Месяц спустя
Ирка выбралась из покрывающих склоны старой городской балки густых кустов и, пошатываясь, двинулась к дому. Голова у нее кружилась. Все это было… невероятно! Даже для нее – невероятно! Она только что сражалась со змеицей – со здоровенной разъяренной драконицей!
Огнекрылая Дъна, Верховная Хала, Повелительница Грозы, явилась в мир людей, и была битва великая меж ней да Иркой Хортицей, змееубийцей, наднепрянской ведьмой, дщерью бога Симаргла, и разразилась битва сия из-за самого Айтвараса Жалтиса Чанг Тун Ми Луна, Великого Дракона Вод, царевича-полоза, младшего сына повелительницы змеев Табити-Змееногой!
Короче, Ирка с Диной из-за парня подрались1.
Из-за Айта, наглой, гадской (в полном смысле этого слова!) морды. Ирка выиграла. Она выиграла уже в тот момент, когда Дина, золотоволосая красавица (если в человеческом облике), не помня ни чести драконьей, ни законов, установленных Матерью Табити, ринулась через границу между мирами – убивать проклятую человеческую ведьму! На которую совершенно по-хамски запал единственный мало-мальски подходящий жених-змей! И теперь помолвка между Айтварасом и Дъной, и без того бывшая делом сомнительным (чтоб там себе Дина не думала!), стала и вовсе нереальной! Вы пробовали когда-нибудь заставить дракона – жениться? Если он не хочет? Вот и не пробуйте – целее будете!
Уничтожить Ирку не вышло, хотя Дина честно старалась. В человеческом мире добропорядочную змеечку поджидает столько соблазнов – то развлечения, то шопинг, то другие парни, которые без ума от ее фигуры и золотых волос (ха, они еще не видели какой элегантный у нее хвост – совсем бы обалдели!). А потом сам Айт прорвался к месту битвы – через миры и расстояния, сметая границы и преграды… И чуть не откусил Дине голову (в полном смысле слова – он ведь в драконьем облике явился!).
Но Ирке было наплевать на Динину голову! Они с Айтом целовались! В смысле, Айт с Иркой, а не с Диной, конечно… На крыше торгового центра! Крышу снесло – напрочь! И у Айта, и у Ирки, ну и у торгового центра заодно. И теперь Ирка не знала… не понимала… не могла подумать… То есть думала она непрерывно, только роящееся у нее в мозгу безумие трудно было назвать мыслями – пылало бешеное солнце над крышей высотки, а между ней и таким близким небом плыло лицо Айта, его отчаянные, сумасшедшие глаза, и он наклонялся к Ирке…
Ирка подняла руку и медленно коснулась губ. Ей казалось, губы горят, ей казалось, она чувствует прикосновение Айта, видит, как небо рвется навстречу расправляющему крылья дракону и ей, ей, ей одной… рядом с ним.
Свисающий у Ирки с локтя кот негодующе мявкнул. Ирка снова подхватила его. На самом деле кот мог запросто шагать собственными лапами, но… Ирке нужен был кто-то рядом!
Она целовалась с парнем… Змеем… Драконом… Айтом!
Поселившееся на губах солнце перебралось на щеки, потом на шею… Ирке казалось, у нее горит все лицо.
– Что теперь Айт обо мне подумает? – растерянно глядя на кота, спросила Ирка.
Все знают, что надо быть гордой… и неприступной… не давать парням того… повода… А другие «все» говорят, что пока ты такая гордая и неприступная не даешь парням повода, они уматывают к другим девчонкам – и очень даже запросто!
– Черт знает что! – в сердцах сказала Ирка, хотя точно знала, что черт не знает; черти, они в человеческих чувствах на самом деле не очень ориентируются.
Да она Айту крылья повыдергивает, если он только посмеет разлететься к другой девчонке! И хвост! И… Он же обещал прийти к ней на день рождения! Еще почти два месяца ждать… Это должен быть самый лучший, самый классный день рождения, который можно только придумать! Что будет интересно змею-царевичу, успевшему повидать весь мир? Два мира… Ей нужно все спланировать, а до дня рождения осталось всего – ничего…
А вдруг он не придет? Вдруг он пошутил…
– Не-еет… – протянула Ирка, вспоминая лицо Айта. Какие тут шутки… Ну а вдруг у него просто не получится? – Да что ж я – два месяца буду себя изводить? – возмутилась Ирка. Надо немедленно переключиться, подумать о другом…
Например, о рассеянных по всему дому волосках из Дининой пышной шевелюры, после ее ухода обратно в мир змеев превратившихся в золото. Успели ли Богдан с Танькой собрать их прежде, чем бабка очухалась?
– Яринка! Ирочка, де ты? – донесся громкий и какой-то жалобный крик, и из переулка выскочила бабка.
Она остановилась перед Иркой, прижимая сухую ладонь к груди и глядя на внучку с непонятной растерянностью.
– Ой, Яринка, там у нас дома – таке сталося, таке!
«Все! – поняла Ирка. – Богдан с Танькой не успели. Ну и как теперь объяснять бабке, почему сток в ванной золотой проволокой забит?»
Но бабка ни слова не сказала про золото…
– Там, там… приехали! – глядя на Ирку с непонятным ужасом, выпалила она.
– Кто, бабушка? – устало переспросила та. Ясно, на их дом очередное нашествие. Кто на сей раз – мавки, русалки, богатыри, змеи… крокодилы?
Бабка вдруг протянула руку… и погладила Ирку по голове! Как маленькую!
– Так отож… – смущенно промямлила она. – Так вона ж… Мамка твоя приехала! – выпалила она. – З Германии! З новым папой! Немецким!
Ирка минутку подумала… и уронив слабо мявкнувшего кота, медленно села на покрытую снегом бровку тротуара.
– То есть как – приехала? – слабым голосом переспросила она.
– Та отак… – пробормотала бабка, подумала… и, отряхнув с бровки снег, с кряхтением уселась рядом с внучкой. – Прилетела…
Прилетела? На мгновение Ирка представила себе свою маму – на метле! Светловолосая красавица, мчащаяся сквозь снег и ночь из Германии – прямо в их родной город! К дочери… К ней!
– Три часа назад самолет приземлился, – словно почуяв Иркины мысли, сообщила бабка. – Каже, таможню долго проходили… На такси з аэропорту прикатили, не знаю, як той таксист по нашим буеракам-от проихав…
Три часа назад… она стояла над поверженной Диной, глядела на Айта и не чувствовала, не знала, что мама уже здесь, всего в часе езды от нее! А еще ведьмой себя называет…
Кот едва слышно мявкнул и сунул лобастую голову Ирке под руку. Но ладонь девчонки лежала неподвижно, точно она и не чувствовала щекочущих треугольных ушей.
– Мужик ейный новый у нас на кухне засел – кофий он там пьет, немчура поганая! – тоном настолько гневным, словно засевший на ее кухне немец занимался там расстрелом партизан, выдала бабка. – А мамка твоя в ванной залегла, моется она, бачь! Треба меньше пачкаться! А я куртку надела та й тишком-нишком – тэбэ шукаты! Предупредить… А то ты до дому – а воны там!
Ирка молча кивнула…
– Ще красивше стала мамка твоя, – тихо сказала бабка. – Такая вся… як з журналу, – и по голосу было слышно, что маминой журнальной «красивости» бабка категорически не одобряет.
– Мама всегда была красавицей, – механически ответила Ирка. – А ты с ней, конечно, уже успела поругаться!
– Та хиба ж я з людями ругаюсь? – простодушно изумилась бабка. – Я просто вказую им на их недостатки!
Ирка даже на миг отвлеклась от прибившей ее новости. Это что бабка – шутит? Да еще над собой? Но бабкина физиономия была сокрушительно серьезной.
– Сижу тут з тобою, почитай шо на голой земле – зовсим здурила на старости лет! – осуждающе качая головой, пробормотала она и поднялась. – Юбку на заду всю замочила… – Она отряхнула юбку и шагнула в сторону, обернулась к Ирке. – Я им не стала казаты, де ты зараз, сбрехала, начебто ты в школе, так що можешь не поспишаты – колы хочешь, тоди и приходь. – Придерживая наброшенную на плечи куртку, она торопливо потрусила обратно, в сторону дома.
«Вообще-то, бабка тоже должна думать, что я в школе», – в смятении подумала Ирка и тут же выкинула эту проблему из головы – плевать, как бабка догадалась, что она прогуливает (и считать ли прогулом битву со змеями?). Мама приехала! Мама тут, в двух шагах, только войти в дверь дома и… Ей не хотелось идти домой! Она… боялась! Она, Ирка Хортица, наднепрянская ведьма, боялась так, как не боялась ни в схватках с чертями, ни в сражениях со змеями…
Она уже привыкла, что… мамы нет. Что мама не думает о ней, что ей все равно… Обида стала частью ее жизни, такой же привычной, как утреннее умывание. А теперь оказалось – обижаться не на что! Пусть ее долго не было, но ведь мама приехала!
На Ирку словно плита рухнула – она наконец осознала! Мама и вправду приехала! Мама – дома!
Ирка вскочила и со всех ног рванула к дому. Кот снова мявкнул ей вслед, потом совершенно по-человечески вздохнул, покачал головой и посеменил за Иркой, пятная снег фигурными следами лапок.
Едва не снеся калитку, Ирка влетела во двор…
Бабка торчала поперек садовой дорожки, уперев руки в бока и отрезая любую возможность подойти к двери дома. Физиономия у нее была угрожающая и одновременно какая-то азартная – Ирка вдруг подумала, что так, наверное, мог бы выглядеть капитан пиратского брига, идущий в почти безнадежный бой с королевским фрегатом. При виде внучки она расплылась в фальшиво-бодрой улыбке и голосом пронзительным, таким, что ее, наверное, на другом конце балки слышали, и приторно-сладким, как засахарившееся варенье, возопила:
– Яринка, дивчинка моя люба! Що, вже со школы повернулася? Ах ты труженица моя, отличница!
Ирка споткнулась и едва не ткнулась носом в бетон дорожки. Нет, она не спорит, у нее, конечно, вагон всяких достоинств (одни клыки с крыльями чего стоят!), но «отличница» и «труженица», да еще от бабки…
– А у нас радость, Яринка! – кричала бабка с таким энтузиазмом, что каждому было понятно – таки радость. Большая-пребольшая… Вот-вот лопнет… – Ты знаешь, кто к нам вернулся?
– Знаю… – растерянно кивнула Ирка. Что за театр – бабка ж сама только что ей рассказала…
– Та як ты можешь знать, якщо я сама тильки минуту назад дизналася? – отмахнулась бабка. – Пойдем, покажу! – И решительно ухватив Ирку за руку, поволокла к пристройке, где еще утром жила золотоволосая змеица Дина.
– Зачем… Куда? – пытаясь вырваться, бормотала Ирка, но бабка держала крепко.
Она что, поселила маму в пристройку? Она совсем с ума сошла? Прожившие у них больше недели богатыри, конечно, привели пристройку в порядок, но все равно, тут не людям жить, а разве что скотину держать…
С заговорщицкой улыбкой на лице – дескать, сюрприз! – бабка распахнула дверь и умильно просюсюкала:
– Вот она, красавица моя! Сама пришла!
Посреди пристройки стояла коза. Их собственная старая коза, некогда (до сделанного богатырями ремонта) удравшая из этой самой пристройки! Всклокоченная, неухоженная, исхудавшая, со свалявшейся шерстью, но несомненно их, их собственная коза с длинными острыми рогами и склочным, как у бабки, характером!
– Бомжевала десь, люба моя! – глядя на козу материнским взором, вздохнула бабка. – Але ж повернулась, сама! Ах ты умница! Треба ей травички дать, хлебушка, водички принести! Это приберем… – Она мазнула взглядом по старому дивану, на котором еще недавно спала Дина. – Пойдем, Яринка, допоможешь! Радость яка, коза повернулась!
И с упорством муравья, тянущего гусеницу, поволокла Ирку из пристройки. Ирка уперлась подошвами ботинок в бетон дорожки, вырвала руку из бабкиной хватки и остановилась.
– А… мама? – тихо спросила она, шаря вокруг ищущим взглядом, словно надеясь увидеть сквозь стены дома, есть ли там кто внутри.
– Ах, ця коза? – нарочито равнодушным тоном подхватила бабка. – Ця коза теж вернулася! Козла з собою привезла! – нарочито повышая голос, чтоб ее как следует слышали через открытые форточки дома, сообщила бабка. – Немецкого! Наши бараны ее не устраивали!
Кажется, на кухне кто-то поперхнулся и громко закашлялся.
Ирка безнадежно поглядела на бабку. Ну вот теперь она знала, что за спектакль здесь разыгрывается. Называется: «А мы не ждали вас, а вы приперлися!» Дескать, вы там сидели в своей Германии, вот и сидели бы дальше, никто вам тут не рад, никто и не хотел вовсе, чтоб вы приезжали, нам и без вас было очень неплохо!
– Неправда! – бросила Ирка, гневно глядя на бабку, словно все, что пронеслось у Ирки в голове, было вовсе не ее мыслями, а бабкиными словами. – Я хотела, чтоб она приехала! Всегда хотела! Мама! Мама! – закричала Ирка и, проваливаясь в наметенные вдоль дорожки сугробы, обогнула бабку и кинулась в дом. – Мама! – Ирка ворвалась в коридор.
– Ботинки зними, оглашенная, никуды твоя мамаша не денется! – заорала ей вслед бабка.
Плевать! Нашла время…
– Мама!..
Она проскочила мимо распахнутой кухонной двери – кто-то, явно напуганный ее криками, вскочил с диванчика, послышался звон разбитого стекла, что-то с тарахтением покатилось по полу…
Плевать!
– Мама! – Ирка подскочила к двери ванной, замерла… Бабка сказала, мама моется с дороги, услышит ли она Иркин крик, и что теперь, подрыгивать перед запертой дверью, будто тебе очень надо…
Створка распахнулась, едва не съездив Ирку по носу, и она влетела в протянутые ей навстречу руки, самые родные, самые любимые руки на свете, и, облегченно всхлипнув, зарылась лицом в мамин махровый халат и затихла, жадно, взахлеб, вдыхая мамин запах – забытый, совсем забытый, незнакомый: чистоты, фруктового геля для душа, крема и еще чего-то… А потом ее волос коснулись – робко, невесомо, словно спрашивая разрешения… Ирка только крепче прижалась щекой к отвороту маминого халата… и ладонь уже уверенно опустилась на ее голову и погладила, и взъерошила черные густые волосы, и мамин прерывающийся голос воскликнул:
– Ирочка! Иринка! – А потом Ирку крепко-крепко обняли за плечи, и прижали, и стиснули, и прижали еще, и покачали из стороны в сторону, и мамин нос ткнулся ей в макушку, а потом мамины ладони с силой обхватили Иркину голову, и горячие губы коснулись ее лба, а слезы одна за другой закапали на щеки, волосы…
– Meine Liebe! Du bist eine wunderbare Mutter!2
– Danke, Lieber! Du warst immer so lieb zu mir!3 – прочувствованно ответила мама.
Кто?.. Что?.. О чем они… Ирка отстранилась – медленно-медленно, словно преодолевая сопротивление, словно она приросла всем телом к маминому купальному халату, и теперь при каждом движении связывающие их нити лопались, отзываясь жгучей болью в животе и груди… Она не обернулась – ей плевать было, что там за мужик и чего он бормочет! Она запрокинула голову и смотрела на маму, только на маму!
Мама была… Мама стала еще красивее, чем раньше, еще красивее, чем Ирка ее помнила! У нее больше не было длинных волос – тщательно выстриженные локоны ложились вокруг головы сверкающей светло-золотистой шапочкой, будто с ними только что закончил работать лучший парикмахер. Кожа дышала свежестью, как у совсем молодых девушек, а глаза были умело подкрашены – неброско и выразительно – точно мама не из ванной вышла, а как минимум собиралась на бал! И даже роскошный пушистый купальный халат сидел на ней, как бальное платье!
– Ты такая… такая… – не сводя с мамы глаз, выдохнула Ирка.
– Какая? – мама рассмеялась.
Этот смех Ирка помнила – задорный, уверенный, будто в мире никогда и ни за что не может произойти ничего плохого, ну разве что где-то там, далеко-далеко, но не здесь! Не с мамой! Здесь все и всегда будет хорошо, и весело, и радостно, и легко, как в старых американских комедиях!
О проекте
О подписке