– Я и не планировала, – удивленно произнесла я.
– Третья ступень, – продолжил Люк, – от тридцати одного до сорока пяти процентов – хорошие друзья, но сознание может обмануться, и примешь человека за единственного и неповторимого. Интуиция будет биться в истерике, но, к сожалению, люди часто пропускают её возгласы. А когда через год подают документы на развод, вспоминают о давящем чувстве в груди.
– Ты так проникновенно говоришь, – Оливия восхищено посмотрела на Люка.
– Да вы тут все… – не сразу смогла подобрать нужный эпитет, хотелось сказать «не от мира сего», но зачем повторяться и обижать людей, – страстные поклонники труда доктора Коллинза.
– Я буду уверен в его работе, только когда сам познакомлюсь с истинной парой, – Люк коварно улыбнулся.
– Звучит красиво, но как-то неправдоподобно, – подытожила я. На мои слова Люк не отреагировал.
– Когда ступень от сорока шести до пятидесяти пяти – можем надеяться на непродолжительный брак длиною в десятилетие. Потом, как правило, люди понимают, что их жизненные пути разошлись, и редко кто готов сохранить брак. В первую очередь страдают дети, в таких семьях больше всего насилия, но не физического, а морального. Но давайте не будем о грустном. Лучше, когда пятая ступень – от пятидесяти шести до семидесяти процентов – это крепкий брак, связанный на доверии и уважении, хотя бывают расколы и у них, но, как правило, люди стараются сохранить супружество и жить под одной крышей, даже если устали друг от друга, – Люк загадочно подмигнул мне и продолжил. – А вот красиво, когда шестая ступень. От семидесяти процентов и выше, но, разумеется, только до ста.
– Говорят, что связь выше восьмидесяти пяти процентов – любовь с первого взгляда, – не выдержала Оливия, мечтательный взгляд которой говорил о надежде на такой безупречный союз.
– Ребята, вы сейчас серьёзно? – у меня уже не осталось желания спорить и ругаться.
– Тебе просто надо сдать кровь и узнать результат, может, найдется и для тебя принц. На нём и проверишь, работает или нет, – мягко объяснил Люк.
– Тем более мы сдаём бесплатно, и через две недели присылают результат, – Оливия поддержала Люка.
– Вы уже все сдавали? За это ещё деньги берут? – удивилась я.
– Мы сдали, ждём результаты через две недели. Тебе надо спуститься на первый этаж в медпункт. Сдашь кровь, а они сами доставят её в лабораторию, – объяснил Люк.
– Для обычных граждан США процедура стоит сто двадцать долларов, – очнулся юрист.
– А у нас в Париже ровно сто евро за один анализ, а если приходишь с парой, то девяносто евро, – сказала Оливия.
– В Мадриде стоит сто двадцать евро, – сказал лысый парень, не поднимая взгляда от своего гаджета.
– Интересно, сколько в России? – озвучила я, но все лишь пожали плечами. – Даже если перевести сто двадцать долларов в рубли, получится около девяти тысяч рублей. Это очень дорого. Но в этом и плюс. Россия еще очень нескоро вступит в ряды фанатиков Коллинза, – искренне радуясь, заявила я, но остальные с недовольством оценили моё предположение.
Интересно, вам не понравилось слово «фанатики» или то, что Россия не скоро поддержит другие страны в переходе на новую оценку семейных отношений?
– Не обижайтесь, может, уже через месяц я буду бегать по общежитию с криками «влюбилась в своего избранника», – попыталась смягчить обстановку.
– Что-то мне подсказывает, что тебе никого не подберут, – сказал юрист и направился в сторону выхода.
– А тебе уже подобрали? – кинула ему в спину. Но он не удосужился ответить.
Я перевела взгляд на ребят. Но в ответ встретила жалостливые взгляды.
И что я такого сказала?
– Не обижайся на него, – заговорил другой юрист, до этого молчавший, – он не злой. Просто ему действительно не смогли подобрать пару. В письме от исследовательского центра говорилось о ближайшей совместимости лишь в тридцать процентов. Они даже не скинули анкету девушки.
– Центр скидывает анкету партнера, если совместимость больше шестидесяти, – сказала Оливия.
– Он переживает, что его избранница окажется не американкой, – пояснил парень.
– А кореянкой, и поделом ему будет, – решила съязвить я.
– Софья! – вскликнула Оливия. – Будь добрее!
– А кореянка тоже женщина, при том может стать неплохой женой и готовить ему традиционное Сунде.
– Его родители не примут кореянку, даже русскую отвергнут. Что-то вроде семейных предрассудков, – сказал парень.
– А если совместимость с кореянкой будет больше восьмидесяти пяти? Всё! Любовь – морковь. А родители рано или поздно смирятся, – не унималась я.
– Вряд ли. Я хорошо их знаю.
– Вы из одного города? – спросил Люк.
– Мы из одного дома – сводные братья.
– Сочувствую, – не сдержалась я.
И, кажется, что такого сказала, но все присутствующие посмотрели на меня с неодобрением, даже лысый парень отвел взгляд от экрана телефона.
– Всё, молчу! – я подняла руки вверх, показывая, что сдаюсь.
– Дей, а как с твоими результатами? – обратилась Оливия к юристу.
– Скажем так – мне повезло больше. Мы с братом из небольшого городка на окраине штата Северная Дакота. Так вот в старшей школе я встречался с девчонкой – моя первая любовь. По окончании школы наши дороги разошлись. Вернее, мы разъехались: поступили в разные университеты в разных городах. Удалось продержаться только год на расстоянии, ревность убивала всё тепло в наших отношениях. И мы приняли решение остаться друзьями. Поначалу созванивались, потом всё перешло в переписку в соцсети, а в последние года ограничивались поздравлениями с днём рождения и рождеством.
– Не может быть? – с воодушевлением спросила моя соседка.
– Это было первое, что я сказал себе, когда увидел её анкету в письме из центра.
– И какой процент совместимости? – скептически спросила я.
– Семьдесят пять процентов.
– О-у! – присвистнул парень с дивана.
– Получается, она раньше тебя сдала кровь? – уточнила Оливия.
– Да, ведь девчонки помешаны на всём, что связано с любовью. Кроме тебя, Софья, – смеясь, парень обратился ко мне.
– Да брось, таких, как я, много.
– И называют вас феминистками, – заключил Дей.
– А у кого-то проблемы с сексизмом? – заметила я.
– Феминистки тоже хотят любви, – встрепенулась одна из близняшек.
– Она узнала от тебя или уже от центра о вашей совместимости? Они же сами только через пару дней отправляют результаты твоей половинке? – спросила Оливия.
– Я сам сказал ей об этом. Вернее, в социальной сети отправил скриншот с ответом от центра. В их письме они указали, что через сорок восемь часов сами оповестят счастливицу.
– Она тебе поверила? – спросил Люк.
– Нет, решила, что это шутка. Тем более она знала, что я люблю делать разные вещи в графическом редакторе, – пояснил парень. – Мне пришлось ждать, когда направят официальное письмо в её адрес.
– Я бы тоже не поверила, – сказала Оливия. – Хорошо, что они продумали дополнительную систему проверки официального письма с помощью QR-кода. Отсканировал и сразу попал в личный кабинет на официальном сайте центра. Там тебе и письмо-подтверждение о совместимости. Ой! Прости, я тебя перебила, – девушка виновато улыбнулась и послала парню смущенный взгляд.
– Не извиняйся, – поддержал её юрист. – Через два дня она связалась со мной. По видеосвязи, – парень усмехнулся сам себе и продолжил: – Не думал, что так соскучился по её голосу, улыбке, смеху. Я уже и забыл, какая она нежная…
– Пожалуйста, не продолжай, – остановила его я.
– Это же так мило, – с непониманием посмотрела на меня соседка. – Я начинаю подозревать, что твоё натянутое отношение к открытию доктора Коллинза связано далеко не с технической стороной исследования, а с твоим неверием в любовь и отрицанием всего, что с ней связано, – её слова вызвали лишь смех, правда, смешно было только мне. Даже Люк, которого я считала адекватным парнем, смотрел со всей серьёзностью, будто поддерживал Оливию в её выводах.
– Может, у нас разные понятия о любви? – загадочно ответила я. Отчасти Оливия была права: дело не только в Коллинзе и его открытии. А в том, что любовь приходит и уходит. И иногда лучше не знать этого чувства. Нет чувства – нет боли. Мой девиз.
– Отстаньте вы от девушки! Вот сдаст кровь, и посмотрим, кто прав, а кто глупец. Предлагаю тотализатор, – обратился ко всем лысый парень и встал с дивана, – найдут ей пару или нет. Ставлю десять долларов, что её результаты придут с анкетой симпатичного парня.
– Это уже слишком! А меня ты спросить не забыл? – возмутилась я.
– Конечно, ты на что ставишь? – подмигнул бритоголовый.
– Значит, так! Если я узнаю, что моё имя замешано в каких-либо играх, то вам несдобровать! – сердилась я.
Вот почему все пытаются испортить мне настроение, а я не могу?!
Внутри всё кипело. Конечно, можно было бы посмеяться над идеей парня и подыграть ему. Но я всегда остро воспринимала любое лишнее внимание к своей скромной персоне. Если слова или действия человека доставляли малейший дискомфорт, то я, как ежик, начинала сопеть и выпускать иголки, а после сворачивалась в клубок.
– Всё! Вечеринка окончена! Попрошу всех покинуть данную комнату и впредь заходить только по рабочим моментам, – не сдержалась я. Спорить никто не стал. Все молча вышли. Остались Люк и Оливия.
– Что тебя так взбесило? – спросил Люк.
– Люк, не смотри на меня, как доктор психиатрической клиники на больную. Я не люблю, когда нарушается моё пространство. Вот и всё. Прости, Оливия, тебе не повезло с соседкой, – я не стала дальше распинаться и ушла в свою комнату.
Конечно, меня мучили угрызения совести, что я испортила небольшую вечеринку Оливии. Но недолго. Минут пять. А потом я погрузилась в работу. И все мои биоритмы вновь наладились.
В последующие две недели я вплотную занималась изучением работы иорданца, которую передал мне профессор. Как лингвист, парень в первую очередь обратил внимание на несхожесть структуры двух языков. Но сложность заключалась не только в этом.
Изучение русского языка для иностранного гражданина – сложное занятие, отягощенное наличием: кириллического алфавита с его особыми мягким и твердым знаками; фонетических проблем, включающих как мягкость и твердость произношения согласных звуков, так и существование шипящих звуков; особой буквы «ы», звук которой многие путают с «и»; всевозможных падежей, категорий рода, глаголов движения…
А сколько трудностей у изучающего будет с русской орфографией, с фразеологическими оборотами, с синтаксисом и пунктуацией…
В общем, не позавидуешь человеку, решившемуся на познание столь коварного языка. Но следует сказать, что в изучении арабского языка тоже много подводных камней.
Главная проблема заключается в его гибкости, изменчивости структур. Это связано с тем, что существует современный литературный арабский язык, используемый в письме и нередко в разговорах образованных арабов. Остальные – более двухсот пятидесяти миллионов человек – используют в разговорной речи измененные арабские диалекты. Всего пять основных. Но не нужно быть и лингвистом, чтобы доказать, насколько они различны между собой. Вам будет сложно найти что-то общее среди диалектов, особенно при их сравнении с современным письменным языком.
Вот поэтому мой напарник из королевской Иордании в своей работе пытался минимизировать влияние родного языка при изучении иностранного, избежать интерференции. В основе его работы лежал контрастивный подход, помогающий выявить сходства и различия между языками. Различия помогут избежать вышеуказанной интерференции – возникновение смешений норм двух языков, а сходства – аналоги, помогающие в быстром усвоении материала.
Пару недель кропотливой работы над тоненькой папочкой принесли свои плоды. Я сделала вывод, что ничего новаторского в работе парня не увидела. В основу заложены все принципы, используемые в билингвизме. И они общеизвестны и общедоступны. Я включила ноутбук, чтобы написать рецензию на работу парня, но помешал стук в дверь.
– Заходи, Оливия, – громко произнесла я.
Зная, что кроме неё вряд ли кто решится ко мне зайти. В последние дни мы с Оливией ограничивались пожеланиями хорошего дня и парой слов о душной погоде. Иногда в столовой я встречала Люка, он обычно спрашивал про мои дела и желал хорошего дня. Остальные знакомые ребята удосуживались недолгим маханием руки, но близко никто не приближался. И меня это устраивало. Может, хотелось чуть больше общения с Люком. Он располагал к себе не только, как симпатичный парень, но и интересный собеседник. Но я не решалась позвать его на прогулку или выпить кофе, и дело вовсе не в стеснении.
– Привет, – она нерешительно приоткрыла дверь. – Извини, что отвлекаю, но меня просили передать, что тебе нужно спуститься в медпункт и сдать кровь. Завтра анализы всех новичков будут отправлять в исследовательский центр.
– А это обязательно? Я не планировала, – обреченно спросила.
– Тебе следовало появиться там ещё на прошлой неделе. Но, наверное, необязательно, – девушка не стала меня уговаривать и без рассуждений покинула комнату.
– Оли, подожди, – я впервые её так назвала, – у тебя что-то случилось? Обычно твои глаза светятся ярче, чем софиты в нашей гостиной, а сегодня явно кто-то забыл включить кнопочку, – я попыталась подарить ей располагающую улыбку.
– Вчера я получила результат от центра доктора Коллинза, – монотонно сказала девушка.
– И? Анкета парня была приложена? – осторожно спросила я.
– Была… – это единственное слово, которое я смогла разобрать. Дальше следовал фонетический салат из хлюпаний, нечетких звуков и истерического рыдания.
Девушка выбежала из моей комнаты, не закрыв за собой дверь. Не успела я осознать происходящее, как она вновь вбежала в комнату.
– Вот… посмотри… – она не могла успокоиться.
На фотографии был парень далеко не привлекательной внешности. Сразу вспомнилось выражение: «Мужчина должен быть чуть красивее обезьяны». У него был высокий лоб и глубоко посаженные маленькие глаза, нос картошкой, а губы и уши невозможно было не заметить, он явно в детстве их чем-то сдабривал.
– Но на фотографиях многие плохо получаются, – прозвучало не так уверенно, как требовалось.
После этих слов чуть притихшая Оливия разрыдалась заново.
Я не могла понять девушку. Вот если бы ей пришел результат с подтверждением опасной болезни, то я сочувствовала бы и, наверное, плакала вместе с ней. Но парень на фотографии не был её приговором. Конечно, она так верила шарлатану Коллинзу, а обычно нас сильно расстраивают несбывшиеся надежды. Но всё же это не повод, чтобы так унывать.
– Оли, милая, на нём свет клином не сошёлся, – мягко произнесла я.
– У нас совместимость… семьдесят шесть процентов, – истерика не отпускала девушку, она начала давиться слезами.
– Так! Всё! Хватит! – я взяла её за руки и повела в ванную комнату.
Подойдя к раковине, включила холодную воду, чтобы немного отрезвить девушку.
– Умойся, тебе станет легче. А я пойду, приготовлю чай, – сказав, оставила соседку наедине со своим зарёванным отражением в зеркале.
Пока приготавливала всё к чаепитию, вновь наткнулась на фотографию парня и его биографические данные. Он оказался коренным французом из небольшого города на севере Франции. Продолжал дело своей семьи – небольшое фермерское хозяйство. Несмотря на то, что ему было чуть за тридцать, уже был разведен. Детей в браке не было. В своём обращении к противоположному полу написал в анкете: «Я обязательно найду тебя, прекрасная нимфа».
– Оли, он прирожденный романтик, как и ты, – сказала девушке, как только та вышла из ванной комнаты. Правда, сама не поняла зачем.
– Ты думаешь, мне надо с ним поговорить? – девушка начала мыслить более рационально.
– Почему нет? Не всем везет родиться красивыми… или хотя бы симпатичными, – виновато прозвучало.
– Я как психолог должна понимать, что главное – душа человека, а внешность это… неглавное, – теперь виновато прозвучало из уст Оливии.
– Да брось! Ты отреагировала, как любая нормальная девушка, мечтавшая о сказочном принце. В любом случае никто тебя замуж за него насильно не выдаёт. Если ты, конечно, не решишь поддержать в будущем законопроект твоих знакомых юристов, – съязвила я.
– Спасибо за поддержку.
– Не за что. Тебе чай чёрный или зёленый? – спросила я.
– Зеленый, без сахара. Спасибо.
– Я думаю, тебе стоит дождаться, когда ему отправят твою анкету. Уверена, что он сразу тебе позвонит или напишет. Тогда и выяснишь, то ли Райан Коллинз лжец, то ли любовь действительно зла. Ладно, я уже опаздываю на встречу с коллегами. А тебе нужно поспать. А уже завтра в бой! – оживленно произнесла я.
– Спасибо, Софья.
– Мне кажется, что моя совесть в шоке от количества услышанных в мой адрес благодарственных слов, – мы обе засмеялись.
О проекте
О подписке