Глава 1. Яйца Судьбы

РОКОТОВ ВЛАДИСЛАВ ИГНАТОВИЧ.

Очнулся я от тряски и противного скрипа в сумерках, лёжа на боку. Первое, что я увидел – это пол из грубой доски и задники чьих-то сапог. Я родился в деревне, в которой жил до подросткового возраста, поэтому даже не потребовалась напрягать свои последние старческие извилины, чтобы понять, что везут меня в обычной телеге, хозяин которой давно не смазывал металлическую ось и сердцевину колёс. Сильное головокружение и тошнота мешали адекватно оценить обстановку, но для своих преклонных лет я ещё из ума не выжил и точно помнил, как поднимался на лифте на восьмой этаж в гости к дочери и внучке. В кабину со мной зашла молодая девушка в короткой юбке, и я, стараясь, чтобы она не заметила, косился на её стройные ножки и даже не заметил, какую кнопку она нажала на панели. До нужного этажа мы оба не доехали. Лифт затрясло, а внутри этой металлической коробки заискрились электрические разряды, как будто в него попала молния. Последним моим воспоминанием было искажённое страхом лицо девицы и её визг, а потом темнота.

Последние пару лет я думал, что помру от инфаркта, или тромб в башке оторвётся, ну, или, на крайний случай, от рака лёгких, так как был заядлым курильщиком, но даже в самых смелых фантазиях не мог предположить, что подохну внутри взбесившегося лифта в компании молодой и шикарной девицы. И единственным объяснением происходящего сейчас была гипотеза, что телегой, запряжённой наверняка в живой труп лошади, управляет мрачный перевозчик душ в мир мёртвых. В загробную жизнь я никогда не верил, но если судить по мрачной обстановке, то везли меня уж явно не в рай, к тому же на моей душе висел грех отнятой чужой жизни, а значит, в Эдем для меня ворота были наглухо заперты.

Все мои догадки рухнули, когда я увидел, вместо своего рукава обычной дешёвой ветровки самую настоящую кольчугу, а на небе висели четыре луны, самая большая из которых расположилась в центре трёх других. И помимо этих сюрпризов в полумраке я разглядел, как за телегой двигались конники, лица которых скрывали капюшоны.

Видимо, услышав моё кряхтение, извозчик обернулся и радостно заявил: – Жив, дружище! Ваал, ты – любимчик богов. После такого удара молнии никто бы не выжил. Возможно, теперь сам верховный жрец обратит на тебя внимание! – телегу тряхануло на очередной ухабине дороги, он чуть придержал лошадь и, не поворачиваясь, сообщил ещё одну странную новость: – Кстати, твоя крыса жива, но вот шкуру ей маленько подпалило!

Наречие даже близко не походило на русский язык, но я прекрасно понял всё, что сказал этот странный кучер, хотя других языков сроду не знал, но вот смысл всей этой белиберды от меня ускользал. И вдруг я понял, что знаю имя этого человека – Торит по прозвищу Змей.

– Ураган, а знаешь, что общего у мыла и ворон? – задал какую-то странную шараду Торит и, не дожидаясь моей реакции, сам ответил: – Они одинаково щиплют глазки! – и захихикал.

Таким говорливым идиотом перевозчик душ уж точно быть не мог, а значит, сто процентов я до сих пор находился в мире живых. Это была последняя вменяемая мысль, и на следующей неровности дороги мои мозги перевернулись вверх тормашками, лишив меня сознания.

И вот, лёжа на кровати в своей келье и прикидываясь немощным, вторые сутки я слушаю истерики Крапивы, пытаясь анализировать сложившуюся ситуацию.

Меня и ту симпатичную молодую особу перебросило в другой мир. Мне досталось тело местного отбитого на голову и помешанного на своей работе инквизитора, а вот девочке повезло меньше: её душа оказалась заперта в маленьком тельце ласки – личной зверюшки этого самого палача Ордена Четырёх Лун. Память бывшего владельца тела никуда не делась и была полностью в моём распоряжении, поэтому я знал, что в этот мир нас обоих перед своей смертью выдернула Призывающая, но то, что мы с девчонкой, не издавая ни звука, могли общаться ментально, было феноменом даже для местных. У Крапивы связь была только со мной и только на русском языке. Из местного наречия она знала всего несколько слов, а вслух могла издавать лишь писки и чирикание.

– Верни нас назад, старый ты пердун! Это всё твоё колдовство! Я заметила, как ты пускал на меня слюни в том лифте! Я тебе ночью горло перегрызу! – услышал я в голове очередную угрозу, которых она уже успела озвучить, наверное, несколько сотен.

Я перевернулся на бок, согнул руку в локте, примостил голову на ладонь и мысленно уже в который раз задал ей вопрос: – Может ты всё-таки скажешь своё имя?

Это пушистая с подгоревшей шерстью мочалка на полу встала на задние лапки возле кровати и фыркнула у меня в голове: – Алиса меня зовут!

Я вспомнил подходящий прикол из далёкой юности, когда "Алиса в Стране Чудес" была очень популярной книгой и, не удержавшись, озвучил шутку вслух – «А мы в прошлом или будущем? – спросила Алиса. – Мы в жопе! – ответил кролик».

В ответ в мою голову полилась непереводимая мешанина из современного молодёжного сленга и отборного мата.

– Фу, такой быть! Ты же – девочка! – буркнул я и, понимая, что рано или поздно женская истерика закончится, опять погрузился в свои мысли, пытаясь её не слушать.

Алиса обвиняла меня в нашем переносе в чужие тела другого мира, а мои аргументы и рассказ про Призывающую она даже слушать не хотела. И с точки зрения любого нормального человека это была самая настоящая фантастика. Жюль Верн, мать его… Но я был рад такому раскладу, хоть до конца и не верилось в происходящее. В родном мире мне уже исполнилось шестьдесят семь лет, и я доживал свои последние если не дни, то года уж точно. Там меня удерживали лишь дочь и внучка пяти лет, но они без меня не пропадут, а здесь мне судьба дала второй шанс, и я его не профукаю, как в прошлой жизни.

Много лет назад я совершил самую глупую и роковую ошибку. По пьянке, приревновав жену к соседу, я размозжил тому башку утюгом, и его мозги со стен подъезда пришлось отскребать дворнику. И с этого момента вся моя жизнь рухнула в пропасть: тюрьма, уход, а потом и смерть жены, безработица, безденежье, ну и все вытекающие, и практически нищая пенсия. Последняя моя работа была водителем автобуса, и то с судимостью взяли по большому блату, поэтому накоплений не было, и на старости лет я считал каждый рубль в коммуналке – пережитка прошлого.

– Ты меня слышишь? Чего ты молчишь?! – задалбливала меня Алиса.

– Сделай мне одолжение – заткнись! Я из-за тебя собственные мысли не слышу, – вслух рявкнул я, но тут же получив укол совести за свою грубость, вздохнул и мысленно поинтересовался: – Чего ты от меня хочешь?

– Я домой хочу! – пожаловалась Алиса.

Ласка, смотрящая с укором, выглядела очень забавно, и мне трудно было принимать эту, пусть и милую, но всё же крысу всерьёз, поэтому я опять схохмил: – Чего ты дома забыла?

– Я забыла там остаться! Идиот! – разозлилась она.

– Потерявший голову по волосам не плачет! – выдал я жизненную мудрость и собрался подобрать слова, чтобы её хоть как-то успокоить, но не успел.

– Это что за пословица такая? Ты где её откопал? В прошлом веке?! А до унитаза хоть сам добирался, старое ты душнило! – снова взбесилась ласка, – Какая голова? Какие волосы? Ты хоть понимаешь, что я лохматая крыса?! Быстро верни мне прошлое, там было нормальное будущее! – разразилась она тирадой и тут же сама себя начала успокаивать: – Спокойно, Алисочка! Это лютейший кринж! Это всё не взаправду! Лови релакс, милая!

За свою долгую жизнь я научился терпению, но эта бестия, которая вселилась в безобидный комочек шерсти, могла довести до нервоза даже забор. И сколько я не пытался, но поставить блок в своей голове на её противный писклявый голос у меня не получалось. Даже появилась мысль: может её сапогом прибить и дохлой тушкой стол протереть. Кстати, вчера она предприняла две попытки суицида путём разбивания с разбегу своей маленькой черепушки о стену. То ли веса тела не хватило, то ли разгона, то ли она пыталась таким образом мной манипулировать, но в итоге из этой затеи ничего не вышло.

– Ты – не ласка! Ты – медуза! – съёрничал я.

– Почему? – запрыгнув на табурет, недовольными интонациями поинтересовалась она.

– Потому что жалишься! – ответил я и снова попытался отстраниться от её нытья, чтобы продолжить мыслительный процесс.

Этот мир назывался Ваглион, что на языке местных переводилось, как блуждающий или рассекающий. По мне, так это было очень тупое название, но здешние туземцы о таких мелочах не задумывались, мол, богам виднее, а наше дело – в сторонке сидеть и не отсвечивать. В местной религии, даже имея в наличии память бывшего владельца тела, требовался детальный анализ, слишком уж неоднозначное мнение у аборигенов сложилось к их вере. Зато про Орден Четырёх Лун, более менее, было всё понятно.

Орден существовал с незапамятных времён, но если точнее, то ему уже было около семи сотен лет. Если верить летописям, многие из которых выложены в храмах в общем доступе, и следуя пропаганде жрецов Ордена, то его создали сами боги для поддержания веры и порядка в этом мире. Бог мужества и отваги – Гаал с золотым молотом гнева. Богиня любви – Кайя с огненным хлыстом страсти. Бог справедливости и правосудия – Орик с разящим сразу десятки врагов мечом. И богиня милосердия – Эволет с метательным лучом освобождения в виде копья. Они появились из ниоткуда и, помахав на прощание ручкой, так же исчезли в никуда, но обещали вернуться.

Очень уж эта легенда смахивала на мифы о богах древней Греции: Зевсе, Афродите, Аресе, Афине и прочих всемогущих сказочных персонажах. Но религия всегда держится на слепой вере, которую в этом мире до сих пор поддерживают жрецы Ордена Четырёх Лун, каждая из которых символизирует определённого бога. А примерно, триста лет назад здесь начали появляться люди с неординарными способностями: кто-то движением пальца крошил каменные валуны в крошку; кто-то взглядом мог заставить человека забыть определённый промежуток времени, а то и полностью всё своё прошлое; кто-то умел управлять металлом, а кто-то, как в нашем случае, мог вызывать сущности из пробитой дыры то ли в другой мир, то ли, вообще, в другое измерение. И последние двадцать лет эти способности становились всё разнообразнее. Короче говоря, супергерои, о которых в моём мире снимали фильмы, здесь были вполне реальны. Жрецы прозвали их нефилимами, объявили безбожниками и скверной, а для их уничтожения были созданы инквизиторы, которых народ не любил, боялся и окрестил Мусорщиками.

Ваал, чьё тело я позаимствовал, лично убил несколько нефилимов, так что я уже не знал – то ли начинать верить в богов и в сказки, то ли пора очнуться в психушке и потребовать меня развязать, чтобы помочиться.

Орден был вынужден пойти на такие меры, потому что обычные люди, не имея власти, а потом вдруг ежесекундно получив могущество, возомнили себя выше остальных и начинали творить разные непотребства, в том числе и разбои с массовыми убийствами. И объявить их вне закона на всём континенте могли только жрецы, так как три господствующих на материке королевства не имели общих законов, а главное не хотели договариваться и взаимодействовать. С тех времён многое изменилось внутри самого ордена и в его взаимоотношениях с другими королевствами, но нефилимы никуда не делись, и причину их появления так никто и не смог выяснить.

Теперь я стал тем самым Мусорщиком этого мира, которого боятся и даже ненавидят, и надо было решать, что делать дальше, хотя вариантов было не много. Но судьба сама дала мне пинка в нужную сторону.

В дверь настойчиво постучали, и пришлось вставать. Это оказался Змей – единственный друг Ваала, роль которого теперь придётся играть мне.

– Ты как? Оклемался? – поинтересовался Торит, и судя по интонациям, беспокоился он не из праздного любопытства.

– Угу, – буркнул я.

– Тогда пошли. В нашу обитель прибыл один из верховных жрецов по твою душу. Собирайся! Он тебя ждёт, но сначала просил заглянуть в страдальню, – сообщил Змей и хотел зайти, но я кивнул и хлопнул перед его носом дверью. Сейчас мне нужно было ограничить общение с теми, кто хорошо знал Ваала, чтобы подостовернее скопировать его манеру поведения, а для этого нужно было время.

– Ты куда? А я? – возмутилась Алиса, и запрыгнула на стол.

Я молча натянул кольчугу поверх плотной длинной рубахи, что оказалось не самым простым занятием, и, сверху накинув балахон, подпоясал его широким ремнём, на который повесил кожаные ножны с мечом.

– Эй, не молчи! Ты куда собрался? Я здесь одна не останусь! – снова раздалась претензия в моей голове.

– А ну цыц! Хватит визжать, как пилорама! Я скоро вернусь! – мысленно рявкнул я, а перед самой дверью, не оборачиваясь, машинально потрогал шрам на лице с многодневной щетиной и добавил: – И я тебе – не эй! Для начала хотя бы имя моё узнай. В той жизни я старше тебя больше, чем на сорок лет, пигалица.

То ли моя гневная тирада подействовала, то ли на удалении наша мысленная связь не работала, но когда я вышел из кельи, то не услышал ни одного слова от надоедливой мыши. Мы пошли налево к центровой лестнице. Стены коридора, сложенные из каменных блоков, ощущение сырости, запах затхлости и оставляющие на потолке копоть, потрескивающие факела – в скупе давали странное смешанное впечатление детского восторга от сказки и одновременно чувство обречённости.

Я знал, что страдальней называли местную пыточную, и поход туда не сулил ничего хорошего. Но учитывая, что после посещения этого неприятного места, мне назначил встречу старший жрец, то тыкать мне в задницу раскалённой кочергой никто не собирался, и можно было чутка расслабить ягодички.

Змей в своей манере трындел без умолку: – Ваал, сам же знаешь, что многие верят, будто молния – это копьё богини милосердия. И я не знаю тех, кто бы выжил после гнева Эволет. Ещё мальчишкой я как-то видел воина после удара молнии. Так вот его кольчуга вплавилась в кожу. Это был мой первый дохляк, и я несколько дней жрать не мог. А у тебе даже борода не подгорела, лишь ткань чуть обуглилась. Ураган, в обители только про тебя и говорят. Ты теперь целованный богиней милосердия!

– Твой язык слишком свободно болтается во рту! – грубо ответил я, копируя манеру бывшего владельца тела.

Торит сменил тему и решил со мной поделиться конфиденциальной и важной информацией про новую повариху, у которой соски разного цвета. Не то, чтобы тема сисек меня не интересовала, тем более в обновлённой моей версии – в теле мужика в самом рассвете сил, просто сейчас был не очень подходящей момент для обсуждения женской физиологии. И обращение – Ураган – меня сильно раздражало, и воспринималось, как кличка лошади, но других вариантов мне давать никто не собирался, так что стучать копытом не имело смысла и оставалось только смириться.