Глава 7

Ночное сидение на деревьях все же дало о себе знать – Гвен заболела. Целую неделю она боролась за жизнь в полном одиночестве. Остин приходил иногда, чтобы принести поесть и забрать предыдущую несъеденную порцию. Раз в день мужчина даже удосуживался спросить о состоянии своей жены. Все это время готовила и убирала в доме нанятая Уайлдбергами женщина. Остин же продолжал жить так, как и жил до этого.

Большую часть дня он проводил за столом, с глубокомысленным видом покусывая кончик пера. Обязанности по посещению комнаты жены вызывали у Остина отвращение. Ему, как и любому эгоистичному и избалованному ребенку, больше нравилось, когда ухаживают за ним. А вид больных людей не вдохновлял, портил настроение.

– Ну что, как ты тут? – проведывая жену в очередной раз, спросил Остин.

– Лучше, – слабым голосом произнесла Гвен.

– Когда сможешь вернуться к своим обязанностям?

– Не знаю.

Остин пробурчал себе под нос несколько неразборчивых ругательств и вышел. Гвен с грустью посмотрела ему вслед. За неделю борьбы с лихорадкой и высокой температурой, Гвен превратилась в обтянутый кожей скелет. Сил едва хватало на то, чтобы дотянуться до стакана воды на столе. Гвен была опустошена, она не могла даже плакать, хотя напряжение последних дней стремилось вылиться наружу.

Три дня Гвен ела, пила и спала, набираясь сил. Как только у нее их набралось достаточно, она тут же оделась и вышла из дома.

– О! Гвен! Давно тебя не видно, – сказала соседка, копающаяся у себя в саду. – Мы уже думали все, что не оклемаешься. Ты ж такая худющая. А теперь так вон, смотреть жалко. Больные голодные собаки, и те лучше выглядят.

Гвен, обычно выступавшая в словесные перепалки с соседкой, сегодня улыбнулась, закрыла глаза и глубоко втянула носом свежий осенний воздух. Солнце уже не пекло, но все еще прогревало тело. Листья шелестели в лесу. Гвен стояла несколько минут не двигаясь, просто вбирала в себя звуки и запахи природы. Она была так рада оказаться за пределами опостылевшей комнаты, что даже едкие слова соседки не могли испортить прекрасного расположения духа.

– И вам доброго утра. Не правда ли, сегодня удивительная погода?

– И что же в ней удивительного?

– Хорошо… – пожав плечами, сказала Гвен. – Какие новости?

– Много новостей, да только, где правда, а где ложь, – никто не разберет.

– Что случилось?

– Случилось такое, дорогуша, что посреди двора даже в солнечный день не обсуждают. Хочешь узнать – иди у кого другого спрашивай. А нечисть поминать – на себя беду кликать.

Гвен в недоумении посмотрела на соседку, сплюнувшую на землю и уходящую теперь в дом. Такого Гвен еще не видела никогда. Соседка любила поболтать, с удовольствием перемывая косточки всем жителям деревни, суя свой нос в каждый дом и сарай. Девушка никак не могла решить, продолжать ли выяснять новости или нет.

– Дорогуша, ты тут? – появился на пороге двора Остин. – Я бы хотела отметить сегодня твое возвращение к жизни. Так что, будь добра, сходи в таверну за вином и еще… Куда ты там еще ходишь? У нас нет продуктов. И ужина, естественно, тоже.

Гвен про себя обругала своего мужа всеми доступными ей словами. Готовить «праздничный ужин» ей не хотелось. С другой стороны, благодаря ему она могла, не вызывая подозрений, надолго уйти из дома.

– Хорошо, – ответила Гвен и пошла собираться.

Сначала девушка отправилась в дом мистера и миссис Джонс. Мистер Джонс являлся лучшим охотником деревни. Увидев в дверях заплаканную и облаченную в траурный наряд миссис Джонс, Гвен поняла, что пропустила немало событий из жизни деревни.

– Здравствуйте, миссис Джонс. Я не вовремя?

– Нет, что ты, Гвен, проходи. Я так рада видеть тебя здоровой. Мы все очень переживали за тебя.

– Я прошу прощения. Мне кажется, я так много всего пропустила, а Остин, он… мало интересуется новостями.

– Я сейчас все тебе расскажу.

Маленькая жилистая женщина пожилого возраста с черной косынкой и в черном платье из хлопка взяла Гвен под руку и повела в гостиную. Присев на небольшой потертый, но чистый диван, женщина тяжело вздохнула и начала свой рассказ.

– Понимаешь, Гвен, ты тут не так уж давно… Это место, оно… проклято. Периодически, здесь случаются странные вещи, будто пробуждается темная сила этого места, и вся нечисть собирается здесь. В этот период на нашу деревню сваливаются все возможные напасти. Это быстро проходит, но забирает с собой немало душ. Именно поэтому все очень переживали за тебя.

– Я просто болела…

– Это ты так думаешь, дорогая. Нам долго удавалось пережить эти темные времена, но не в этот раз… Мистера Джонса все же забрали проклятые черти.

– Я соболезную. Мне очень жаль. Что случилось?

– Ох, даже не знаю, что сказать. Произошло это вот как: я спала и вдруг услышала шум. Не просыпаясь, попыталась толкнуть под бок мужа, но кровать была пуста. Это было подозрительно, поэтому, я тут же вскочила с кровати и начала осматриваться. Мужа нигде не было, вокруг темно, а сверху – шум. Я сначала не придала значения тому, что шум раздавался именно сверху, а потом, меня как током ударило! Сверху-то только крыша, понимаешь? Я, как есть, в одной ночной рубашке, выбежала из дома. Смотрю, а там муж мой по крыше ходит. И, знаешь… Жутко стало. А он ходит, кулаками машет, ругает кого-то, а слов никак не разобрать. Я сразу закричала, соседей звать принялась, чтобы снять его с крыши помогли, но не успели. Прибежали мы, а он…

Женщина заплакала так неожиданно и надрывно, что Гвен даже испугалась в первые секунды, но, взяв себя в руки, обняла плачущую женщину. Успокоив миссис Джонс и посидев с ней немного, Гвен отправилась в бар, а потом – в лавку. Покупать мясо в лавке было чрезвычайно невыгодно. Цены на все были неоправданно высоки, так что приходили туда местные только в случае крайней необходимости, а в остальное время обходились натуральным обменом.

– Гвен! Нечасто твою персону увидишь в нашем баре, – прокричал радостно лысый толстячок за стойкой. – Чего тебе налить? Ром? Или водички?

Гвен рассмеялась.

– Барни, ты же знаешь, я не любительница выпить.

– Тогда твой приход вдвойне подозрителен, – шутливо прищурившись, сказал Барни, хозяин бара.

– Я здесь за бутылкой вина. Остин хочет устроить «праздничный ужин» в честь моего выздоровления.

– И тебе, конечно же, нужно приготовить его самой.

– Конечно же.

– Эх-эх. Ну ты хоть поболтаешь со мной? Кстати, да. Как ты? Мы всей деревней беспокоились. Опять настали темные времена.

– Я нормально, спасибо. А что за «темные времена»?

– Это такие времена, – понизив голос и загадочно посмотрев на Гвен, сказал Барни, – когда зло пожирает всех, живущих здесь. Причем, пожирает изнутри. За неделю вон сколько всего произошло… Мистер Джонс упал с крыши. Мистера Вилсона нашли мертвым в его доме, он судорожно вцепился в простынь, пришлось ее разрезать – не смогли разжать пальцы. А на лице его застыл ужас. Две женщины сошли с ума. Одну искали весь день, нашли только под вечер. Она сидела в сарае с ножом в руке и раскачивалась из стороны в сторону. Другая – бегала по улице в шкуре медведя и кричала, что все мы обречены и все умрем.

– Какой кошмар…

– Да. А Крейн… Знаешь семью Вудсов?

– Знаю. У них чудесные детишки. С ними что-то случилось?

– Случилось. Вся семья просто исчезла, представляешь?

– Может, они просто уехали?

– Дорогу размыло, кто ж сейчас уедет? Но не это самое главное. У них был накрыт стол, понимаешь? Люди не оставляют полные тарелки супа перед тем, как сбежать.

– Бедные дети… – дрожащим голосом произнесла Гвен, и в глазах ее появились слезы.

– Вот так вот. И это происходит у нас уже далеко не в первый раз.

– Ты хочешь сказать, такое происходило раньше?

– Да. И не раз. Все время надеюсь, что и в этот раз повезет. И, как видишь, действительно везет, раз я еще жив и в своем уме, – с улыбкой ответил Барни.

– Я с тобой совсем заболталась, – улыбнувшись в ответ, сказала Гвен. – А ты мне еще и ужасы какие-то рассказываешь. Давай вино, мне еще за мясом идти.

– Можешь не ходить, – поставив бутылку красного вина на стойку, сказал хозяин бара. – Мяса нет. Дикое мясо покинуло наши края. Так что придется вам довольствоваться грибочками, да корешками. Или просить мяса у тех, кто держит скот и домашнюю птицу.

– Спасибо, Барни, – выложив деньги на стол, сказала Гвен. – Пока!

– Был рад тебя видеть, Гвен. Пока. Береги себя.

Барни помахал рукой, Гвен махнула в ответ и вышла из бара.

В лавку она все же зашла, на всякий случай, чтобы убедиться в правдивости слов хозяина бара. Мяса не было. Животные ушли, птицы разлетелись. Продавец пообещал скорую поставку, как только дорога приобретет человеческий вид и по ней можно будет проехать, не завязнув. Гвен навестила нескольких соседей, державших скот и птицу, но все они отказали, сославшись на тяжелые времена.

Думая обо всем этом, Гвен запаниковала. Страх сковал ее разум и тело. Пришлось остановиться, закрыть глаза и глубоко вдохнуть. Обычно, это помогало прогнать паралич страха, но не в этот раз. Как только Гвен закрыла глаза, ее поразила невероятная тишина, царившая вокруг. На секунду даже показалось, что все живое вымерло, оставив Гвен совсем одну в этом мире. Девушка поймала себя на мысли, что теперь не может открыть глаза. Паралич полностью овладел ее телом.

Только мысль об Остине, который опять будет недовольно ворчать и обзывать ее, заставила Гвен открыть глаза и продолжить двигаться.

– Дорогуша, что ты так долго? – услышала Гвен, едва открыв входную дверь.

Девушка, не вдаваясь в подробности, рассказала, что делала и где была.

– Ага-ага. Через час мой животик потребует еды и вина, а не твоих глупых оправданий.

Гвен пошла на кухню, импровизировать со всеми запасами овощей и фруктов во всех их видах, что у нее только были. Во время приготовления девушку никак не оставляли размышления о том, куда же могла пропасть целая семья, собиравшаяся пообедать?

– Остин, дорогой, ты слышал о том, что происходит в деревне? – садясь за стол, спросила Гвен.

– А что там происходит?

– Ну… Люди… Кто-то умирает, сходят с ума… Семья Вудсов пропала…

– Ты меня не удивила, – открывая бутылку вина и наливая только в свой бокал, сказал Остин. – Люди постоянно умирают, сходят с ума и пропадают. Особенно – крестьяне. Любят они себе приключения искать. Я думаю, это от того, что огородом скучно заниматься всю свою жалкую жизнь.

– О чем ты? Ты сейчас хочешь сказать мне, что ты не умрешь как «жалкий крестьянин», как ты презрительно называешь людей, зарабатывающих свой кусок хлеба тяжелым трудом?

– Умру, конечно. Но не так, как они. Я умру от старости. Сидя где-нибудь в собственном особняке на берегу моря, слушая чаек, пока морской бриз будет обдувать мне лицо. Рядом будет бутылка элитного виски и сигара. И молодая красивая жена. Я открою томик любимого писателя, то есть свой, естественно, и, читая очередное гениальное произведение, – умру.

– Никто не знает о том, какая смерть ему уготована.

Остин пожал плечами.

– Если тебя интересует вся эта ежегодная ерунда, то можешь завтра поинтересоваться у Уайлдбергов. Джоан когда-то увлекалась всякой чушью по типу легенд, мифов и преданий этого места. Я свое мнение об этом высказал.

– И тебе ничуть не интересно, почему это происходит?

– Сюжеты моих книг куда интереснее, чем сюжеты жизней крестьян в далекой глуши.

– Могу я прочесть хоть одну твою книгу?

– Пока – нет. Творчество – это процесс, который нельзя торопить.

– Ты пишешь уже два года.

– И буду писать еще столько, сколько потребуется! Зато потом… Это будет шедевр!

– И тебе не жалко всех этих людей?

– Не особо, – пожал плечами Остин. – Чего мне их жалеть? Я их даже не знал. И все эти фамилии, которые вылетают из твоего рта, – они ничего для меня не значат. Ладно, давай закроем эту тему. Надоело. Ужин был бы неплох, если бы ты не испортила его. И если бы там был хотя бы крошечный кусочек мяса. Но все равно, спасибо, – язвительно сказал Остин, взял со стола бутылку вина и ушел в свой кабинет, оставив Гвен наедине с ее мыслями.