Преображение
1988–1994

Где, жизнью перемножена в уме,

Таит Безгранность истину движенья?

В осколках отраженья или в тьме,

Что за пределами любого отраженья?

«…Ещё благословляю вас – писать…»

 
…Ещё благословляю вас – писать…
Благословляю каждое мгновенье,
Когда нам удалось не быть, а стать.
Так тварь благословляет День Творенья,
Её призвавший из небытия…
(Господь благословляет, а не я,
Он создал нас по Образу – творцами!)
Благословляю сердцем и руками,
Подъявшими уверенность строки,
Благословляю серебром Оки
И детства мимолетными часами,
И зрелости стоячею волной,
И старости короною незримой,
Всей купиной души неопалимой,
Всей белоснежностью и синевой,
Всей горечью полыни и морской
Воды – всей сутью, и земли – всей солью,
Разбившихся – благословляю болью —
Летать! Доколе небо высоко!
 

7 октября 1993

Касьянов день

 
Оглянись в Касьянов день на февраль
И замри у края льдистой реки,
Ощути снегов морозную сталь,
Разбуди весну пожатьем руки.
 
 
Оглянись в Касьянов день на судьбу,
Разберись, кто в чём был прав-виноват —
Выбирай какую хочешь тропу,
Но не жги мостов – вернёшься назад!
 
 
Этот день то есть, то нету его,
Так послушайся и остановись.
Может, странного здесь нет ничего,
Но прошу: в Касьянов день – оглянись!
 

1 марта 1988

«Горбатый мостик – в небо…»

 
Горбатый мостик – в небо,
Как на качелях – в детство,
Вниз – быль, повыше – небыль,
Извечное соседство.
 
 
Извилистость бульваров,
Окрашенная грустью.
Наш путь – старее старых —
Вниз – от истоков к устью,
 
 
Вверх – от всего на свете!
Чудесные мгновенья!
Лишь в переулках этих
Вся жизнь – как откровенье.
 

20 февраля 1988

«Ушедшие строки – жаль…»

 
Ушедшие строки – жаль,
Растаял в ночи их след.
Ушедшие строки – жаль,
Ушедшие слёзы – нет.
 
 
Ушедшие годы – жаль.
Упасть бы в их тёплый свет!
Ушедшие годы – жаль,
Ушедшие слёзы – нет.
 
 
Какая с утра капель!
Какая в душе метель!
Весны прозвенел хрусталь:
Ушедшие слёзы – жаль!
 

10 марта 1988

«Недостижимо равновесье детства…»

 
Недостижимо равновесье детства,
Когда и счастье, и беда – рекой!
И так не волновало их соседство —
Благословен младенческий покой…
 
 
Тех лет неповторимейшее небо,
Гораздо выше и стократ синей,
На крошки щедро брошенного хлеба
Роняющее в окна голубей!
 

«Поля бескрайни – как моря бескрайни…»

 
Поля бескрайни – как моря бескрайни,
Как радость – через край и до небес!
Я никогда не буду пташкой ранней.
Прими меня, мой полудённый лес!
 
 
Я оставляю полю все тревоги
И, запрокинув голову, стою,
В себя вбирая все твои дороги
И мудрую уверенность твою…
 

12 марта 1988

Прага

 
Слушай!.. Прорвавшись сквозь время,
Звуки стекают в хрустальный богемский бокал.
В зале, покинутой всеми,
Стынет мелодий слегка потемневший опал.
 
 
Прага лежит, притаившись,
На перекрестке свободно бегущих веков.
Что-то прошепчет, забывшись,
Шелест давно отзвучавших на камне шагов.
 
 
Муза пленённого ветра —
Ввысь, в черепичный и древнезелёный простор!
Кружит мелодия ретро
В гордом миноре и без перехода в мажор.
 

Июль 1988

«Прости. Я разучилась улыбаться…»

 
Прости. Я разучилась улыбаться.
Я помню только, что была зима.
Мечты мои привыкли не сбываться,
И в снег глядеть привыкла я сама.
 
 
Мне зелень лета перестала сниться,
Не верится в грядущее тепло,
И заморозил ветер на ресницах
Слезинок горьковатое стекло.
 
 
Пусть ночь всё скрыла крыльями своими —
Одна звезда всегда сияет нам,
И я скорей твоё забуду имя —
Но куст калины затоптать не дам.
 

12 марта 1988

«Когда беспощадность ременных петель…»

 
Когда беспощадность ременных петель
Предстала реальностью, в угол зажав,
И камни, покинув земную постель,
Мелькают в руках, злую силу собрав, —
Не смей опускать головы перед правдой своей!
 
 
Пусть тело свела неподвижность оков,
Все вымажет ложь чёрным дёгтем речей.
Немало фальшивых картонных крестов
Сгорело в воздетых руках палачей.
Не смей опускать головы перед правдой своей!
 
 
И граду камней наступает предел
Антрактом в театре вселенских страстей.
Но смена придёт лишь тому, кто сумел
Остаться собой перед правдой своей!
Не смей опускать головы перед правдой своей!
 

Сентябрь 1988

«Молчание пустых квартир…»

 
Молчание пустых квартир —
ответом множеству вопросов.
Прохладные ладони стен,
прижатые к пыланью лба.
Сожжённые мосты дверей,
захлопнувшихся перед носом.
Не то чтобы потерян ключ —
здесь просто нет давно замка.
Здесь просто нет давно пути
по указателю «обратный».
Со ржавым скрипом за спиной —
решётки через каждый шаг.
Здесь, правда, есть одно окно
и вид через него приятный,
И сталь стекла спасёт тебя
от всевозможных передряг.
 
 
Не ветер с не твоих вершин,
тебе в лицо – сквозняк пленённый.
Вослед за ним тебе не ждать
вестей в конвертах голубых.
Ты спишь спокойно – нет проблем,
твой сон – разбойник приручённый.
Твоя тюрьма тебя хранит
при обстоятельствах любых.
Твоя тюрьма всегда с тобой,
всегда в тебе. Режим усилен.
Все посещения пресёк
тупой, нелепейший закон.
Попытка к бегству – не расстрел,
а хуже – возвращенье силой
В пустую комнату, к двери
с давно потерянным замком.
 

23 октября 1988

«Я здесь пройду мильоны раз…»

 
Я здесь пройду мильоны раз —
Меня никто и не заметит.
Что делать, слишком много нас
На переполненной планете.
 
 
Витрины застеклённых глаз,
Пустынный берег, край столетья…
Что делать, слишком мало нас
На переполненной планете.
 

12 ноября 1988

«Пусть написанное мне письмо…»

 
Пусть написанное мне письмо
На холодном ледяном ветру
В металлическом неуютном ящике
Не грохочет бездушной льдинкой.
 
 
Пусть распахнутое мне окно
Не щетинится остриями
Безобразного яркого света,
От которого режет душу и глаза.
 
 
Пусть не сказанное мне одно
Незаметное милое слово
Не станет песчинкой наждака,
Приложенного к моим ранам.
 
 
Пусть приснившиеся мне стихи
Не разбиваются в острые брызги,
Впивающиеся в лицо,
И без того залитое слезами…
 
 
Пусть встающее мне солнце
Зазвучит на высокой ноте
В резонанс с колебаньями сердца.
Может быть, в нём проснётся надежда.
 

9 октября 1988

«Душа уходит. Год от года…»

 
Душа уходит. Год от года
Мельчайшие частицы нас
Уводят вереницей строгой
Изображенья наших глаз.
 
 
На зазеркалье обернуться
Не хватит ночи и свечи,
Но что ушло – не дотянуться,
Ворота в сон не отопрутся —
Не те ключи.
 
 
Не пожалеть – привычкой смыта
Боль расставанья всякий раз,
Пока хранимы кем-то скрыто
Изображенья наших глаз.
 
 
И лишь в пожары в ветхом доме,
Где ветер, пепел вороша,
В осколки зеркало уронит —
Никто не вздрогнет, не догонит —
Уйдёт душа.
 

22 декабря 1988

«Нам нечего будет сказать ожидавшему нас на дороге…»

 
Нам нечего будет сказать ожидавшему нас на дороге,
Мы тихо пройдём, мы ему не посмотрим в глаза.
И наши минуты молчанья печальны и строги,
И истины наши опять в похоронные дроги
Проводит Харон, беспардонно друг с другом cвязав.
 
 
Болотистый берег. Прощанье. И лодка уходит.
Туманы над Летой – и наш близорукий прищур.
Но снова фальшивый рожок на дорогу выводит,
И снова затопчут одетого не по погоде,
И выпустят своры на след из промозглых конур.
 
 
Опять мы идём по дороге, устало сбивая
Поломанным древком росу с пожелтевших кустов.
С отчётливой скукой мы истинам новым внимаем,
Но взгляд у подручных Харона всегда узнаваем,
И царство Аида не знает обратных мостов.
 

2 октября 1988

Деду

 
Мы ненависть познали как урок
Внезапного вниманья к нашим судьбам.
Примеры предыстории не впрок,
Как видно, оказались нашим судьям.
 
 
И снова возбуждаема толпа
Забытым было криком – «Враг народа!»
Она кричит, но, в сущности, – нема,
Она буравит взглядом – и слепа,
В почёте также глухарей порода.
 
 
Со стенкой стенку сталкивать рабов —
Спокон веков забава господина.
Иметь избыток развитых мозгов
Роскошно слишком для простолюдина.
 
 
И головы летели под откос
С отнюдь не молчаливого согласья
Толпы рабов, четырежды рабов,
Которых жадно волновал вопрос,
Кого ещё им растерзать на части.
 
 
Рабы – в священном страхе и в пыли,
А кровь – уже не в силах испаряться.
О люди, люди, как же вы могли,
Трусливо, подло, – как же вы смогли
От данной вам свободы отказаться?!
 

Сентябрь 1988

«Когда-нибудь родятся те…»

 
Когда-нибудь родятся те,
Кому не будет страшно слово.
Его напишут и споют
Не нам и не о нас.
 
 
Когда-нибудь вернутся те,
Кому отпущено немного.
Их Млечный, невозвратный путь
Свернёт на этот раз.
 
 
Тем, кто ушёл недосказав —
Пребудет музыка нетленна.
Свиданье кончено – рассвет
Без трёх минут.
 
 
Из наших мимолётных прав
Одно лишь неприкосновенно —
О памяти не говорят,
Её поют…
 

12 июня 1989

«Закончено. Всё просто и убого…»

 
Закончено. Всё просто и убого.
И десять точек – словно десять звёзд.
Два отражения – и плачет строго
Оплывший воск.
 
 
Два отражения, туман дыханья лёгок,
И в тех глазах – вопрос на мой ответ.
Во всех пучинах и у всех порогов —
Лишь лунный свет…
 
 
Лишь лунный свет… И солнцу на потребу
Не оторвусь от выцветших страниц.
Мне не поднять своей улыбки небу —
Там слишком мало незнакомых лиц.
 

11 января 1989

«Когда дано не будет слову…»

 
Когда дано не будет слову
Стать оправданием всему,
Ни от кого я не приму
В алмазном инее подкову.
 
 
Ни на одном из трёх углов
В июльском пыльном переулке
Я не роняла свёрток гулкий
В хитросплетение дворов.
 
 
Не мне вернут, не мне протянут
Стальную шпагу в глушь болот,
И чёрный плащ в толпе обманет —
Не мне мелькнёт!
 
 
Не мне лететь, в крови умытой,
Над запрокинутой Москвой.
Ах, Маргарита, Маргарита,
Закат какой!
 

11 декабря 1988

«Последний день как первый – синь и пуст…»

 
Последний день как первый – синь и пуст,
Лишь золотое небо – грань событий.
И некому сказать: «Повремените,
Не кончен спуск…»
 
 
Далёких звёзд, что нас ведут, не счесть,
Божественно немых и безучастных,
Но первый час луны кроваво-красной
У ночи есть.
 
 
Последний взгляд покинутому городу
Благословлен немыслимой луной…
И остроухий пёс поднимет морду
И уведёт хозяина в покой…
 

7 апреля 1989

«Не оставляйте непрочитанных страниц…»

 
Не оставляйте непрочитанных страниц
В тех письмах, что сжигаете под вечер.
Неверье в смерть, пожалуй, много легче
Неверья в жизнь.
 
 
Бессвязный сон, бессмысленный сюжет,
Всё больше пауз, песни всё короче,
Неверье в счастье да простится проще
Неверья в свет.
 
 
В те ночи, когда жгут свои слова,
Становятся не старше, а старее.
Но до финала – глубже и сильнее —
Ещё глава.
 
 
В ней будет боль, власть темноты и страх,
Безумье сатанинского обмана
И тяжесть воскрешённого романа
В твоих руках…
 

14 апреля 1989

«А когда-то будет поздно…»

 
А когда-то будет поздно.
А тогда – всего лишь свечка
Гасла. Боже, как серьёзно
Наступал тогдашний вечер!
 
 
И сияло счастьем лето
И казалось – бесконечным,
И творилось чудо это —
День, помноженный на вечность.
 
 
А когда иссякнет манна,
И предаст меня Иуда,
Вот тогда я встречу странный
День, помноженный на чудо.
 
 
И когда затихнут споры
О бесчестии и хлебе,
Выпью чашу, выйду в город —
И исчезну в синем небе…
 

10 июля 1991

«Я – ослепший ребёнок…»

 
Я – ослепший ребёнок
В разрушенной церкви дорожной,
Перепутанным временем
Пойманный, как янтарём.
Неопознанный мир,
Потерявшийся первый прохожий,
3аблудившийся солнечный день
Под осенним дождём.
 
 
Я стою на пороге
Последнего летнего года,
Обращаясь к зиме,
Словно к тайной служанке своей.
Завтра – снег, завтра я
Поступлю в услужение к ней
И уже никогда не узнаю,
Что значит свобода.
 
 
А пока – непреложное право
Рожденья земного —
Я с собой забираю всё небо
В вечерний полёт.
И скажите тому,
Кто за мною под вечер придёт,
Что до ночи заложник
Отпущен под честное слово.
 
 
«Я не вижу причин для отказа, —
Посланник сказал. —
Пусть себе, до захода
Осталось не так уж и много».
…До последнего летнего мига
Прозревшим глазам
Будет чудиться в звёздной пыли
Золотая дорога…
 

Июнь 1990

Голос

 
Мне будет голос дан, хоть он и не обещан.
На перекрёстках – в полночь или в полдень,
Где шум толпы и гарь, где мало песен —
Мне будет голос дан.
 
 
Мне будет голос дан, когда не будет права
На одиночество в безумии познанья,
В начале и в конце повествованья —
Мне будет голос дан.
 
 
Мне будет голос дан, когда, закрыв кредит,
И мы положим руку на гаданье.
На неосуществимом расстоянье
Свеча горит за те из наших звёзд,
Что гаснут раньше сроков в нашем небе.
Мы много плачем о насущном хлебе,
Но мало знаем о природе слёз.
 
 
Мне будет голос дан – и головокруженье
Шампанским – в гранях смысла по ночам.
Не торопись в рассвет и пробужденье,
Свеча горит – хоть на одно мгновенье —
Мне будет голос дан!
 

11 марта 1989

«Не стрела – а заноза…»

 
Не стрела – а заноза,
И не боль – просто зуд.
Уберите угрозы,
Замолчите про суд.
 
 
Этот брошенный город
Обойти б стороной,
Да молитвы и голод
За высокой стеной.
 
 
Расписные ворота —
Под прибитым щитом
Не сыскать позолоты —
Где уж золоту-то!
 
 
Показалось – и правда —
Здесь давно тишина.
Просто в сердце неладно,
Да и память больна.
 
 
Да, непросто вернуться
И не проще – уйти,
А наутро проснуться
В параллельном пути!
 
 
Я уйду, не судите:
– Сдуру, мол, сгоряча —
Вон алтарь, поглядите —
Там погасла свеча.
 
 
Вон окно, убедитесь —
В нём упала звезда.
Пахнет пеплом. Молитесь,
Чтоб не рваться сюда!
 

19 января 1989

«Лети, душа, ночным пожаром…»

 
Лети, душа, ночным пожаром
Тебе горит ещё маяк.
Забудь, что был в преданье старом
3аклятья знак.
 
 
О, как же весело и жутко
Идти по звёздам, зная твердь,
У пропасти помедлить чутко —
И замереть…
 
 
Итак, полёт! И это небо —
Насмешкой тонкий звон в стекле,
И тихий вздох того, кто не дал
Полёта мне.
 

8 февраля 1989

«Наши свечи прозрачного воска…»

 
Наши свечи прозрачного воска,
Наши тени – горчащего дыма,
Наши звёзды горели неброско,
Но сгорали так невыносимо…
 
 
Наши руки тянулись в дали,
Слепо резались о запреты.
Сквозь кровавый огонь в бокале
Воск и память провозглашали
Независимость нашей жертвы.
 
 
Но на самом излёте ночи,
За мгновенье до смуты утра
Мы неверье своё порочим
Жаждой чуда.
 
 
И песок от просторной Леты
Отсчитает мгновенья встречи.
Сны о звёздах, сгоревших где-то,
Быстротечны.
 
 
Будет жертвенной струйка дыма
Над тяжёлыми каплями воска.
Наша память невозбранима,
Тише, время! Да будем даримы
Мы рассветного сна отголоском…
 

14 марта 1989

«Новоявленные англичане…»

 
Новоявленные англичане,
Одного с нами роду и племени,
Не прощаясь идут, не прощаясь,
Потому, что уходят от времени.
 
 
Ночь объявлена ночью бездымных огней —
Больше пепла!
Кто тут станет решать, что нужней и важней
Всё по ветру!
 
 
Жгут картины и песни, и наших отцов —
Ночь без веры!
Дым в развалинах слеп. Но какие в лицо
Дуют ветры!
 
 
Продолжения ждут ночи длинных ножей
В наших детях…
Мы без прошлого шли – мы вернулись уже
В ночи эти…
 
 
Как прекрасно, родившись в июле,
Проклинать «эту лютую стужу».
Мы не знали её – и не нужно!
Мы зато её перечеркнули.
 
 
Мы заставим покаяться грешников,
Мы других посечём всенародно.
Мы седеем с великой поспешностью,
Благо пепел в продаже свободно.
 
 
Мы идём по прекрасному саду
(Правда, кто-то сказал – по пустыне).
И теперь мы поём только «правду»,
Ту, что правдой считается ныне.
 
 
Оболваненное поколение
Посреди покаяния пошлого
В безвременье идёт, в безвременье…