– Однако ж. Какие темпы… Учитесь! За пол дня раструбят всему миру. Сгустят краски, наведут мраку и ужасу. С упоением взвалят все на нас, придумают какую-нибудь вину. И ее повесят. Заставили их умы клокотать.

– Пока что говорить о какой-либо угрозе со стороны Зеро нельзя, – немножко упрямо выговорил короткостриженый подчиненный, – Агенты не выходят на связь —да. Но считать их мертвыми тоже неразумно.

– Конечно, конечно… – Марат саркастически хмыкнул, взял огрызок карандаша, придвинул к себе листок. Морщинистая, худосочная рука начала выводить непонятные рисунки.

Мужчина помолчал. Проследил за творчеством начальника, потом спросил:

– С вашего позволения…

– Да, да… Свободен. Скажи Шарлотте, чтобы она… Хотя нет. Сам приготовь отчет для всех других членов Администрации.

– Он готов. Ждет вашего заверения. Пришлю немедленно, – собеседник Марата поклонился и направился к выходу. Не получив никакой реакции от начальника, бесшумно вышел.

Марат не видел что именно он рисует. Звериное предчувствие, выработанное десятилетиями жизни в революционном подполье, потом в политических интригах, потом в борьбе за удержание власти, – говорило ему: это не конец, дорогуша. Буквально сейчас начнутся остальные события. Не менее важные и не более приятные.

Минуты не прошло. За громадными, массивными дверьми его нового, с позволения сказать, кабинета, послышались переговоры.

Двери порывисто раскрылись. Короткостриженный, черноволосый Гаспар перебегал глазами по листку в руке.

– Господин консул, можно…

– Можно, ага. Неужели что-то случилось?

      Гаспар дочитал донесение, полностью не заметил сарказма в голосе начальника, аккуратно сложил листок.

– Сегодня в семь часов тридцать семь минут по общепринятому времени, – четко сказал давний консульский помощник. – В лечебнице Аллхилл, находящейся в нейтральных водах архипелага Эйсав, объект «В» вышел из комы и пришел в сознание.

Гаспар сказал это на одном дыхании и без эмоций.

Консул отреагировал странно. Он все так же продолжал рисовать свою околесицу. Одна слабенькая улыбка коснулась его рябого и земленистого лица.

– Ну… понеслась, – слабо проговорил Марат.

***

10 год Новой Федерации

Один из островов Ланиакеи

За 18 дней до встречи на земле Судей

Длинный, тощий доктор в немного помятом, но аккуратном белом халате поводил по глазам фонариком, ловким движением убрал его в нагрудный карман. Аккуратно коснулся твердыми пальцами твоей головы. Что-то пощупал за ушами, нажал на гланды… Ты вспомнил про гланды? Откуда? Неважно… Снял с шеи стетофонендоскоп, – а это откуда тебе известно?! – одной рукой приложил к сердцу холодную мембрану, на другой, одернув рукав с тыльной стороны кисти, заметил время. Передвинул правее. Пониже. Немного левее. Снова повыше.

– Ну-с, – он повесил обратно на шею свой инструментарий, сунул руки в карманы, присел на край твоей кровати. – Дела не так уж и плохи, гм?

Его старенькие, маленькие очечки представлялись еще более узенькими и нелепыми на таком длинном и сухом лице. Практически лысая голова была седой, хотя на вид он был не очень-то и стар.

– Должен сказать, дорогой мой, вы нас порядком напугали. То лежите себе спокойненько, то, в кои-то веки очнувшись, начинаете себе кровь пускать. Нехорошо, как думаете?

Молчишь. И правильно. Тебе сейчас сказать нечего, да и говорить незачем. Слушай.

– Мы и обрадоваться не успели вашему новому состоянию, как вы, видимо, по старой привычке, всеми силами его пытаетесь ухудшить. Взбудоражили всех, – врач указал на невысокую светловолосую девушку. Она копошилась рядом с твоими приборами и с иглами в руке.

Ты коротко осмотрел ее. Лицо мясистое, толстый нос, плотное сложение. Какое-то слишком плотное и крепкое…

– Так, вижу, речь мою понимаете, верно?

Киваешь.

– Слышите хорошо, эхом не отдаюсь?

Отрицательно качаешь головой.

– В глазах не двоится, головокружения нет? – продолжал вкрадчиво расспрашивать доктор.

Продолжаешь водить ею из стороны в сторону.

– Ощущаете себя и ощущаете ясно?

Опять медленно киваешь.

– Пока что говорить, конечно, с полной уверенностью рано, однако, думаю, выразить скромную надежду можно: вы, дорогой мой, в общем и целом, в порядке. Учитывая каким мы вас получили десять лет назад… Черт возьми, да мы можно сказать чудо совершили. Эх, жаль, что никто об этом не узнает.

Врач тебе подмигнул, ухмыльнулся, похлопал по ноге – она отдалась неожиданной болью в колене. Ты сморщился. Он заметил. Девушка тоже.

– Угу, правая, – кивнул врач. – Да. У Вас в колене стоит протез. Новейший, последнее слово техники. Мы ногу, можно сказать по костям собирали. Но об этом давайте позже. Пока что отдыхайте, набирайтесь сил, обязательно, повторяю, обязательно хорошо питайтесь! – лицо твоего лекаря в очках приобрело некоторую суровость, но весьма легкую. – Я к вам вечерком зайду непременно. У вас, понятное дело, куча вопросов. Сейчас отвечать на них, пожалуй, не стоит. Но мы обязательно поговорим.

Девушка закончила с приборами. Они опять запикали, в этот раз – на порядок тише.

– По… – ты опять закашлялся, – подождите.

Да, так и есть. Ты выражаешься на другом языке. Хватило слова, чтобы это осознать. От осознания этого даже голова закружилась, ты зажмурился, в ушах загудело, торопливо собрался, взял себя в руки. Так… Но, с другой стороны, ты понимаешь врача. Значит язык твоих мыслей не единственный, коим ты владеешь.

Голова странно заработала, сама реальность немного исказилась, треснула от чудно́го понимания: в тебе несколько языков… Как подобрать нужный?

Врач на твои слова отреагировал с интересом.

– Любопытненько, – произнес он на том же языке, что и ты. Это было очевидно. Язык твоей речи и мыслей был намного сложнее и мелодичнее, в нем чувствовалась красота и сила, идущие рядом. – Вспомнили именно сорминорский. Но до этого понимали мою речь?

Киваешь.

– Угу, вполне ожидаемо. Не совсем типично, однако в рамках допустимого. Если честно, я предполагал, что вы заговорите именно на сорминорском.

– Скажите, где я? Кто вы? И кто я?

Врач с сестрой коротко переглянулись. Тебе это не понравилось. Почему? Чутье подсказало: такое обычно происходит тогда, когда не хотят что-то говорить.

Лысый мужчина снял свои маленькие очки, потер глаза, снова их надел.

– Ладно, держать вас в полном неведении тоже не слишком корректно, не так ли? – снова его эта ухмылка. – Вы находитесь в лечебнице Аллхилл. Название что-нибудь говорит?

Даже не пытаешься вспомнить, снова отрицательно качаешь головой. В мозгах царит пустота, какое уж тут название больницы, – имени своего не знаешь.

– Тогда о нашем заведении пока рассказывать не буду. Что до нас, то меня зовут профессор Паэльс. Лука Паэльс. Это моя ассистентка Лиза.

Не проронившая ни слова девушка – или женщина, хрен поймешь, – медленно поклонилась.

– Десять лет вы провели в этих стенах. А я и Лиза, вместе с нашими коллегами, занимались восстановлением вашего здоровья. Если уж быть максимально откровенным, то спасением вашей жизни.

– Что со мной случилось? – ты и профессор все так же говорите на этом красивом языке.

– А вот это давайте обсудим попозже, – мягко сказал доктор Паэльс. – Если излагать, как вы сюда попали, то придется объяснять очень и очень много, а сейчас, как я говорил, вам нужен отдых. Сам факт того, что вы после подобной комы так быстро можете разговаривать – чудо.

– Пожалуйста. Прошу.

Эти слова ты не сразу нашел в своей голове.

– Скажите, хотя бы коротко, – я кто? Как меня зовут?

Человек в белом халате посмотрел на тебя очень внимательно.

– Давайте я скажу, как вы сюда попали. Остальное – на потом, идет? – слова он говорит на том первом, примитивном языке. Звучит ужасно.

Спорить смысла нет. Сил тоже. Киваешь.

– Вы принимали непосредственное участие в последней войне… – начал профессор с тяжелым вздохом. – Какой именно войне – отдельная история. Возникнет необходимость – расскажу. Да вы и сами все узнаете рано или поздно. Так сказать, вы крутились в самой гуще. По информации очевидцев, вступили в… Как там… Э-м… В «достойную песен схватку с рейханом». М-да, журналисты… Сюда вы попали уже в состоянии комы, с сотней инородных тел в организме, переломом большинства костей, которые только есть в человеке. Любой другой сто раз умер бы, но вы… Вы, – доктор скрутил губы, чмокнул ими, глаза его устремились куда-то в сторону, он явно подбирал слова. – Вы… Вы крепче, скажем так.

Можно было и не спрашивать. Ничего не понятно. Давай соображай и соображай скорее! Что имеешь на данный момент: видимо, ты солдат. Какой страны? Неясно. И неважно. Война. Кого с кем? Неизвестно.

– Кто победил? – задаешь вопрос несознательно, будто что-то моложавое взыграло в душе. Что-то закостенелое, закоренелое в тебе заставило это спросить, что-то нутряное. Животное.

Врач издал резкий и нервный смешок. Отвернулся к окну.

– Все проиграли. Как в любой войне, – произнес Лука Паэльс. – Но если конкретно, то победили те, кто сейчас у власти.

Медсестра подошла к нему и что-то тихо прошептала ему на ухо. Он покивал головой.

– Да, да, Лиза. Вы правы. Да. Все. Пока на этом закончим, идет? – это уже адресовано тебе. – Все хорошо в свое время. И сейчас определенно неподходящий момент для разных историй, как думаете?

Ты думаешь, что он сейчас чего-то боится, вот что ты думаешь. Но утвердительно киваешь на его вопрос

– Чудно. Тогда мы больше не будем вас утомлять. Отдыхайте, ни о чем не переживайте, а лучше всего – поспите. Побеседуем с вами вечером.

С этими словами седоватый доктор и крепкая сестра вышли из палаты.

Ты остался один. Смотришь в потолок. Думаешь.

***

Марат и Гаспар шли по длинному светлому коридору с необычайно огромными окнами, многие из которых не имели стекол. Несмотря на кажущееся богатое убранство здания, всюду чернели трещины и следы разрушений. Поджарый Гаспар немного отставал от своего тощего, тщедушного начальника, часто и нервно перебирающего несоразмерными ножками, искалеченными к тому же сильной хромотой.

– А я вам говорил! – сиплый голос пронесся эхом и вылетел в окна. – Я вас предупреждал, когда его уносили!

– Господин консул, вы же сами помните, он был кровавой кашей…

– Ожила ваша каша, олухи! Слышишь?! Ожи!… – всегда хриплый, надтреснутый голос консула, сорвался и он закашлялся.

Гаспар этим сразу воспользовался и торопливо произнес:

– Умри он, тем более при странных обстоятельствах, появилось бы слишком много вопросов, Мало того, он тогда спас целый город от уничтожения. Стал чем-то вроде героя, – короткостриженый мужчина на секунду умолк, обдумывая следующие слова, после чего добавил. – Общественность нам бы не простила.

– Помилуй, Гаспар! – обсыпанное рытвинами от оспин, серо-желтое лицо консула скривилось. – Хотел бы я видеть, как эта пресловутая общественность учинила бы суд над нашими деяниями… И зачем ей защищать кого-то? Общественность, Гаспар, это лишь толпа. Толпой была, ею остается и ею пребудет. А толпе решительно все равно повесят кого или расстреляют. И ей, толпе, решительно все равно в каких количествах это произойдет… Ой, уж нам ли этого не помнить! Побурчали б годик-два, ну устроили бы следствие, но на том бы и заглохло. У смерти маршалов армии Республики тоже есть срок давности. И потом: ты же видел его тогда? Будь он обычным, нормальным, сука, человеком, подох бы давным-давно, с-с-собака. Так нет же, эта тварь еще и сражаться могла!

У Марата заиграли желваки, щеки задергались от ненавистных тиков.

– Мы десять лет за ним следили…

– Ага, так же, как и за Зеро, – мрачно усмехнулся консул.

Загорелый Гаспар, шедший сзади, проглотил нагоняй и продолжил.

– Врачи кое-как собрали его по костям, а потом смогли его ввергнуть в контролируемую кому. И все, больше сподвижек не случалось. Ни одной за десять лет. С каждым годом «В» становилось хуже, по прогнозам ему оставалось месяц или два. Максимум полгода.

– Гаспар, тот, кому остается полгода, обычно в себя не приходит! – выхрипел консул, достал желтенькую бумажку и прочел. – И о нем не доносят, что… м-м-мнэ… «пациент находился в неожиданно стабильном состоянии, жизни ничего не угрожает».

– Я к этому и веду, Марат, – на полтона тише и на пол-октавы ниже пробасил Гаспар.

Они остановились. Консул обернулся к подчиненному. Кругом не раздавалось ни звука, ожидаемый на такой высоте ветер по каким-то причинам не гулял в проходах, не создавал сквозняков.

– Слушаю.

– Никак не смогу подтвердить фактами, но мне почему-то кажется… Если вкратце, то уверен: Зеро и «В» чем-то или как-то связаны. Хотите, считайте мое чувство интуицией.

В словах мужчины с мощной шеей и короткой, жесткой стрижкой проскользнуло смущение.

Марат оценивающе осмотрел его. Чуть улыбнулся. Как всегда, лицо консула от улыбки стало только уродливее. Он медленно полез в пальто, достал зеркально-серебряную коробочку. Похлопал себя по карманам в поисках огня.

Гаспар невидимым движением с готовностью чиркнул спичкой и засмолил начальнику папиросу.

Постояли в молчании. Коридор или нечто вроде, в котором они находились, был всего лишь небольшим связующим звеном от одной обитаемой колонны к другой этого необъятного строения. Потолки уходили далеко ввысь, закругляясь под конец в форму изнанки яичной скорлупы. Некогда и сверху красовались рисунки, орнаменты и фрески. Но что-то отвалилось, что-то потрескалось до неузнаваемости, некоторые места выцвели.

– Если честно, я ожидал, что «В» очнется сразу после новостей о Зеро. Или одновременно. Назовем это интуицией, да. Готовься в ближайшие дни получать много совпадений, да необъяснимых звонков интуиции – спокойно и как-то будто сквозь потаенную боль проговорил Марат, выпуская терпкий дым прямо в лицо Гаспара. Подчиненный не курил, но от дыма не подавал никакого вида недовольства. Привык. Не шелохнулся и от прикосновений.

– Мне идейка пришла. И не одна, – продолжил консул. – Раз уж все сорвалось с катушек, нужно действовать нестандартно. А для нестандартных действий нам нужны такие же неординарные люди.

Гаспар молчал.

– И в кои-то веки нам придутся к месту бандюги, всю жизнь проведшие в борьбе с Республикой.

– Вы хотите обратиться к оставшимся джиханам?

Марат щелчком выкинул окурок в окно. Казалось невероятным, но промахнулся, попал в раму. Окурок, вытряхивая искры, упал на грязный пол.

– Не только к ним. А что касается «В»… Надеюсь, хотя бы об этом не прочухали?

– Не прочухали, – эхом отозвался Гаспар.

– Славно. С ним вопрос надо закрыть. Не спеша. Но оперативно. В этот раз – наверняка.

Марат подошел к окурку, поднял и сделал вид, что внимательно изучает его.

– Про то, о чем я говорил ранее… Вы не думаете, что Зеро не допустит подобного? – в голосе Гаспара не было тревоги, скорее присутствовала хорошая, деловая озабоченность.

– А вот мы как раз и проверим.

Со второй попытки Марат попал в окно.