Девочка с лейкой

Ничего нельзя предсказать.

Поэтому самые лживые люди – футурологи. Они надувают свои умные щеки, морщат свои крутые лбы и сообщают нам, что человечеству грозит гибель от перенаселения. К 2000 году на Земле останется мало свободных для жилья мест, люди примутся толкаться локтями, возникнут кровопролитные войны за место в очереди за водкой и земные ресурсы будут вычерпаны до дна.

Есть и другие прогнозы. Экологические и индустриальные об увеличении озоновой дыры или о наступлении зимы из-за замутнения атмосферы.

Вы об этом читали? Вы об этом слышали?

Не верьте!

Разумеется, Земля погибнет. И в ближайшем будущем. Но ни один футуролог не догадывается отчего. Потому что действительная угроза Земле сегодня не очевидна. Она, можно сказать, путается под ногами, отчего и разглядеть такую мелочь трудно.

Укус каракурта опаснее, чем укус слона!

Ввиду трудностей, переживаемых городом Великий Гусляр вследствие неразумно проведенной ваучеризации, либерализации и приватизации, властям приходилось искать способы раздобыть денег. Тем более что оставшиеся без зарплаты работники секретного предприятия № 12, о существовании которого в городе стало известно лишь в последние годы, особенно после первой демонстрации его сотрудников, постоянно стоят с красными флагами у гордома, требуя возвращения старого гимна Советского Союза под названием «Интернационал». Демонстранты даже поют порой первые строки гимна:

 
Вы жертвою пали в бою роковом
Отмстить неразумным хазарам…
 

А у окна своего кабинета стоит демократично выбранный новый главгор Леонид Борисович Мощин, патриот, русофил, радикал, глава движения за возвращение Шпицбергена в Великогуслярский район, известный не только в Вологде, но и в Москве.

Денег в городе нет, идеи иссякли, рейтинг падает…

В кабинет вошел пенсионер Ложкин, сохранивший острый критический ум.

– Пора отмечать юбилей, – сказал пенсионер. – Пополним казну, прославимся.

– Ты о чем, хороший мой человечище? – спросил Леонид Борисович.

– Надвигается дата.

– Подскажи какая, старик, – попросил Мощин, указательным пальцем поправляя очки, съехавшие на кончик острого носа.

– Судя по Андриановской летописи, – продолжал Ложкин, отбивая такт своим словам ортопедической тростью, – в 1222 году от Рождества Христова потемкинский князь Гаврила Незлобивый «пришех и истребих» непокорных обитателей города Гусляр.

– Так давно? Любопытно, очень любопытно, – заинтересовался Мощин. – Продолжайте.

Он подвинул к себе органайзер и записал в него дату. Потом поднял голову и спросил:

– Сейчас в разгаре какой год?

– Девяносто седьмой.

– Теперь вычитаем!

Мощин долго шевелил губами, нажимал кнопочки в своем органайзере и родил интересную идею:

– Нашему городу исполняется семьсот семьдесят пять лет!

– Это юбилей, – сказал старик Ложкин.

– Какой такой юбилей? Разве это тысяча лет? Разве это сто лет?

– Москве восемьсот пятьдесят как отпраздновали! Весь Кремль зайками и мишками обставили, – возразил Ложкин. – Нам тоже допустимо. Бейте в набат! Вызывайте главного редактора городской газеты, давайте интервью кому ни попадя. Ищите спонсоров.

Мощин ходил по кабинету, заложив руки за спину и горбясь от мыслей.

– А в какое время года? – спросил Мощин.

– Князь Гаврила Незлобивый в декабре нас штурмом брал, – ответил Ложкин. – Тогда зимой легче было технику подвозить, летом грязь непролазная.

– Это правильно, – похвалил Мощин наших предков. – Собираем актив.

На следующий день газета «Гуслярское знамя» вышла под шапкой:

ВЕЛИКОМУ ГУСЛЯРУ 775 ЛЕТ!

ДОГОНИМ И ПЕРЕГОНИМ МОСКВУ!

Корнелий Удалов сказал своему другу Минцу:

– Тоже мне круглая дата! Через год снова справим, да?

– Народу нужны зрелища, – ответил Минц. – Нужнее хлеба, не считая колбасы.

Мощин совершил ряд дальних и ближних поездок. Собирал деньги на юбилей. Дали многие, но понемногу: Вологодская администрация, Академия вредителей леса, банк «Неустройкредит», Министерство культуры, Ассоциация малых народов Севера и ряд коммерческих структур.

Конечно, если бы Мощин догадался, то денег у Ассоциации не стал бы брать. Гусляру еще национальных проблем не хватало.

Деньги стекались в Гусляр тонкими ручейками. Их было недостаточно.

И тут на прием к Мощину пришел Глеб Неунывных.

Это был небольшого росточка дядечка, в одежде черного цвета на пять размеров больше, чем надо. Галстук ему тоже был велик.

Посетитель уселся на стул и достал визитку, вырезанную из янтаря, с золотыми буквами:

«Глеб Неунывных, генеральный директор ООО „Чистюля-онал“».

– Зачем пожаловали? – спросил Мощин.

Посетитель был крутой, денежный и опасный.

– Зима наступает, – напомнил генеральный директор. – Снегопады, заносы. Катастрофа! Юбилей придется отменить.

– Зачем же отменять? – усмехнулся Мощин. – Народ съедется. Может, даже из дальнего космоса. Спонсоры есть.

– Спонсоры не помогут, – сказал посетитель. Глазенки у него злобно сверкнули. – Спонсоры в снегу утопнут. У вас в городе уборка не организована.

– Опять же ошибка! – радостно засмеялся Мощин. – У нас в наличии два уборочных комбайна.

– Без запчастей.

– Три грузовика для вывоза.

– Водку возят.

– Целая армия дворников.

– Пьет ваша армия.

– Может, и пьет, но когда город говорит: «Надо!» – они отвечают: «Есть!»

– Будем чистить, – сказал генеральный директор. – Поможем. Обеспечу уборку города на период зимы. Почти бесплатно.

Мощин нашелся и ответил пословицей:

– Бесплатный сыр, дорогой мой человек, бывает только в мышеловке.

– Принимаю вашу шутку и отвечаю: моя фирма имеет завод по производству «Розочки». Приходилось слышать? Не приходилось. Безвредно, быстро, ласково. По минимальной отпускной цене, возможны варианты. Закупаете тонну, получаете комиссионные.

– Как так комиссионные? – рассердился Мощин. – Кому какие комиссионные, понимаешь?

– Безвредно, – ответил гость. – Лично в конверте, сто баксов с тонны. Радость всеобщая.

Он положил на стол длинный белый конверт, совершенно пустой на вид. Конверт загадочным образом скользнул к Мощину, но тот отбивался и попискивал.

– Место! – крикнул Неунывных конверту. Потому что вряд ли он мог так крикнуть городскому главе.

Конверт исчез в кармане Мощина, и, как тот ни выковыривал его, ничего не вышло. Мощин сказал посетителю:

– Вон отсюда! Чтобы вашей ноги здесь не было.

– Поставка завтра, будете благодарить до конца жизни, – ответил Неунывных и исчез.

Через пять минут взвизгнула из приемной секретарша, а еще через минуту зашуршал шинами белый «мерседес». Мощин выбежал в приемную. Валюта была почти растерзана, она сладко стонала.

– Прикройся, – сказал Мощин.

Валюта попыталась прикрыться зелеными купюрами, что лежали стопкой на ее животике.

Через неделю прибыл КамАЗ, полный пластиковых мешков с изображением роз в натуральных цветах. Мощин подписал накладную и созвал городской актив на полевые испытания.

Как раз прошел снег, площадь Землепроходцев была похожа на степь-да-степь-кругом, заслуженный дворник Рахат Мухитдинов вышел на простор с эмалированным лукошком через плечо и пошел по целине, размахивая правой рукой, как сеятель на агитплакате двадцатых годов. Демонстранты с красными флагами выкрикивали критические замечания. Снег за спиной дворника начал таять, чуть дымясь. На площади образовалась черная блестящая полоса.

Присутствовавший на демонстрации Глеб Неунывных стал хлопать в ладоши.

– А если тридцать градусов мороза? – спросил Ложкин.

– Будем испаряться! – порадовал генеральный директор. – И в сорок не замерзнем! Ваш город спасен.

– Сколько придется платить? – живо поинтересовался Корнелий Удалов.

– По бартеру, – ответил Мощин. – Все утрясено. Город не потеряет ни копейки.

Неунывных умчался на своем «мерседесе» на базу благоустройства. Оттуда он взял курс в свои края. За «мерседесом» следовали два грузовика и три снегоуборочных комбайна, которые он получил по бартеру как предоплату за «Розочку».

В Великом Гусляре началась цивилизованная жизнь. Как в Москве.

При трескучих морозах его жители брели по черным лужам, хлюпали по черной жирной грязи, машины разбрызгивали грязь по стенам домов, вечерами женщины старались отстирать засоленные брюки и ботинки, а шоферы соскребали с машин белый жгучий налет. Было куплено вдоволь кумача на украшение улиц.

Профессор Минц пришел к Мощину в начале декабря, когда до юбилея оставались считаные недели. Мощину не хотелось видеть надоедливого профессора, добра от этой встречи он не ждал, к тому же он спешил: пора было выкупать красный кирпич для завершения строительства замка. Благо Глебушка привез вчера две сотни баксов.

– Ну что у вас, мой дорогой человечище? – спросил Мощин, поправляя очки, которые все сползали на кончик острого носа, удивительно выдававшегося на совершенно круглом и даже пухлом лице.

– Я подсчитал возможные последствия, – сказал Минц. – Это может плохо кончиться для города.

– Лишнее, лишнее, вот это лишнее. Не советую слушать злопыхателей. Наверное, опять Корнелий Иванович Удалов под меня копает?

– Вы хоть состав этой «Розочки» установили?

– Одобрено. Одобрено Ассоциацией фармакологов, мне лично даны гарантии, – заверил Мощин.

– При контакте ног с солью «Розочки» могут начаться процессы деформации, – сказал Минц. – Дыхание сопровождается…

– Ах, спрячьте свою записную книжку, дорогой мой дружище, – махнул рукой Мощин. – И покиньте мой кабинет. Вы хотите возмущения? Народ вас не поддержит. Раньше мы как жили? Ходили и скользили. А теперь где ваши дворники? На заслуженном отдыхе.

– Вы тоже не застрахованы, – предупредил Минц. – Ваши поставщики везут в Гусляр отходы завода «Льизифосгенпроект-13 имени Клары Цеткин».

Мощин заткнул уши указательными пальцами и стал топать ногами, чтобы не слышать проклятого профессора.

Не могут футурологи предсказать главную опасность. Даже Нострадамус им не помощник. Он ведь что написал в шестьсот тридцатом катрене:

 
В конце рокового столетия
В стране гипербореев
Город от имени крупной птицы
Будет поражен проклятием подобно столице.
 

Каждому ясно, что страна гипербореев – Российская Федерация, а крупная птица – гусь.

После обеда главгор Мощин велел шоферу ехать на строительство объекта номер один – своей дачи. Он ехал и думал, что дачу надо завершить до юбилея. «Пригласим из Москвы какого-нибудь великого скульптора, чтобы поставил монумент. Все равно какой. А на даче будет большой банкет – руководители области отведают наших осетров».

Машина неслась по улицам, разбрызгивая черную грязь. Прохожие жались к стенам. Стоял жгучий мороз, у центрального супермаркета мерзла очередь за резиновыми сапогами. Детей выпускали на улицы только в марлевых повязках. Поперек улицы рабочие растягивали транспарант: «Слава нашему городу на пути к тысячелетию!» Второй плакат Мощину попался на выезде из Гусляра: «Экология должна быть экологичной!»

– Вот именно, – одобрил Мощин. – Так держать!

– Вы ко мне? – спросил шофер.

– Я с собой беседовал, – ответил Мощин.

– Это правильно, – согласился шофер. – Всегда лучше с умным человеком поговорить. У меня к вам просьба, Леонид Борисович. Когда будете снова с собой разговаривать, спросите, когда будем новый кар получать?

– А чем тебе наш скромный «ауди» не подходит, Трофимыч? – удивился Мощин.

– Беспокоит меня состояние его днища, – объяснил шофер.

– Отчего же?

– От этой грязи! От «Розочки», блин.

– Не надо бы тебе слушать бабские сплетни, – укорил шофера Мощин.

Машина съехала с шоссе и пошла, слегка подпрыгивая, по дорожке, что вела к стройке века. Пока еще здесь не было покрытия.

Вот и показался впереди возведенный до третьего этажа замок – личная резиденция Леонида Борисовича.

Машина съехала с пригорка, в ней что-то треснуло, и днище ее отвалилось. К счастью, скорость была невелика, и, отваливаясь вместе с днищем, шофер успел тормознуть.

Мощин рассердился на шофера, на машину и на интриги.

Он вылез и пошел дальше пешком по снегу, а шофер вел машину сзади, держась за руль и перебирая ногами.

Дальнейшая судьба главгора складывалась драматично.

Отдав деньги за кирпичи, Мощин оставил шофера с машиной, а сам побрел обратно к шоссе, чтобы там проголосовать и вернуться в город.

Время было к вечеру, пятница, ни одной машины к городу не встретилось, а те, что встретились, не остановились.

Только к шести часам вечера (вы представляете, в каком состоянии?) Леонид Борисович вступил в Гусляр, который уже издали дал о себе знать легким запахом тления, испускаемого «Розочкой». Над городом царил мир. Кое-где в окнах мерцало голубым – работали телевизоры. По мере продвижения руководителя к центру города глубина грязи увеличивалась. Одно дело ездить по Гусляру на персональной машине, другое – оказаться в положении пошлого пешехода.

Мощин был зол на фирму «Ауди», которая выпускает такие негодные автомобили, на глупого шофера, на черную грязь, на плохое освещение на улицах, на машины, которые, проезжая, обдавали его черной грязью, на молодежь, которая не уступает дороги, на жену, которая не ждет его обедать.

Жена не ждала его обедать. У жены было горе.

Она ждала мужа, чтобы поделиться с ним.

– Герасима Ксюша привезла, – заплакала она, увидев на пороге мокрого, несчастного, осунувшегося мужа. – С утра доктора надо вызывать.

– Что еще? – Мощин уселся на стул в коридоре. Дорогой был стул, из итальянского мебельного гарнитура.

– Сказать нельзя, – ответила жена. – У них в садике эпидемия, но такая страшная, что даже нельзя сообщить.

– Опять бабские сплетни, – сказал Мощин и пошел на кухню, забыв раздеться. – Покормила бы.

– Ты что не разуваешься? – закричала вслед мужу Мощина. – Мне опять за тобой подмывать. По колени промок!