– Ну что, пан рыцарь, хороша ли была трапеза? – послышался насмешливый голос.

– Хороша, добрый хозяин. Только жаль, не вижу твоего лица, не сумею как следует отблагодарить за оказанную милость, – не растерявшись и изготовившись к любому продолжению, спокойно ответил Мечислав.

– Что ж, если ты доволен, неплохо было бы и уплатить за еду и ночлег, тогда и тёплая постель для тебя сыщется, – на этих словах в противоположной стене отворилась незамеченная в полумраке дверца. Что-то звякнуло, Мечислав увидел шута в изрядно вылинявшем одеянии и шапке с бубенцами. – Что скажешь?

– И сколько ж тебе полагается за постой? – невольно улыбнувшись, поинтересовался рыцарь.

– Десять серебряников, – ухмыльнулся комедиант. – Надеюсь, для ясновельможного пана это сущие пустяки.

– Если бы они у меня были, с радостью, а так, придётся провести ночь под открытым небом. Благодарствую за обед.

– Ты съел поросёнка, выпил пиво, твой конь жуёт в сарае сено, а как платить – в кусты? – изобразив на изборождённом морщинами лице искреннее удивление, продолжил торговаться паяц.

– Высоко ты ценишь маленького худосочного поросёнка, – ощутив, как в спину уткнулось что-то холодное, и будто не заметив этого, парировал гость. Замер, удивленный вовсе не издевательством обирающего путников шута, но предательством шкатулки, которой он столь бездумно поверялся долгие дни пути. И ведь кому поверил – Удо, немецкому выродку, приносящему одни несчастья, богомерзкому колдуну. Знамо, и князь оказался подвластен чарам безухого карлы. От мысли этой Мечислав содрогнулся и приготовился.

Серебрянников у него не осталось, а коли так жизнь свою он задешево не продаст. Рука под плащом, снять который он так и не успел, потянулась к мечу. Мечислав медленно вдохнул. Тут, ослепив присутствующих, а в комнате находились ещё трое дюжих молодцов, ярко полыхнул очаг. За спиной чертыхнулись, острие меча дернулось, мгновением позже воткнувшись в щель меж пластин.

В тот же миг Мечислав ощутил в ладони нечто тяжелое, затем увидел там кожаный кошель под завязку набитый денарами. Проморгался, не веря глазам. Выходит, волшебный ларец и на такие штуки способен, а он понапрасну клеветал в мыслях на Удо и князя. Не раздумывая, он бросил кошель на стол. Шут, хитро прищурившись, высыпал на ладонь новёхонькие серебряники, пересчитал, радостно проблеял:

– Благодарствую, – и принялся столь потешно кланяться, что Мечислав не смог сдержать улыбку.

– Ну, полно тебе, Груша, кобениться, – выступил из-за спины гостя широкоплечий бородач, одетый в потрепанную годами и походами бригантину, чьи пластины испещряли невыпрямленные вмятины, а юбка была изодрана в лохмотья ударом топора или двуручного меча. В жилистой руке он сжимал тяжелый моргенштерн. – Мир тебе, рыцарь. Я Бочар, хозяин здешней границы.

Мечислав сдержанно кивнул.

– На Грушу не серчай, он у нас любитель стращать заплутавших путников. Когда князь Мазовецкий забавы ради приказал порезать его на ремни, немного тронулся умом, а так добрейший малый, – примирительно проговорил хозяин. – Да и мы люди не лихие, за щедрость твою возблагодарим сторицей. Лех!

Холодная сталь упиравшегося в спину клинка отступила, показался обладатель сего имени – высоченный детина, стриженный под горшок, а за ним невысокий рыцарь с тяжёлым взглядом из-под кустистых бровей, девиз на его щите гласил: «Не убоюсь я зла». Мечислав невольно усмехнулся: какого зла бояться, если сам ты зло, отринувшее клятвы и обеты. Что может быть позорнее для рыцаря, чем поборами зарабатывать на хлеб.

– Мария, собери на стол! – крикнул в пустоту седобородый. – Надеюсь, щедрый гость не погнушается разделить с нами скромную трапезу.

– Благодарю, добрый хозяин, – кивнул Мечислав, садясь на лавку. Остальные обитатели дома, попрятав оружие, расселись вокруг стола.

В комнате появилась круглолицая женщина в кружевном чепце и стала носить горшки да миски с различной снедью. Присутствующие принялись жевать, поглядывая на Мечислава, которому уж кусок в горло не лез.

– Ты не сердись на нас, гостюшка, – наливая ему чарку вина, приветливо сказал шляхтич. – Хоть побалакаем немного. Одинокие путники в наших краях появляются редко, вот я и решил к тебе приглядеться, а заодно расспросить, куда путь держишь.

– Что-то больно невежливо расспросил, – не удержался от насмешливого тона Мечислав и тут же замкнул рот на замок.

– Мы тут люди простые, без панских загогулин, но, ежели высокородному рыцарю претит делить с нами стол… – он замолчал, хмуро поглядев на гостя.

Мечислав, не дожидаясь продолжения, сам поднял чарку и произнёс:

– Мир этому дому.

Присутствующие заулыбались, бородач, как и положено хозяину, выпил первым, затем одобрительно хмыкнул и повторил вопрос о цели его путешествия. Мечислав сказал, что идет в Безымянный замок по приказу своего сюзерена.

– Видно, твой князь решил от тебя избавиться. И чем ты ему так насолил? – не переставая жевать, прокомментировал шут высоким писклявым голосом. – Уж сколько народу в Безымянный замок хаживало, будто он мёдом намазан, только назад никто не воротился.

– Что ж, погибну в замке, если на то будет воля всеблагого, – произнёс Мечислав с ноткой решимости в голосе, пытаясь хоть этим отгородиться от утративших всякую честь людей.

Груша скорчил умильную рожицу. Сидящие за столом сотоварищи понимающе переглянулись.

– Эка важность, ты до него сначала дойди, – проговорил шляхтич, бухнув кулаком по колену.

– А кто мне помешает? – пожал плечами гость.

– Да мало кто, – Бочар многозначительно понизил голос. – Буза вон тоже в замок шел, не дошел, полумёртвым на шляхе нашли, – кивая в сторону не боящегося зла рыцаря, продолжил он. – Теперь с нами жительствует, а куда ему деваться, господин ко двору не допустит, не помирать же. Смертельное задание дал тебе твой князь. Под стенами замка дружины ложились, и не подумай, что от рук человеческих, там черный колдун обитает со своей призрачной ордой, а против неё ни один христианский меч устоять не может. И всё равно идут, точно агнцы на приношение. Так что ты подумай до утра, может, останешься, для спорых рук и здесь работёнка сыщется. Сам понимаешь, мы тут не духом святым пробавляемся, дело верное, а главное, постоянное. В этих местах я уж лет десять живу. Была у меня прежде дружина, да вот что осталось. Ты бы нам сгодился.

– Я слово дал и нарушать его не намерен, – ответствовал Мечислав. – Хоть сам дьявол во плоти пусть там живёт, я тоже не лыком шит. – Он потеребил рукоять меча и невольно схватился за шкатулку.

– Как знаешь, я тебя предупредил, – разочарованно кивнул шляхтич. – Но ты все равно подумай. Нынче не те времена, чтобы жить данными обетами. – Мечислава перекосило от богомерзких слов, впрочем, бородач не придал выражению лица гостя ни малейшего значения. – Ты смел и силен, я вижу, а скоро пройдет караван с янтарем, там дружина неплохая, но и оброк предстоит взять немалый.

– В твоём юном возрасте всё словами да обетами меряется, – перебирая бубенцы шутовской шапки, вставил Груша, – а в нашем хочется дожить до следующего утра, да чтоб рядом кто-то был – словом перемолвиться.

– Ну вот, опять завёл своё словоблудие, – недовольно хмыкнул Лех.

– А ты, отрок, поживи сперва с моё, а потом с речами выступай. Не все словом меряется, гость нежданный, не за все сил найдется ответ держать.

Буза смерил шута тяжёлым взглядом, под которым тот скукожился и замолк. Мечислав вдруг понял, что если он останется за столом ещё минуту, так сидя и уснёт. Глаза слипались, тело налилось свинцовой тяжестью. Заметив это, Бочар кликнул Марию. Та поманила гостя из дома и провела через тёмный двор с недавно разрытой под оголившейся грушей выгребной ямой. Пройдя мимо неё, женщина дошла до деревянного сарая, открыла щеколду и кивнула, пропуская рыцаря вперёд. Мечислав увидел топчан, накрытый высокой периной и обессиленный внезапной истомой, позабыв про сапоги, повалился на ложе, только суму со шкатулкой под голову подложить успел. Уснул мгновенно. Сон был тяжёлым, будто в чане со смолой потонул, задыхаешься и выбраться охота, да невмочь.

Потом, будто сквозь туман, послышались тихие голоса. Рыцарь попытался открыть глаза – не вышло. Почувствовал, как его переворачивают на спину:

– Готов, пан рыцарь, – проговорили над ухом. – Суму под периной спрятал, там его главное богатство, я ещё за столом приметил как он её к себе прижимал. Жаль парня, совсем зелёный ещё, хоть и хорохорится.

Это Груша, его голос.

– Буза его не больно задушит. Всё одно помирать. Здесь хоть закопаем, как доброго христианина, а на шляхе волки сгрызут. Захотел бы остаться, никто бы его не тронул, а так хоть нам какая выгода.

Ага, вот и Бочар, и в нем лихой человек прорезался. Мечислав сделал неимоверное усилие, но тело осталось недвижимым, даже палец не шевельнулся. Опоили, значит.

– Кончай его! – сухой, точно пожухшая листва, голос Бочара. Послышался тугой шорох растягиваемой в руках веревки.

Богородица, спаси и сохрани!

За этим последовало мгновение тишины. После об пол ухнуло нечто тяжёлое, послышались испуганные крики. Мечиславу удалось наконец разлепить пудовые веки. А в комнате творилось невероятное: по воздуху летали огненные шары размером с куриное яйцо. Несколько таких гоняли Бузу вокруг топчана, другие упали в гущу сгрудившихся на полу, верещащих от боли и ужаса тел, подожгли хозяйскую бороду. Огни множились, облепляли разбойников пекучим ковром. Буза с диким воем вынесся наружу. Шутовской наряд вспыхнул. Сам паяц, повизгивая и дёргаясь, корчился на полу. Что стало с Лехом Мечислав не видел.

Послышался звонкий заливистый смех.

– А теперь убирайтесь вон! – приказал молодой девичий голос. – Не то в могилку, что для гостя вырыли, всех рядком уложу. Добрые люди…

Шут подхватился, столкнулся с главарём в узком проёме, из-за чего оба долго не могли просунуться наружу, вызывая у невидимой девицы новые приступы издевательского хохота. Со всего маху в них врезался и Лех с чернеющей на рубахе дырой. В спины замешкавшимся лиходеям ударили огненные шарики. С истошными воплями троица вынеслась прочь.

Сердце Мечислава зашлось, когда над ним склонилось прекрасное девичье лицо. Длинные золотые локоны, голову венчал венок из крупных ромашек. Зашлось ещё раз, когда он понял, что видит сквозь белые струящиеся одежды спасительницы стену вместе с дверным косяком.

– Ну, здравствуй, рыцарь. Я Агница, – кивнула девушка-призрак. – Терпеть не могу живодёрства.