого-нибудь окрестного села приехали, хамы. И в такой праздник, в такой праздник! – медленно, словно сахар, растворяющийся в чае, злость уходила с его лица, сменяясь искренним огорчением. Мамаша за столиком даже покивала, каждым кивком сигнализируя: да-да, мы все понимаем, у самих есть такие проблемные молодые люди.

– По крайней мере, теперь понятно, почему его называют переберией. – пробормотал парень, явно несклонный к быстрому прощению и сочувствию.

На лице пожилого господина появилось выражение непонимания, потом он сообразил – и огорчился еще больше:

– Нет, нет, как можно! Я вам не успел рассказать, мы отвлеклись на Старый Новый год… Этот вовсе не от «перебрал», это от «убираться» – наряжаться, примерять убор. А «переберия», соответственно, переодевание, карнавал.

– Ну, практически, во всех человеческих культурах есть зимний карнавал. Даже в Бразилии. – хмыкнул парень.

– Конечно, вы правы! – с жаром воскликнул господин – глаза его мгновенно заблестели, тема была ему близка и интересна. – Но наша черновицкая Маланка – нечто совершенно особенное! Позвольте, я присяду? – не дожидаясь ответа, господин устроился за столиком напротив забившейся в уголок парочки.

Продолжая потихоньку расковыривать ложечкой пышную шапку сливок, девушка бросила на своего спутника быстрый настороженный взгляд и успела заметить появившуюся между бровями морщинку. Пожилой господин нравился ему все меньше и меньше. Сперва разговор на улице, теперь он появляется здесь – да еще так своевременно, будто по заказу. А господин тем временем продолжал с энтузиазмом рассказывать, не замечая напряженного молчания парочки:

– Возьму на себя смелость утверждать, что Маланка – древнейший обряд умиротворения духов зимы, оставшийся в неприкосновенности, почти таким же как тысячи лет назад, когда человек был беззащитен перед морозами! Вы знаете, что Маланка несколько раз исчезала и снова возрождалась? Первый раз еще в 19-м веке, в селе Вашкивцы местный граф сумел восстановить полузабытый обычай. Видели платформу Вашкивцев, ту, где все в масках? Между прочим, у них в селе сейчас своя фабрика масок! Маски на Переберии – первое дело, ведь они позволяют спрятаться от зимних существ, не дают им увидеть твое настоящее лицо, а значит, найти и заморозить. А зеркальца на костюмах? Если зимний дух к тебе подберется, то увидит не тебя, а себя, а значит, и заморозит тоже себя!

– Изобретательно. – смакуя пирожное, кивнула девушка.

– Не дураки были предки! – энергично закивал пожилой господин. – А еще…

– Простите… – парень остановил его взмахом руки. – Нам бы не хотелось опоздать на представление. Дин, ты доедай и…

– Ох, это вы простите! – господин аж покраснел, как вычитанный взрослым мальчишка. – Я просто влюблен в нашу Маланку и когда говорю о ней, становлюсь несколько назойлив. Тем более, моя платформа в первый раз участвует, и тут такая неприятность…

– Вам от нас что-то нужно. – напряженная складка между бровями парня исчезла: человек, разыскивающий их специально, выглядел гораздо менее подозрительно, чем любезный джентльмен, словно невзначай попадающийся на пути.

– Я же сам сказал вам про это кафе, вот и понадеялся… – их собеседник поглядел чуть виновато. – Вы… Как вас зовут? Очень приятно, Андрей, а я – Степан Петрович… Так вот, у нас тут не только Вашкивцы, все села со своей специализацией. Где-то кафель делают, а мы… – он приосанился, явно гордясь. – Шьем свадебные платья! Половина платьев, которые в салонах выдают за работы итальянских и французских дизайнеров, сшито у нас в селе!

Девушка неопределенно хмыкнула.

– Если они обманывают клиентов, мы не при чем, у нас все честно! – немедленно отрекся Степан Петрович. – Нам просто нужно немного рекламы: ну вы же видели какой популярный персонаж на Переберии невеста! Только у всех она смешная, а мы хотели показать настоящую зимнюю красавицу. Выбрали самую симпатичную девушку… и вот, пожалуйста, мне только что позвонили: она исчезла!

– Что-то случилось? – вздернул брови Андрей.

– Андрей, я вас прошу, это же Переберия! Веселится где-то… с кем-то… – он поморщился. – А у нее самая тонкая талия на четыре села! Ни на кого другого платье не налезет! Я совсем уже впал в отчаяние и тут… вы, Диночка! – он прижал руки к груди. – Я вас умоляю! Там целая команда маланкарей. Там карета! Там… лучшее из наших платьев! Вы в нем будете просто… царевна!

– Она и так царевна. – пожал плечами Андрей.

– Да-да, кто б спорил. – истово закивал Степан Петрович. – Вы гораздо красивей нашей первой модели, это будет фурор. Нам, можно сказать, даже повезло… если, конечно, вы согласитесь. Не только посмотреть Маланку, но и поучаствовать.

Дина отложила ложечку и с сожалением посмотрела на оставшиеся пирожные.

– Все с собой заберем! – немедленно вскричал Степан Петрович. – Официант… Соглашайтесь, милая Дина, я вас умоляю! Недаром же на вас згарда невесты. – он кивнул на украшение. – Это просто судьба!

Девушка прикоснулась к медному украшению… еще подумала… промокнула губы салфеткой и наконец кивнула.

– Ох! – новый знакомый не завопил «йахуу!», не запрыгал, пиная кулаками воздух от восторга, но почему-то казалось, что все это он проделал! – Вы не представляете… Идемте же скорее! – он подхватил Дину под руку и поволок к двери. Андрей только успел накинуть шубку ей на плечи. У брошенного стола официантка с большим бумажным пакетом в руках растерянно глядела им вслед.

«Действительно, самый популярный персонаж». – Андрей проводил взглядом очень даже славную, хоть и пухленькую невесту, дружески болтающую со Смертью в черном балахоне. Еще одна невеста прошествовала мимо на ходулях под неимоверно длинным прозрачным платьем – четверка клоунов тащила обшитый елочным «дождиком» шлейф. Он обернулся… и понял, что его спутники исчезли.

Ох, нет, вот они! Вдалеке, среди толпы блеснуло золото Дининых волос. С неожиданной для пожилого человека прытью Степан Петрович тащил ее по улице. Андрей тихо ругнулся, и пушечным ядром прошибая толпу, ринулся за ними. Вдогонку ему несся иногда смех, а иногда нелестные эпитеты. Наконец, прямо перед ним оказалась прямая, как у дореволюционного офицера, спина Степан Петровича, обтянутая дорогим пальто. Словно почувствовав его раздражение, Степан Петрович оглянулся, мазнул по Андрею рассеянным, слегка безумным взглядом и требовательно бросил:

– Не отставайте! – понесся дальше, едва не переходя на бег. Динины каблучки звонко стучали по булыжникам двухсотлетней мостовой. Вихрем они миновали пешеходную улицу, снова проскочили перекресток, свернули направо, налево, чуть не улетев под очередной переделанный под платформу грузовик, и выскочили на площадь с эстрадой и выстроившимися кольцом палатками участников. – Уже народ собирается, скорее! – Степан Петрович ледоколом врубился в толпу. Следом за ним и Диной Андрей нырнул под расшитое бусами полотнище шатра.

– Девочки, я нашел! Вот она, наша невеста! – завопил Степан Петрович, выталкивая Дину вперед.

Грустно сидящие у заваленного рулонами ткани, пучками перьев, россыпями бисера столиком средних лет женщина и молоденькая девушка вскочили, растерянно глядя то на него, то на Дину, то на Андрея – головы их поворачивались, как на шарнирах.

– Что вы стоите? Макияж! – Степан Петрович схватился за громадную коробку с косметикой, бросил, кинулся к стаканчику с расческами. – Прическа! Украшения!

– Так это… вместо Люськи? – пробормотала женщина и вдруг отмерла. – Степан Петрович, не трожьте аксессуары, мы потом не найдем ничего! И вообще, идите отсюда, у нас тут счет на минуты, а вы мешаете! Девушка, а вы сюда, ох, какие волосы, обалдеть, так, давайте по-быстрому… А вы, кыш, кыш! – она замахнулась на мужчин пучком ярких лент. Степан Петрович еще пытался что-то возражать, что-то бормотать, но его неумолимо гнали прочь. Андрей усмехнулся, глядя как торопливо стаскивают шубку, сапожки, а заодно и свитер с невозмутимой Дины, застывшей с привычной неподвижностью постоянной клиентки портных, и вышел следом.

– Вас как зовут? – из-за полога шатра слышался шорох тканей и неумолчное щебетание. – А вы откуда приехали? Корсет, какой корсет, ослепла, что ли: тут еще в талии на пять сантиметров убирать придется! Вы манекенщица, да? Нет? Странно, а держитесь будто привыкли… Хотя мышцы такие… спортсменка или в тренажерку ходите? Фехтование? Ого! Ручку чуть повыше, пожалуйста… А это ваш парень? Спиночку прогните чуть-чуть, прямо на вас ушьем… Классный парень, вы как с ним познакомились? – в шатре вдруг воцарилась тишина, похоже, всем был интересен ответ.

– Сперва он пытался меня убить, но потом мой брат решил отрубить мне голову, и Андрей взял меня на поруки. – прозвучал в тишине спокойный голос Дины.

Степан Петрович изумленно покосился на Андрея, за пологом тоже повисло ошеломленное молчание… которое прервал сперва один робкий смешок, потом второй… и вот уже оттуда неслось сплошное хихиканье – кажется, слегка истеричное.

– Получили мы с тобой? Называется: не лезь в чужую личную жизнь! – фыркнула женщина. – Мы, вон… и так влезли, ребята наверняка хотели вместе побыть… небось в первый раз без родителей куда поехали.

– Я немножко старше, чем выгляжу. – как всегда спокойно ответила Дина.

В ответ снова хихикнули – несколько принужденно.

– Что с волосами делать? – начала девушка.

– Ничего. – бросила Дина.

– Но эту фату можно только на высокую прическу…

– Ничего не будем делать с моими волосами. – в голосе Дины звучал непререкаемый приказ. И опять пауза… Андрей усмехнулся: бедные дамочки. Даже от него любой спор с золотоволосой царевной требовал немалых душевных сил, а уж эти сходу проиграли.

– Конечно же ничего, такие волосы надо не прятать, а показывать! – энергично вмешалась старшая. – Но что-то все равно нужно для ансамбля: заколку со снежинкой… или цветок… Оуу! – раздался восторженный вопль. – Смотрите, вот так будет идеально!

Динин ответ, если он и был, потонул в громком, до боли в ушах, пении труб. Андрей оглянулся… за всей суетой он и не заметил, как празднество началось! На эстраде толпились официального вида человечки, объясняющие всем и каждому как сильно повезло празднику Маланки и городу, что они, эти самые человечки, у города есть. Толпа их заверения откровенно игнорировала, пялясь исключительно на выстраивающиеся команды маланкарей.

– Я за экипажем! – Степан Петрович умчался, ловко лавируя в толпе.

Перекрывая еще пытающееся что-то говорить городское начальство грянула музыка – такая лихая, что казалось целый ковш радостного возбуждения опрокинули прямо в душу. Цепочка пастухов в лохматых безрукавках и высоких шапках и девушек в пестрых платках понеслась через площадь в бешенном хороводе, то и дело рассыпаясь на пары, выхватывая новых танцоров из зрителей и снова стягиваясь в пляшущую пеструю цепочку. Виляя сплетенными из лент хвостами коней, скакали ковбои и гусары, многочисленные невесты ехали на телегах, мотороллерах, ослах, их везли в строительных тачках, они швыряли в толпу букеты из лент, цветной проволоки и украшенные тесьмой и блестками веники. Толпа приветственно орала, хохотала, подпевала и притопывала.

– Коллектив дома культуры… художественный руководитель… – иногда пробивалось сквозь грохот музыки и очередная команда врывалась на площадь.

За спиной послышался перестук копыт, Андрей обернулся – к их шатру подъехала открытая коляска, запряженная белоснежными лошадками с золотыми гривами.

– Гривы не трогайте – еле успели их покрасить. – выскакивая из коляски, нервно бросил Степан Петрович и дернул полог шатра. – Как вы, девочки? Следующий наш выход… – и замолчал. Мгновение тишины сменил благоговейный вздох. Андрей сделал над собой усилие, чтоб не оттолкнуть Степана Петровича с дороги – ну можно так испытывать терпение? Внутри тоже решили, что нельзя. Преисполненные важности мастерицы вышли из шатра и встали у входа, а на порог шагнула сверкающая серебром и золотом тоненькая фигурка. Андрей молчал и смотрел на Дину.

– Ты… такая красивая… – наконец произнес он, почти ненавидя язык человеческий, за то, что в нем так мало слов, чтоб рассказать ей, какая она. И наконец выдавил единственное, что пришло в голову. – Ты… как Снегурочка. – и мысленно застонал, понимая, что чушь все это, не то, не то…

Степан Петрович и старшая из мастериц дружно хмыкнули, а вот Дина улыбнулась светло и ясно – по его лицу и так все было понятно: и как много он бы хотел сказать и какими нелепыми и неуклюжими ему кажутся слова. Андрей протянул руку, она оперлась на его ладонь кончиками пальцев, Степан Петрович распахнул дверцу коляски, и Дина впорхнула внутрь. Мастерица протянула ей расшитую жемчугом крохотную сумочку, дверца захлопнулась. Кучер в старинной ливрее и завитом парике с косицей щелкнул вожжами, коляска тронулась. Андрей шагнул следом… Степан Петрович подхватил его под руку.

– Пойдемте, тут есть места для групп поддержки. – вместе с мастерицами они принялись пробиваться к небольшому отгороженному навесу. Они успели вовремя. Только отзвучала очередная лихая мелодия, отплясали – с присвистом и топотом каблуков – развеселые маланкари. Над толпой повисла пауза. Люди шумели, смеялись, переговаривались, кто-то покупал горячий глинтвейн. Шум чуть стих… и вот-вот должен был разгореться заново: дескать, почему не продолжают, все кончилось, что ли? Именно в этот момент зазвучала нежная, похожая на дождевую капель старинная мелодия и в нее вплелся негромкий цокот копыт. Раз… раз-два-три… Девушки в белоснежных платьях и парни в пестрых гусарских доломанах влетали на площадь в стремительном скольжении венского вальса – и закружились как метель из снега и конфетти. А следом – открытая коляска, увитая настоящими, живыми цветами и лентами. Посреди этого бело-розово-сиреневого великолепия стояла девушка. Степан Петрович правду говорил о свадебных платьях из своего села – любой, хоть итальянский, хоть французский дизайнер отдал бы тут руку, что не нужна ему для шитья, лишь бы создать подобный шедевр. Пышную белую юбку, плотно, стежок к стежку, покрывала вышивка, рисунок которой повторял морозные узоры на окне. Сверху был накинут отделанный белым мехом по воротнику и рукавам серебристый жакетик, утянутый в талию – такую тоненькую, что казалось, ее можно обхватить двумя пальцами. И все это белоснежное великолепие разбивал плащ золотых волос, струящийся чуть не до самой земли и лишь едва прикрытый крохотной кокетливой шапочкой-снежинкой. Площадь дружно вдохнула… и так же дружно забыла выдохнуть.