– Не, ну ты чула! – завопила бабка, с силой швыряя ложку в крынку с домашней сметаной. – Як вин на мои вареники ругается!

– Да успокойся ты! – разозлилась Ирка. – Так вареники по-немецки называются.

– Ты звидки знаешь – якщо ты в ихнем немецком ни ухом, ни рылом? – мельком обронила бабка. И громогласно скомандовала: – Борща им налей! Авось для борща у них немецких имен нема!

– Ирочка, хлеб дай, пожалуйста, – попросила мама.

Ирка вскочила и вытащила из хлебницы батон. Вскрыла целлофановую обертку…

Мама неловко, словно впервые держала в руках кусок хлеба, разломила ломтик и понюхала корочку.

– Это что? – подняла мама глаза на Ирку.

– Хлеб, – растерянно ответила та.

– А почему он какой-то химией пахнет? – возмутилась мама. – Нет, Тео такое есть не может! Тео ест только хлеб от нашего булочника. А утром – свежайшие булочки! – Глаза у мамы мечтательно затуманились. – В пять утра булочник выставляет на окно блюдо с выпечкой и стоит такой запах, такой… Корицей, орехом, ванилью и свежим-свежим хлебом… А дети на велосипедах приезжают за покупками – утро чистенькое-чистенькое, колеса шуршат по вымытому тротуару, и только звоночки на велосипедах – дзинь-дзинь!

– Ну купи дытыне велосипед, маманя! – процедила бабка. – Нехай вона до твоей Германии за булками сгоняет!

– Ирэн не иметь велосипед? – спросил Тео, отрываясь от тарелки с борщом, который уписывал с явным удовольствием, иногда насмешливо косясь то на жену, то на ее мать. – Это не есть правильно – все дети в ее возраст иметь велосипед и многие взрослые тоже! Надо купить… У вас есть хороши спортивные магазины? – неожиданно закончил он.

– Вы купите мне велосипед? – обалдела Ирка. – Вот так прямо сразу? Спасибо, не надо, я обойдусь…

– Почему – не надо? – пожал плечами Тео. – Родители быть, чтоб давать радость ребенок. Родители приехать – должна быть радость.

– Мне и так радость, – покосившись на маму, пробормотала Ирка и уткнулась в свою тарелку.

– Ишь ты, в родители себя сразу записывает! Ты сперва велосипед купи, – одновременно пробурчала бабка, но голос ее звучал немного мягче.

– Ой! – Мама подпрыгнула на стуле. – Мы же привезли подарки! Ирочка, я совсем забыла, мы привезли тебе подарки! Пойдем скорее! Пусть Тео ест, а мы пойдем в твою комнату! – Она схватила Ирка за руку и потащила к лестнице.

Ирка слетела со стула и помчалась за ней. Наконец-то! Ей плевать на подарки, но сейчас они будут вместе, вдвоем. Она – с мамой. Мама – с ней.

– Помоги мне, Ирочка! – Подхватив здоровенную, туго набитую сумку, мама поволокла ее наверх, пересчитывая сумкой каждую ступеньку. Ирка вырвала сумку у нее из рук и легко закинула на плечо. – Какая ты сильная, Ириш, ты что, качаешься?

– Вроде того… – пробормотала Ирка, только сейчас понимая, что их разговор с мамой на самом деле будет… очень странным. Что она ответит, если мама, как все взрослые, спросит, как она учится? В школе – по-разному, зато отлично запоминает заклятья и рецепты зелий и даже собственные заговоры научилась составлять. А если поинтересуется, чем дочь занимается? Да ничем особенным, мамочка, восставших мертвяков гоняю, чертей мочу и змеям морды бью. А есть ли у тебя мальчик, Ирочка? Нет, мамочка, мальчика нет, зато есть дракончик. А еще точнее – дракон! Великий. Я вас как-нибудь познакомлю… Ирка представила себе маму… и Айта в истинном облике – со всем набором чешуи, клыков, когтей… Если она сразу не упадет в обморок, то будет так визжать…

Мама распахнула дверь в ее комнату… и завизжала.

Ирка прыгнула. Привычным, до автоматизма, движением отшвырнула маму в сторону, выводя ее из-под возможного удара. Пнула дверь и перекатом нырнула в комнату. Винтом от пола вскочила на ноги – со стальным щелчком на кончиках пальцев выметнулись длинные когти. Замерла посреди комнаты, хищно горбя спину и медленно поворачиваясь – в горле клокотал рык, а мгновенно выросшие клыки оттопыривали верхнюю губу.

Ну? Кто здесь? Кто посмел? Выходи! Черти? Змеи? Ведьмы? Духи?

В комнате не было никого. То есть совсем. Абсолютно.

Ирка остановилась. Постояла, недоуменно вертя головой – может, она недосмотрела? Или недопоняла?

Ни движения. Ни звука. Был кто и сбежал? Просочился сквозь стену – а что, бывало пару раз… Просачивались.

– Мам! – окликнула маму Ирка, возвращаясь к двери. – Так кто здесь был? Ты чего кричала-то? Мам! – Ирка выглянула в коридор. – Ма-маа!

В коридоре мамы не было.

– Мама! Мама, ты где?

Снизу послышался слабый стон.

– Мама! – Грохоча ступеньками, Ирка ссыпалась вниз по лестнице.

Обеими руками держась за голову, мама сидела на нижней ступеньке лестницы, а из кухни к ней уже мчались Тео и бабка.

– Мама, что случилось? Та що ж таке трапылося, пожар чи землетрус, чи шо? Was is passiert, meine Liebe?⁵

Мама подняла на Ирку затуманенные глаза и ломким голосом сказала:

– Она взорвалась!

– Кто? – в один голос выдохнули Ирка, и бабка, и Тео.

– Бомба на пороге твоей комнаты, – кривя губы в жалком подобии улыбки, пролепетала мама.

Ирка, бабка и Тео обалдело переглянулись.

– Бомба? На пороге? В спальне у девочки? – слабым голосом повторил по-немецки Тео и, вытащив из кармана трубку, выставил ее перед собой, как пистолет, словно собирался отстреливаться от неведомых террористов.

– Бомба, – слабо кивнула мама и тут же со стоном обхватила голову ладонями, поддерживая, точно до краев налитую чашу. – Я открыла дверь, а меня… меня… Вдруг как подбросит в воздух – почти до потолка! Перед глазами, как сверкнет – наверняка взрыв! Потом, как покатит вниз по лестнице – точно вам говорю, взрывной волной! Ну а что еще это могло быть?

– Отож… – задумчиво прокомментировала бабка и покосилась на Ирку.

Красная, как вареный рак, Ирка открыла рот… закрыла… открыла снова… и, наконец, выдохнула:

– Наверное… Наверное, это я, мама… – под конец ее голос упал почти до шепота… и тут же Ирка вскинулась, лихорадочно оправдываясь. – Я боялась, там что-то опасное, вот и отбросила тебя за спину – чтоб по тебе не попали… – туманно объяснила она.

Мама попыталась сосредоточить на Ирке по-прежнему расфокусированный взгляд:

– Ты что, спецназовец, детка?

– Я испугалась, мама! Ты так закричала! – и не удержавшись, добавила: – Чего было кричать, если в комнате все в порядке? Комната, как комната, самая обычная…

– Обычная? – не хуже чем только что, на пороге Иркиной комнаты, завопила мама и вскочила, будто и не сидела, обеими руками придерживая отваливающуюся голову. И прыгая через ступеньку, рванула вверх по лестнице. – Обычная? Вот это ты называешь обычная? – Даже не нажав ручку, мама всем телом ударилась в створку и влетела в комнату. – Вот это ты называешь обычной комнатой пятнадцатилетней девочки? – И обвиняющим жестом ткнула пальцем в Иркину кровать.

– Мне почти шестнадцать, – безнадежно пробормотала Ирка, потому что кровать и впрямь выглядела… скажем так, необычно. Рассеченная пополам, словно электропилой, она топорщилась разломами старого ДСП, и хлопья из распотрошенного матраса устилали пол.

– В шестнадцать лет у каждой девочки окно в комнате имеет вот такой вид? – возмутилась мама.

Ирка печально вздохнула. Какой может «иметь вид» то, чего в сущности и нет? Оконный проем зиял пустотой – только кое-где еще оставались обгорелые до черноты куски старой рамы. Вместо стекла дыру закрывала подушка, но морозный воздух со свистом врывался в щели, начисто выхолаживая комнату, так что выцветшие обои покрылись бледно-голубыми узорами инея. Подоконник тоже был разрублен пополам – до кирпичной кладки.

– А со шкафом что? Его как будто… я не знаю… кочергой тыкали? – растерянно глядя на зияющие в толстых досках сквозные дыры, всплеснула руками мама.

– Мечом, – буркнула Ирка.

– Каким еще мячом? – взвилась мама. – Ира, ты что, так шутишь?

– Да. Извини. Неудачно, – быстро ответила Ирка.

Ну что она могла объяснить? Что попавший под змеиное заклятье богатырь Федька гонялся за ней по комнате, рубя наточенным на непробиваемую драконью чешую клинком и кровать, и подоконник, и шкаф… Только окошко вынесла мчавшаяся Ирке на помощь спасательная команда.

– А это? Твоя одежда? – замирающим шепотом выдохнула мама, поднимая с пола посеченные лоскуты.

Ирка бездумно глядела на остатки своего гардероба. А ведь она только сейчас осознала размеры катастрофы – раньше просто времени не было. При обычных обстоятельствах она бы волком выла – все ее любовно подобранные брендовые шмотки, стоившие ей немалой части гонорара от бизнесмена Иващенко за спасшее его компанию заклятье, теперь превратились просто в жалкую кучку шелка, кожи и джинсы. Но сейчас Ирку это абсолютно не волновало. Она думала лишь об одном – как объяснить царящий в комнате разгром маме?

– Что тут произошло, Ира? Отвечай немедленно! – встряхивая ворохом посеченной одежды у Ирки перед носом, потребовала мама.

– Это… это… – Ирка растерялась. Ей просто ничего не приходило в голову! – Ветер! Да, сильный ветер, почти ураган… Выбил окно…

– И одежду порезал? – снова встряхивая Иркиными лохмотьями, закричала мама. – Шкаф проткнул? Кровать поломал? Ира! Не смей мне лгать! Что тут…

– Не, ну ты дывысь на нее! – влезая в комнату, возмущенно гаркнула бабка. – Четыре года шлялась, тилькы приехала, а вже з дытыны отчета спрашивает! Може, сама ей расскажешь, шо весь цей час робыла?

– Не смей вмешиваться, мама! Я разговариваю со своей дочерью!

– Много ты раньше помьятала, шо у тебя дочка есть! – гаркнула бабка… набрала полную грудь воздуха, кажется, собираясь разразиться очередной речью… поглядела на бледную Ирку… и шумно выдохнула. – Жилец у нас був… – выдавливая каждое слово с усилием, как остатки пасты из самого «хвоста» тюбика, процедила она. – З глузду зъихав, та порубав тут усе… Ось и маемо! – Взмахом руки она очертила разгромленную комнату. – З квартиры он теж вже зъихав… – торопливо добавила бабка.

– Вот! Вот! За девочкой гоняется маньяк, а ты… ты… – Мама указала на бабку пальцем. – Еще смеешь в чем-то обвинять меня! – По щекам ее покатились слезы, и она кинулась вон из комнаты – прямо в объятия мужа.

– Девочка живет в ужасных условиях… Нет комнаты… Нет одежды… Ничего нет! – по-немецки кричала она, всхлипывая и тычась лицом в отвороты мужниной домашней куртки, как недавно сама Ирка тыкалась в мамин халат. – А эта… эта… – поворачивая залитое слезами лицо к бабке и полосуя ее ненавидящим взглядом, выпалила мама. – Еще смеет меня обвинять!

Ирка быстро покосилась на бабку – хорошо, что та маму не понимает. Ирка и сама могла пройтись на бабкин счет – если слов хватало! Все знают, ее бабка – это что-то! Но сейчас ей стало неприятно. И… до слез жалко маму. Как отчаянно она чувствует себя виноватой перед Иркой, если вот так, изо всех сил ищет возможности избавиться от вины, уменьшить боль в душе, что даже на справедливость ее не хватает!

– Дорогая, успокойся! – вытирая катящиеся по щекам жены слезы, бормотал Тео.

– Ты не понимаешь! Она… всегда надо мной издевалась! Лишала меня всего, всего! А теперь то же самое делает с моей дочерью…

– Хватит, дорогая! – голос кругленького добродушного Тео неожиданно громыхнул металлом так, что Ирка невольно дернулась и поглядела на него изумленно. – Твоя мать делала для внучки, что могла… и как умела! И требовать от нее большего… – Тео повел круглым плечом. – А если девочке что-то нужно… Возьми кредитку и купи!

– Но… Дорогой… – Мама прижала руки к груди, и даже слезы у нее на глазах враз высохли. – Ты же всегда говорил, нам следует экономить… Избегать ненужных трат!

– Ненужные траты – это ненужные траты, а нужные траты – это нужные! – решительно жестикулируя трубкой, выпалил Тео. – Только не выбрасывай чеки, дорогая! Нам следует контролировать наш семейный бюджет! – Он решительно сунул трубку в рот и прикусил зубами чубук, точно хотел перегрызть его пополам.

Ирка почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Мама вернулась и… неужели этот кругленький забавный дядька станет для нее настоящим отцом – не занятый своими божественно-собачьими делами крылатый пес Симаргл, застрявший в каменном бублике своего алтаря, а настоящий, нормальный, живой, заботливый отец? Как у Таньки и Богдана? Чтоб ходил с ней в кино и встречал, если она возвращается поздно, и… Да ладно, пусть хоть просто футбол по телику смотрит – лишь бы замечал Ирку, лишь бы она не была для него пустым местом!

Ирка лежала на широком раскладном диване в гостиной – о том, чтоб спать в ее выстуженной комнате не могло быть и речи. На другой половине дивана пристроилась бабка и раздраженно щелкала пультом от телевизора, перебирая программы и не останавливаясь ни на одной. Из бабкиной комнаты слышалось хлопанье шкафов, скрип кроватной пружины и немецкая речь: плачущий голос мамы и успокаивающий Тео.

Ирка лежала на спине, разглядывая бродящие по потолку цветные блики, и думала. Больше всего она хотела нормальной жизни, нормальной семьи. С мамой и папой, и даже, ладно, с бабкой, если, конечно, она научится жить рядом с мамой без постоянных скандалов (тихая, нескандальная бабка – существо из области фантастики, но почему бы не помечтать?). У Ирки будут родители, как у всех. Немножко назойливые, немножко занудные, вечно сующие нос не в свое дело – просто потому, что им не все равно, где она, что с ней, все ли с ней в порядке… Не то, что бабке!

Но… Как от таких нормальных родителей скрыть ее манеру время от времени обрастать шерстью, клыками и крыльями, привычку летать на метле и прикапывать в саду тушки агрессивной нечисти? Могут быть нормальные родители у нее, хортицкой ведьмы, хозяйки наднепрянского чаклунства?

Она ни за что не откажется от мамы! И, если Тео захочет быть ее папой, от него не откажется тоже! Чего бы ей это не стоило!

– Подвинься, – плюхаясь на свою половину дивана, буркнула бабка. – Така худюща, а весь диван захапала, старой бабци и лягты нема куды! – И принялась кутаться в одеяло. – А подарунки так и не распакувалы. Нервы у нее, понимаешь. Таки нервные нервы, що и подарунки дытыне виддаты не можна! – из глубины одеяльного кокона пробубнила бабка.

– Мне ничего не нужно, – глядя в темноту, откликнулась Ирка. – Я… Меня все устраивает.

В темной комнате воцарилась тишина.

– Яринка… – вдруг очень тихо позвала бабка. – А може… – снова тишина… и, наконец, почти беззвучным выдохом: – Може, все ж таки выженем их геть? Хиба нам погано жилося без них, Яринка? Я прямо зараз пиду, та скажу, щоб чемоданы збыралы, та ехали обратно в свою Нимеччину!

Ирка резко села на диване – пружины заскрипели.

– Ты что – сама з глузду зъихала? – неприятным голосом спросила она. – Ты… Если ты не любишь маму, это не значит, что и я тоже… – голос у нее прервался. – Она моя мама, понятно? Я ее ждала! А ты… Ты всегда… Все она правильно про тебя говорит! Ты никого не любишь! Ни ее, ни меня… Тебе бы только скандалить – ты от этого кайф ловишь! Всем жизнь поломала! Видеть тебя не могу! – И резко повернувшись к стене, Ирка отодвинулась от бабки как можно дальше и натянула одеяло на плечи, словно стену выставила. Горячие, горькие и злые слезы текли у нее по щекам. Как бабка может? Как может…

– Ну що ж… Значит, нехай остаются, – раздался в темноте тихий вздох. – Тилькы не пожалеть бы нам про це… Не пожалеть бы…