2 мая 2020 года. Бахавалнагар, Пенджаб

Алессандро Вита дышал ровно, стараясь не волноваться. Шёл первый час ночи, вертолёт с их отрядом летел над равниной, приближаясь к городу. В салоне было душно и пахло потом. Комбинезон удобно облегал тело и охлаждал, но шлем Алессандро пока держал в руках, и лицо парилось. Короткая густая борода вымокла, капли пота стекали из-под волос по вискам и по шее, но Алессандро терпел и не шевелился.

Остальные нервничали меньше, чем он. Для него это только второе настоящее боевое задание, где сопротивление не только возможно, но ожидаемо. В принципе, оно ожидаемо всегда (из этой предпосылки исходит командование), но в некоторых операциях перестрелка – это нарушение первоначального, «чистого» плана. А в этой операции, повторял про себя Алессандро, стрелять можно сразу на поражение. Значит, всё серьёзно. Очень серьёзно. Им разрешили стрелять, потому что лучше убить подонка, за которым идёт охота, чем дать ему ускользнуть. Выходит, этот подонок – важный террорист. Важный настолько, что нас не интересует информация, которую он может выдать под пытками, нас интересует только его голова.

Думая «нас», Алессандро имел в виду, конечно же, командование; но годы учёбы и тренировок не прошли даром. И командование, и простые солдаты, и бойцы элитных штурмовых спецподразделений, как он сам, – все были для Алессандро «мы», все были на стороне добра. А те, на кого через несколько минут он будет смотреть через тактический прицел, – зло, недостойное жить. Алессандро было двадцать семь лет, и он посмеивался, когда слышал, что таким, как он, «промыли мозги», «превратили в безвольные машины для убийства». Ведь это был его выбор, осознанный гражданский выбор, и никто не заставлял его надевать тёмно-синюю форму отряда спецназначения войск Европейского союза. Кто-то же должен это делать, чтобы трусливые тыловики-«правозащитники» могли и дальше чесать языком.

Один из спецназовцев напротив Алессандро сидел, откинув голову назад и закрыв глаза. К его ушам из нагрудного кармана тянулись два проводка. Указательным пальцем он отстукивал ритм по макушке шлема. Другой – тоже новичок, как и Алессандро – проверял экипировку. В задней части вертолёта болтали.

– Эй, Громила, – крикнул сосед Алессандро. – Что за дерьмо у тебя там играет?

– Моцарт, – отозвался тот, не открывая глаз.

– Кто?..

– Моцарт!

– Моцарт – дерьмо! – сказал первый. – Гендель лучше!

– Пошёл в жопу!

– Что скажешь, Сандро? – Он толкнул Алессандро плечом.

– Моцарт, – ответил Алессандро.

– Что?..

– Моцарт, я говорю!

Громила показал любителю Генделя средний палец:

– Отсоси у Вольфганга Амадея, сука.

– Как это ты постоянно делаешь?

– Три минуты! – крикнул командир, поднимаясь с места. – Готовность!

Алессандро вздохнул и надел шлем. Тускло освещённый салон вертолёта засиял в зелёном спектре, появились условные обозначения и крестик прицела. В ухе зазвучал механический голос: «Проверка канала. Канал номер 1, канал номер 2, канал номер 3. Все каналы функционируют нормально, канал номер 3 по умолчанию. До начала операции две минуты».

Остальные не спешили: Громила, например, сперва вытащил наушники и засунул в карман, проверил бронежилет, обойму в автомате, подсумки, пистолет и нож на бёдрах и только после этого водрузил на голову тёмно-синий шлем. Он нажал несколько кнопок на боковой панели шлема, регулируя визор. Алессандро последовал его примеру и тоже проверил своё оружие.

 Сейчас начнётся, подумал он, чем скорее, тем лучше. Сердцебиение участилось, но Алессандро знал: как только они покинут вертолёт, он перестанет об этом думать. Адреналин уже бурлил в крови, и Алессандро знал, что он готов. Интересно, подумал он, каково будет вот так сидеть в вертолёте перед операций спустя много лет, если меня не убьют, буду ли я переживать каждый раз или есть какая-то черта, переступив которую я забуду о волнении?..

– Минута, ребята! – крикнул командир, и его слова продублировались в ушах каждого спецназовца. – Трахнем их!

– Сами трахнемся! – ответил ему кто-то, и раздался смех. Они поднялись со своих мест, зная, что вертолёт уже пролетел над рекой и пошёл на снижение. Алессандро поднял автомат, считывая обратный отсчёт с визора. Когда он в первый раз надел шлем, его безумно раздражал этот интерфейс, мешающий сосредоточиться, но теперь он привык и без него на тренировках чувствовал себя как без рук. «Ещё один недостаток системы, – подумал Алессандро, – воины слишком привыкают к технологиям».

Дверь вертолёта открылась, оттуда на спецназовцев дохнуло жаром. Высокая трава прижималась от ветра, который поднимали вертолёты, – Алессандро видел впереди ещё один вертолёт, уже достигший земли, и один сбоку, шедший с ними вровень. Они садились на пустыре перед городом, впереди был жилой квартал с двух– и трёхэтажными зданиями: в некоторых окнах горел свет, большинство домов были обнесены высокими заборами. Визор отметил путь отряда Алессандро: они должны двинуться на юг, прикрывая правый фланг высадившейся группировки. Затем им предстоит пересечь дорогу, пройти насквозь пять домов, соединиться на городском перекрёстке с отрядом «А», вместе развернуться и двинуться на север, к отряду «C». Они должны сыграть роль гончих в охоте, окружить район, где скрывается их цель.

Самое интересное, думал Алессандро, что нет чёткого распределения на выгонщиков и охотников – захватить или убить цель мог любой отряд, которому повезёт. «Мы не знаем, в какую сторону рванёт эта сука, поэтому, наудачу, она может попасться и нам».

Вертолёт опустился достаточно низко, таймер на визоре закончил отсчёт, и бойцы спрыгнули на землю. Подошвы приняли на себя удар приземления, и Алессандро легко устоял на ногах. Визор перестроился на ночной режим, и Алессандро увидел отряд «C», уже приземлившийся и направлявшийся на северо-восток. Отряд «А» высаживался слева от них. Алессандро посмотрел в тёмное небо и на фоне нескольких ярких звёзд заметил движение. Беспилотники – им не сказали, что они участвуют в операции, но так надёжнее. Стоит цели высунуться на открытую местность, её сразу засекут. Спецназу, подумал он, стоит сконцентрироваться на закрытых пространствах. Для тех, за кем они охотились, это означало смерть.

Выдвинулись. Короткими перебежками – по пустырю к дороге и домам за ней. Несколько деревьев перед дорогой затрудняли обзор, но визор уверял, что в окнах нет снайперов и путь чист. Алессандро поймал себя на мысли, что звук его шагов – самый громкий из всего, что он слышит. Гул вертолётов был мягким и сливался с шумами природы. Новая разработка оправдывает вложенные деньги, думал Алессандро, вместе со стелс-технологией эти вертолёты теперь почти невозможно обнаружить, их даже не слышно.

– Мы появляемся в ночи, словно призраки обрушиваемся на их головы, – пробормотал он, облизывая пересохшие губы. Их отряд добрался до деревьев и ждал замыкающих. Командир жестами разделил их на две группы: визор сообщал, что в доме напротив два человека; перед глазами отпечатались их тепловые силуэты. Один на первом этаже и один на втором. Первая группа должна обойти этот дом и двинуться в следующий, вторая – проникнуть внутрь и осмотреть его.

Алессандро отправился с первой группой. Они пересекли дорогу и прошли вдоль высокого забора. Алессандро прикрывал – он присел на одно колено, пока ребята перемещались за его спиной, и осмотрел близлежащие дома. Визор показывал тепловой след практически в каждом, но все тела, которые он видел, находились в горизонтальном положении.

Вдруг он услышал выстрелы. С северо-востока. Два одиночных выстрела, затем очередь. Тишина. Ещё очередь и одиночный выстрел. Где-то залаяли собаки. С северо-востока, значит, в бой вступил отряд «A». Алессандро встал и двинулся за своей группой. Ведущий показал на калитку в заборе у дома – они обступили её. Громила ударил ногой, она с грохотом распахнулась. Внутрь тут же вбежало несколько бойцов. Проходя мимо Громилы, Алессандро шепнул:

– Вольфганг Амадей тобой доволен!

– Ах ты сука! – хохотнул Громила.

Они вбежали во двор. Алессандро бросился к двери, которая оказалась открыта, несколько ребят уже были внутри. В доме – трое, и, судя по крикам, среди них точно есть женщина. Алессандро услышал ещё несколько выстрелов с северо-востока и одиночный выстрел в доме. Он оставил Громилу снаружи, а сам обошёл дом и, убедившись, что нет других выходов, взял на мушку вторую калитку, ведущую в следующий дворик.

– Я завалил фрика с автоматом, – прозвучало на частоте его отряда. – Тут ещё два ребёнка и всё.

– Женщины нет? – спросил Алессандро.

– Два подростка, – ответил тот.

– У нас тут тоже фрик с автоматом, но он сдался, – сказал ведущий второй группы. – Движемся к вам.

– Добро, – вклинился голос командира. – Сколько объектов в третьем?

– Один, – отозвался Алессандро. – Но там дальше что-то непонятное, какая то куча…

– Куча дерьма, что ли?

– Не знаю, – ответил Алессандро. – Это в подвале третьего.

– Иди проверь.

– Тогда захожу в третий.

– Первая группа, с ним.

– Иду прямо за тобой, – откликнулся Громила.

– Пошли! – Алессандро дождался Громилы и подошёл к калитке. Они сломали её и вошли во внутренний дворик. На северо-востоке продолжалась стрельба. В домах, расположенных вдоль маршрута отряда Алессандро, начали зажигаться огни. «У каждого из них может быть оружие, каждый из них может высунуться из окна и бросить в нас гранату, – повторял про себя Алессандро, – но в принципе это нам на руку. Чем бо́льшая поднимется шумиха, тем больше вероятность, что эта крыса, за которой идёт охота, психанёт и кинется куда-то сломя голову. А сети расставлены всюду».

Дверь в дом была заперта, но замок был слабый, и Алессандро вышиб её ногой. Зная, что на первом этаже никого нет, он сразу бросился к лестнице в подвал, пока Громила вёл отряд по лестнице наверх. Сверху раздались выстрелы: какой-то фрик успел схватиться за оружие. Истошно закричала женщина. Алессандро хорошо знал этот звук – он почти всегда сопровождал их операции в Пакистане: истошный вопль женщины и детский плач. Кричали не всегда от испуга, иногда кричали от ярости. А ярость – стадия, которую неизбежно проходит женщина в парандже, с поясом шахида бросаясь на врага. Сам Алессандро ни разу не видел ребёнка-подрывника, но знал, что и такое случалось. На брифингах им повторяли, что лучше выстрелить в голову маленькой бегущей на тебя фигурке и потом всю жизнь сожалеть об убийстве ребёнка, чем проявить слабость и потом собирать обгорелые части тела своего напарника.

Алессандро спустился по узким ступенькам: на потолке мерцала одинокая лампочка, так что визор вышел из ночного режима. Алессандро увидел просторный тёплый подвал, в дальний угол которого забились три ребёнка и несколько женщин. Они были закутаны в тёмные одежды, и Алессандро не сразу понял, сколько их. Сверху из протекавшей трубы капала вода, набираясь в лужу у другого угла – там стоял грубо сколоченный деревянный стол, на нём валялись грязные бинты, стояли кастрюля с водой, электрическая плита и ржавый чайник. Женщины смотрели на Алессандро, и он, не спуская с них дула автомата, внимательно оглядел комнату.

Бомб или оружия он не увидел, разве что… Женщины забивались в угол, но не кричали. Они зажимали рты детям, у которых были широко раскрытые, испуганные глаза.

– Поднимите платки! – сказал Алессандро по-английски. Нужно убедиться, что все они – действительно женщины. Нужно увидеть их лица. – Поднимите платки! Медленно! – повторил он на панджаби.

Он держал указательный палец на спусковом крючке и потихоньку выжимал свободный ход. Женщины пытались исполнить его указание – одна из них оторвала руку ото рта своего ребёнка, и тот завопил. Женщин было четыре, одна из них лежала прямо на полу, растопырив ноги. У неё на лице не было повязки, его искажала гримаса, она злобно смотрела на Алессандро, но молчала, стиснув зубы. Одна из женщин ударила кричащего ребёнка, и крик перешёл в плач, остальные дети молчали, женщины подняли платки.

Алессандро увидел утомлённые и некрасивые перепачканные лица. Они покорно смотрели на него. Вдруг у женщины, которая лежала на полу, вырвался стон, она затряслась, Алессандро перевёл на неё автомат и пригляделся. Она рожала. Это не гора одежды валялась на ней, это выпячивался её живот. Она еле сдерживалась, её тело дрожало, и одна из женщин крепко сжимала её руку. Роженица продолжала стонать. Женщины молчали, а Алессандро стоял, нацелив на них автомат.

– Что у тебя там за куча дерьма? – раздался в ухе голос командира.

– Трое детей и четыре женщины, одна из них рожает, – отозвался Алессандро.

Роженица вскрикнула, другая резко взглянула на неё и прижалась к стене. Роженица откинула голову назад и открыла рот, другая зажимала ей рот, и из-под её ладони стекала слюна. Ткань на растопыренных коленях роженицы натянулась, задралась, и в полутьме подвала этого перекошенного грязного дома, где дрожащий свет одинокой лампочки отражался в лужице, собравшейся между ног роженицы, Алессандро показалось, что он увидел склизкую и окровавленную головку ребёнка. Роженица тужилась, напрягшись всем телом, зубами кусая ладонь, сдерживая крики. Дети непонимающе смотрели и жались к матерям.

– Никакого дерьма там нет?

– Нет… – Алессандро запнулся. – Нет.

– Бросай тогда своих шлюх и бегом к группе! Что ты там завис?!

– Иду! – сказал Алессандро.

– Беги! – командир вдруг хохотнул. – Рожающих не видел? Не дай бог ещё увидишь!

– Бегу! – повторил за ним Алессандро. Он отступил назад к лестнице, не сводя прицела с женщин. Он боялся повернуться к ним спиной. Ещё несколько секунд простоял, направив на них автомат. Услышал слабый сладковатый запах, пробившийся сквозь пыль и вонь. Схватки у роженицы продолжались, но все женщины внимательно смотрели на него. Алессандро резко развернулся и взбежал по лестнице.

Визор вернулся в ночной режим, и на тактической карте Алессандро увидел, как далеко продвинулся его отряд, пока он в ступоре смотрел на ребёнка, появляющегося из расширенного влагалища той неопрятной и некрасивой женщины в подвале. Он вспомнил, зачем он здесь: идёт охота, и подонок, из-за которого погибали невинные люди, мерзкий террорист, который прикрывается такими вот несчастными женщинами, обвешивает маленьких и рождённых в таких помойках детей бомбами, отправляет их на смерть, – этот подонок ещё жив, но ненадолго, и Алессандро готов поклясться, что тварь уже чувствует приближение своего конца. Гончие несутся по его следу, и они не остановятся, пока не разорвут эту мразь на части, пока не оторвут ему голову и не поднесут хозяевам на блюдце. Очень скоро на их визорах появится красная отметка – первоочередная цель, и как только её местонахождение будет определено, шансов на спасение не останется. Это случится, так или иначе, но пока красной отметки на визоре нет, нужно бежать, как приказал командир, взять след по запаху страха, учуять слабость, рвануть туда, обнажив клыки…

Алессандро вернулся к выполнению задания, на время забыв про роженицу; но как только они добрались до подонка и, сперва прострелив ему колени, по приказу командования довершили дело очередью в голову, размозжив череп и аккуратно собрав в санитарный мешочек осколки, как только погрузились обратно в вертолёты и полетели обратно на базу, как только Громила включил в наушниках Вольфганга Амадея Моцарта и откинулся на стенку, закрыв глаза и отдавшись «Реквиему» (он всегда слушал его после, но никогда – до операции), Алессандро вспомнил женщину и её ребёнка.