Глава 4

Полгода прошло с тех пор, и постигла нас тяжелая утрата – скоропостижно скончался старый герцог. Был он не так уж стар и еще ох как боек, а что до свойственных возрасту болезней, так многие и с худшими хворями живут, и подолгу. Да и то: незадолго до смерти его светлость целыми ночами куролесил с новой своей фавориткой, избранной взамен отданной замуж баронессы Илены. Возможно, сказали доктора, это и стало причиной удара: все-таки возраст есть возраст, излишества дали о себе знать…

Наследник не слишком-то расстроился, узнав о смерти отца, а потому злые языки тут же распустили слух, что он сам батюшку и уморил, устав дожидаться, пока тот отбудет в мир иной. Я была уверена, что все это – чистой воды выдумки: каким бы ни был молодой герцог, отца он любил и уж на убийство бы точно не пошел.

Так или иначе, но замок погрузился в траур, а вдовая герцогиня удалилась в свое поместье, захватив с собой Трикки и избранных дам, и вернулась лишь через месяц, на торжества в честь сына.

Алийский князь, разумеется, не соизволил пожаловать лично ни на похороны, ни на празднество, но посол со свитой все же прибыл почтить память усопшего и поздравить нового правителя.

И опять наши дамы принялись изо всех сил утягивать талии, чтобы казаться такими же тонкими и воздушными, как алийки, сильно пудриться и белиться, чтобы обрести интересную бледность, и оголять плечи и грудь сверх всякой меры. Правда, на их великолепий эти уловки вовсе не действовали, и хотя многие дамы по-прежнему, закатывая глаза, шепотом рассказывали друг другу, каковы алии в альковных делах, было это обыкновенным враньем.

Челядь, что прибирается в комнатах и меняет простыни, частенько не замечают, будто мебель, вот только господа забывают, что у слуг есть глаза и уши, да и соображают они очень даже недурно. Ну а мне, повторюсь, по должности положено быть в курсе всяческих слухов и сплетен, что витают в замке, так что и я знала – о любовных приключениях с алиями дамы разве что мечтали. И примером тому баронесса Илена, о которой рассказывала мне Трикки.

Его великолепие господина Ирранкэ я повстречала совершенно случайно. Вернее, не я его повстречала, а он меня разыскал. И не просто разыскал, а… Словом, вернувшись поздно вечером к себе, я застала сиятельного гостя сидящим в моем любимом кресле.

Честно признаться, я его не сразу и признала, ибо выглядел его великолепие далеко не так дивно, как при прошлой нашей встрече. И без того худощавый, алий исхудал еще больше, а от интересной бледности и следа не осталось – ее сменил самый что ни на есть простецкий загар. Видно было, что его великолепию пришлось изрядно попутешествовать, да не в карете, а верхом, если не вовсе на своих двоих.

– Добрый вечер, господин Ирранкэ, – сказала я, постаравшись ничем не выдать удивления. – Что вам угодно?

– Помнишь, что ты мне пообещала? – спросил алий, и не подумав ответить на приветствие.

– Я ничего вам не обещала, господин, – напомнила я, – а лишь сказала, что постараюсь выполнить одну вашу просьбу, если это окажется в моих силах, – ответила я, постаравшись подчеркнуть голосом слово «одну».

– Верно. – Его великолепие поднялся с кресла и отошел к окну. – Но прежде чем я озвучу эту просьбу, я хочу кое-что рассказать тебе. Вот об этом…

Он вытянул из-за ворота серебряную цепочку, на которой висела, конечно же, та самая замысловатая вещичка.

– Об этом? – удивилась я. – Но что же это все-таки такое?

– Я и сам не знаю, – неожиданно усмехнулся алий. – И никто из ныне живущих не знает. Нам известно лишь о малой толике тех свойств, которыми эта вещица обладает. Но и этого более чем достаточно, чтобы…

Он замолчал, но я и без того прекрасно поняла его мысль: очень многие, похоже, хотят заполучить эту штучку.

– Ты, конечно, спросишь, почему я намерен говорить об этом именно с тобой, – сказал он, опередив меня буквально на секунду: я и впрямь собиралась задать этот вопрос. – Дело в том… Нет, не так!

Алий помолчал немного, потом произнес:

– Помнишь, о чем я расспрашивал тебя на той галерее?

Я кивнула.

– А помнишь, насколько твоей матери было трудно расстаться с этой вещью?

– Конечно, помню, – ответила я, и только потом до меня дошел смысл сказанного. Наверно, я сильно покраснела…

– Не удивляйся, – сказал господин Ирранкэ. – Мой слуга проследил за «одним человеком», который принес тебе это, а потом выяснил, кто такая эта женщина. Равно как и сообщил, что никаких богатств неведомо откуда на эту достойную женщину не свалилось.

– Я не стала отдавать ей всю награду, она таких денег и не видела никогда, где же ей с ними управиться? Ее и ребенок обманет! Да и отчим… – начала я оправдываться, но алий повелительно поднял руку, приказывая умолкнуть.

– Меня совершенно не интересует, как именно и о чем ты договаривалась со своей матерью, – сказал он. – Я хочу услышать ответ на свой вопрос: ты заметила, насколько тяжело ей было отдать тебе какую-то безделушку, вовсе никчемную для простой крестьянки? Даже за большие по ее меркам деньги? Ты ведь что-то ей все-таки отдала, полагаю, иначе откуда в ее хозяйстве взялась вторая лошадь, корова и земельный надел?

– Отдала, конечно, – сказала я. – И да, я видела, как ей не хочется расставаться с этой вещью.

Это и впрямь было заметно: мне даже показалось, что вот сейчас матушка откажется от денег и унесет вещицу с собой. Не силой же отнимать! Хотя я и могла бы так поступить, я намного сильнее, но выкручивать руки родной матери… это уж слишком.

– Она действует так почти на всех, – сказал алий, помолчав. – На кого-то сильнее, на кого-то меньше, но – почти на всех. Чем дольше держишь ее при себе, тем тяжелее потом расставаться с нею. Но есть и те, кто не ощущает чар этой вещицы. И доверить ее на хранение можно только им, иначе…

Я снова закончила мысленно: «иначе кто поручится, что, когда эта вещь понадобится законному владельцу – уж не знаю, кто он! – тот, у кого хранится эта вещь, сможет добровольно с ней расстаться?»

– Я вижу, ты понимаешь, – произнес он, пристально глядя на меня. – Понятное дело, не каждый из тех, кто не подвержен этому воздействию, годится на роль хранителя. Таким образом, выбор у нас невелик.

– Но при чем же тут я? – не выдержала я, хотя уже начала догадываться.

– Я – один из немногих, над кем чары этой вещи не властны, – сказал алий, не обратив внимания на мой вопрос. – Увы, в хранители я не гожусь. На моем пути попадается слишком много… случайностей сомнительного толка.

Я и раньше подозревала, что его великолепие вовсе не праздный придворный, а разведчик или кто-то навроде этого. Алии, даже знатные, подобного не чураются и считают такой род занятий весьма почетным.

– Раньше эту вещь хранила твоя бабушка, – произнес он. – Не стану рассказывать, почему мы остановили свой выбор именно на ней, скажу лишь, что мы не разочаровались. У вас, людей, это свойство – не поддаваться чарам – может передаваться по наследству. Правда, лишь по женской линии. У нас, – алий невесело усмехнулся, – не передается вообще.

– Так вы хотите, чтобы теперь я… – Я не закончила фразу, он и так меня прекрасно понял.

– Да, – ответил он. – Это и есть моя просьба, и не думаю, чтобы тебя сильно стеснило это обещание. Берта хранила это не меньше полувека, если мне не изменяет память, с тех самых пор, как ее нашел мой наставник.

– Но если эта вещь так ценна… неужто вы не боитесь доверять ее какой-то служанке, да еще всего лишь человеку? – спросила я, прекрасно понимая, что отказаться от этой сомнительной чести мне все равно не удастся.

– У нас нет другого выхода, – ответил он, снимая с шеи цепочку. – Просто спрячь ее как следует и забудь… до тех пор, пока за ней не приду я или кто-то по моему поручению.

Я взглянула на замысловатую безделушку, оказавшуюся вовсе не безделушкой, а чем-то очень важным и очень странным… И куда прикажете ее спрятать?

Наверно, последний вопрос я задала вслух, потому что алий искоса взглянул на меня и произнес:

– Берта держала ее в тайнике под подоконником.

– В первый раз о нем слышу, – призналась я.

Он в два шага оказался возле узкого высокого окна, провел рукой под самой рамой, куда-то нажал… Что-то тихонько щелкнуло, и один из камней на подоконнике повернулся, открывая небольшую нишу. Бабушка никогда не показывала мне этот тайник!

– Итак, – негромко произнес его великолепие, – ты согласна?

– А у меня есть выбор? – усмехнулась я, и он убрал вещицу в нишу. – Согласна. Только… если, как вы говорите, за этой вещью придет кто-то по вашему поручению, как я узнаю, что посланник – именно от вас? Вы же с меня шкуру живьем сдерете, если вдруг что окажется не так!

– Вот это кольцо. – Алий вытянул левую руку, чтобы я могла полюбоваться перстнем в виде замысловато переплетенных ветвей и лесных цветов. Работа тончайшая, но до той вещицы ей было далеко. – Узнаешь его?

– Да, господин Ирранкэ, – ответила я. И впрямь, как не узнать, вещь очень приметная! – Только кто сказал, что кольцо нельзя снять с убитого? И вы, часом, не забыли, что вас здесь отравить пытались?

Я сообразила, что говорю с его великолепием в совершенно недопустимом тоне, и осеклась. Однако алий, казалось, и не заметил дерзости.

– Ты права, – сказал он, несколько помрачнев. – Кольцо не подойдет. Вот что… расскажи мне что-нибудь, о чем, кроме тебя, не знает никто. И не будет знать – кроме меня и того, кого я пошлю к тебе. Тоже не лучший вариант, любой пароль можно узнать под пыткой… но для этого надо знать, что он есть, этот пароль.

– Никто не знает, кроме меня… – Я огляделась, пытаясь вспомнить что-нибудь подходящее. – Господин Ирранкэ, я вам уже как-то рассказывала вот про это зеркало. Подойдет? Откуда оно, знала только моя бабушка, ну и та, что подарила ей зеркало. Только та дама давно уж уехала в дальние края и, говорят, совсем выжила из ума…

– За неимением лучшего, – вздохнул он, – и это подойдет. И вот еще что… Ты вправе требовать награды за свою услугу.

– Хотелось бы знать, – сказала я, поразмыслив, – кто в нашем замке может догадываться о существовании этой вещи? Ведь кто-то же пытался вас убить! Из-за нее или нет – как знать?

– Мне бы тоже хотелось знать, кто это был. – Алий растянул губы в холодной усмешке. – Но не думаю, что кто-то из местных. Подозреваю, за мной следили от самого нашего княжества… и на обратном пути. Кто бы это ни оказался, он уверен, что эта вещь все еще у меня. Это не значит, что ты можешь быть беспечной, но и бояться каждой тени не стоит.

– И на том спасибо, – вздохнула я и, спохватившись, добавила: – Господин Ирранкэ…

– Я рассчитываю на твою честность, – сказал он, открывая дверь.

– Доброй ночи, – произнесла я ему в спину. А что еще я могла сказать?

И опять я не спала ночью… Теперь мне не давало покоя вот что: если бабушка хранила эту вещь в тайнике, о котором не знала даже я, то как она оказалась на подзеркальнике? Почему она лежала совершенно открыто, так что моя мать смогла ее увидеть и взять в руки? Может, к бабушке явился кто-то из законных владельцев? Осмотрел эту вещицу, а потом бабушка просто не успела ее спрятать, и… Но я точно помнила: никакие алии в те дни в замке не появлялись. Правда, посланцем мог быть и человек, хотя это маловероятно!

И почему бабушка вдруг умерла? Она ведь была еще вовсе не старой, а выглядела намного моложе своих лет, да и здоровьем обладала завидным, у иных женщин вдвое моложе ее такого не сыщешь! Правда, припомнила я, в последние дни она как-то погрустнела и осунулась, а на мои вопросы не отвечала, говорила лишь, что все с ней в полном порядке… Может быть, существовала какая-то связь между ее смертью и доверенной ей на хранение вещью? Как теперь узнаешь? И алия не спросишь, так он и расскажет, жди… Да он и сам, поди, не знает!

«Ох и в темную же историю ты угодила, Марион Трай!» – сказала я себе перед тем, как ненадолго забыться сном.

* * *

На следующий день навалились обычные заботы, так что я и думать позабыла о таинственной вещице, спрятанной в моей комнате. Не вспоминала я о ней до самого вечера, когда меня неожиданно потребовал к себе герцог.

– Добрый вечер, ваша светлость, – поприветствовала я нашего нового правителя.

– И ты здравствуй, – кивнул мне герцог. – Проходи, проходи, разговор у нас с тобой будет долгий…

Я изобразила на лице вежливый интерес, готовясь отвечать, куда уходят деньги, отпускаемые на хозяйство, да еще в таких количествах, однако герцог меня ошарашил.

– Что у тебя за шашни с алиями? – спросил он в лоб. – Что это за ночные визиты?

Я лишилась дара речи и, вместо того чтобы придумать складный ответ, принялась соображать, кто же мог видеть господина Ирранкэ, когда он выходил из моей комнаты… Да кто угодно! Скорее всего, соглядатай, приставленный к алию: эти умеют оставаться незаметными, а спрятанных за портьерами да фальшивыми панелями ниш и потайных ходов в замке хоть отбавляй! Даже алий не заметит…

Герцог истолковал мое молчание по-своему, и, надо сказать, меня это очень выручило, иначе я непременно ляпнула бы какую-нибудь глупость.

– Что краснеешь? – спросил он с понимающей ухмылкой. – Дело-то молодое… Вот только хотел бы я знать, что его треклятое великолепие в тебе нашел! Хотя… – Герцог пристально оглядел меня с головы до ног. – Хотя… Не будь я уже женат и не будь ты простолюдинкой, лучшей герцогини я и искать бы не стал.

Я опять не нашлась что ответить, а герцог махнул рукой:

– Иди уж. Всем ты хороша, упрекнуть тебя не в чем… Только впредь по сторонам оглядывайся, когда водишь к себе кого-нибудь. Тут не то что у стен, у каждой занавески глаза есть и уши. И язык болтливый… Поди прочь!

Я и ушла, продолжая дивиться неистощимой людской фантазии. Это ж надо такое придумать: я и его великолепие!.. Хотя… что еще мог подумать тот, кто увидел алия возле моей двери, а то и выходящим от меня? Если поразмыслить, может, оно и к лучшему, так хоть не станут допытываться, что на самом деле понадобилось господину Ирранкэ в моей комнате!

Допытываться и в самом деле не допытывались. Служанки только шушукались и смотрели мне вслед с завистью и жгучим любопытством, но расспросить меня не решались. Была бы здесь Трикки, она бы не постеснялась, но вдовствующая герцогиня вновь уехала в свое поместье и забрала ее с собой. (Трикки говорила, там очень симпатичный старший конюх, не женатый, так чего ж еще надо?) Признаюсь, порой я скучала по ее веселой болтовне: хоть я сама молчалива, иногда хочется поговорить хоть с кем-нибудь. С зеркалом не станешь разводить задушевные беседы, с матушкой тем более, при ней и упоминать о подобном не стоит… Бабушка поняла бы, но ее больше не было со мной.

Знатным дамам очень хотелось со мной побеседовать, но они считали ниже своего достоинства заводить задушевные разговоры с прислугой. Так и мучились, бедные, пытаясь понять, что же такого нашел во мне его великолепие, чего нет в них… Это и смешило, и раздражало, но я старалась не подавать виду, будто сплетни хоть как-то меня задевают.

Ясное дело, мужской интерес ко мне тоже заметно возрос. Я часто ловила на себе заинтересованные взгляды: дескать, чего же мы не разглядели в ней? Может, стоит приглядеться поближе?

Многие, правда, сходились на мысли о том, что его великолепию просто наскучили утонченные соплеменницы, потому он и остановил свой выбор на «деревенской кобылке». Всякое болтали, одним словом. Некоторые, правда, болтовней не ограничивались, кое-кто норовил и юбку задрать, ну да с этими разговор был короткий – рука у меня тяжелая, и не посмотрю я, слуга это или благородный господин! А если такой вот вздумает герцогу нажаловаться на то, что его ключница оплеухой наградила, тот первый же его и высмеет…

Кое-кто даже пытался ко мне присвататься, да не совсем из простых. Тут я ненадолго призадумалась, но все же отказала, потому что понимала: замуж меня зовут не по любви и даже не ради денег… Самое большее через полгода муженек сообразит, что ничегошеньки особенного во мне нет, тут и начнет попрекать и скромным приданым, и скверным нравом, и сомнительным моим происхождением. Дед мой хоть и был герцогским бастардом, да не признанным, так что я никто и звать меня никак! Словом, отказала я одному, отказала другому, а там и женихи кончились. Я же решила, что лучше уж останусь сама себе хозяйкой, как бабушка моя. Если мне суждено одной век вековать, то так тому и быть, не пропаду и без мужа!

Постепенно жизнь в замке вошла в привычную колею, сплетни обо мне утратили свежесть и новизну: все принялись обсуждать одну даму, родившую двойню от егеря мужа, причем сам муж так ни о чем и не догадался, хотя весь замок чесал языками об этом происшествии. Потом приехала труппа бродячих артистов, за ними явился знаменитый певец с учениками, и обо мне вовсе позабыли…