– Привет, – сказала она. – Еще живой?

– Немного живой, – сказал я. И обернулся к Порейке, который вынул расческу и стал укладывать длинные редкие черные волосы поперек ранней лысины.

Смотрел он как-то сквозь меня.

– Спасибо, – сказал я. – Вы, коллега, подоспели вовремя.

– Я не к тебе подоспел, – сообщил Порейко.

Он был среднего роста, но фигура его была устроена неудачно: она была узкой в плечах и расширялась к земле, словно он был облачен в юбку восемнадцатого века. Женственность не уменьшалась от камуфляжа, который на нем выглядел вовсе не воинственно.

– Ты скажи ему спасибо, – произнесла Александра и скривилась от боли – говорить ей было трудно, и в прекрасных глазах английской кинозвезды стояла глубокая влага. – Ведь этот Кирилл совсем с ума сошел. Полез ко мне приставать прямо в кафе.

Александра чуть лукавила, но я понял, что ей хочется представить виноватым во всем Кирилла и о нашем сомнительном со стороны знакомстве она рассказывать Порейке не будет.

– А Гарик, то есть Георгий, его хотел остановить. Правда, Гоша?

Гошей оказался бармен. Он с готовностью подтвердил слова Александры.

– А почему Гарик? – спросил Порейко. – Это что за фамильярности?

На вид ему было лет под сорок, лицо было бледным, нездоровым, изгрызенным ямами от юношеских фурункулов.

– А Гарик – Аркаши Полухина двоюродный брат. Он здесь уже был, лет десять назад.

– Двадцать, – поправил я Александру. Мы с ней как будто разыгрывали спектакль.

– Ясно. – Порейко принял объяснение, посмотрел на Александру и спросил: – Может, до поликлиники дойдешь?

– Еще чего не хватало! – ответила Александра. – У меня здесь пластырь есть.

Она выдвинула ящик хозяйственного стола и достала пластырь – на щеке была основательная ссадина.

– Сходите в поликлинику, – сказал я, – а то инфекция может попасть. Раздует еще.

– Джо, – приказал Порейко, – отведешь Александру в поликлинику к дежурной сестре.

– Знаю, – сказал Джо.

Из-под фуражки у него торчал чуб странного, почти оранжевого цвета, как будто надевался вместе с фуражкой, как на детском карнавале. Черная повязка и черная шевелюра над ушами подчеркивали опереточность этого типа.

– Пошли, – приказал Джо. И спросил у Порейки: – Может, пистолет дашь?

– Я всю обойму расстрелял, – признался Порейко. – Если что – зови ребят. Но я думаю, они не посмеют. Нет, не посмеют. Мы тогда их взорвем к чертовой бабушке.

Когда Александра в сопровождении Одноглазого Джо покинула кафе, Порейко сказал Гоше:

– Быстро накрой нам – бутылец, бутербродов с рыбкой и мое любимое.

Его любимое оказалось крабовыми палочками. У каждого свои склонности.

Порейко разлил по рюмкам из мгновенно появившейся перед нами бутылки.

– С приездом, – сказал он.

Глаза у него были светло-карие, почти зеленые, кошачьи, злые.

– Спасибо, – сказал я. – Со знакомством.

Он внимательно смотрел, как я пью. Я пил не спеша, без жадности.

Порейко удовлетворенно кивнул и залпом кинул в рот содержимое своей рюмки.

– И чем же ты им не понравился? – спросил Порейко.

– Могу предположить, – ответил я. – Один из них по имени Кирилл увидел, как я разговариваю с Александрой, и решил меня наказать.

– А как же ты разговаривал?

– Обыкновенно. Мне интересно было на Александру поглядеть. Она красивая.

– А ты, парень, наглец!

– Посмотреть никому не запретишь.

Порейко достал гребешок и снова принялся раскладывать черные волосы поперек лысины. Видно, это было его любимым занятием.

– И что же ты сказал Кирюше? – спросил Порейко.

– Я его не трогал. Не лез. Но не люблю, когда руки распускают.

– А Александра сказала тебе, что у него черный пояс по карате? – спросил Порейко.

– Она ничего сказать не успела. Я его раньше выкинул.

– Не похоже.

– Спросите у бармена.

– Спрошу. И у Александры спрошу.

Любопытно, подумал я. Бывают люди, которых до старости зовут Сашками, а Александру называют Александрой. Значит, в ней что-то есть…

– А ты хоть знаешь, кто такой Кирилл? – спросил Порейко, пряча расческу в карман.

– Теперь знаю, – сказал я. – Ваш местный бандит.

– Шантрапа, – заметил Порейко. – Но они не в законе, они отмороженные. Тебе это что-нибудь говорит?

– Говорит. Старших не уважают.

– Их приходится наказывать, – сказал Порейко и вздохнул, как палач, уставший от этих висельников. – Еще по одной?

– Как скажете.

Я никак не мог найти с ним правильный тон. То в ответ на его «тыканье» я тоже обращался к нему на «ты», то вспоминал о том, что он лет на пятнадцать старше меня, и становился вежливым.

– А ты вообще-то употребляешь?

– Когда надо, могу пить.

– А сейчас надо?

– Я хотел бы здесь осесть на время. Может, на работу устроюсь. Мне с вами ссориться не хотелось бы.

– Почему?

– Потому что вы авторитетный человек.

– Это тебе Аркашка сказал?

– С Аркадием мы о вас не говорили. Мы вообще мало с ним говорили. Я на утреннем поезде приехал, а потом он на службу ушел.

– Значит, ты полседьмого пришел?

– Примерно.

Порейко, довольный, засмеялся. Он щурился и мотал головой, тщательно уложенные пряди рассыпались, упали на нос.

– Ох, Ритка тебе и задала! – заявил он утвердительно.

Я ничего не ответил. Маленький городок, все спальни под рентгеном…

– И куда же ты работать намылился? – спросил Порейко. Он снова достал расческу, чтобы привести волосы в порядок.

– Я в армии механиком-водителем был.

– Генерала возил? – Порейко улыбнулся, улыбался он некрасиво, недобро.

– Разных людей приходилось возить, – сказал я. – И разные машины осваивал.

– Может, и БМП?

– Может быть.

– И танк?

– Может быть.

Я надеялся, что танка у них здесь нет и они не смогут меня проверить. Шофер я хороший, в двигателях разбираюсь, но танк водить не приходилось. Хотя, впрочем, это тот же трактор.

– А точнее? – спросил Порейко.

– Надо будет, расскажу и точнее.

– Вот сейчас и надо, – приказал Порейко.

– Не понял! – Я хотел, чтобы мой голос прозвучал агрессивно, но не слишком.

– Ладно, – сказал Порейко. – Пошли ко мне.

– Куда?

– Слушай, парень, – рассердился Порейко. – Мы здесь люди солидные. Хотим тебе помочь. Не пойдешь – приведут.

– Меня пугать не надо, – сказал я.

Порейко поднялся.

Бутылка водки осталась на две трети полной. Порейко с жалостью поглядел на нее, и мне вдруг подумалось, что сейчас он ее сунет в карман и унесет. Но если он и хотел так поступить, то сообразил, что при мне так делать не стоит. Он громко сказал бармену:

– Посуду забери, чтобы не пропала.

Бармен, который наливал пиво из крана двум девицам с багровыми рожами бомжей, кивнул.

– Пошли. – Порейко, не оглядываясь, пошел к выходу.

Я последовал после секундной паузы. Все пока шло по моему плану, однако мне надо было показать некоторое сопротивление, чтобы Порейко убедился в том, что я подчиняюсь ему принудительно.

Мы вышли на улицу не рядом, а последовательно – я шел в двух шагах сзади.

Улица была пустынной, лишь возле ларьков бродили женщины, а у одного из них разгружали «Газель».

Навстречу нам шел Одноглазый Джо.

– Ну что? – спросил у него Порейко.

– Жить будет, – ответил Джо и расхохотался. Он любил громко смеяться. Я видел его «дело» у полковника Миши. «Дело» умещалось на листке компьютерной распечатки, но от этого его биография не становилась проще. У него было две судимости за хулиганство, он проходил совсем близко от посадки в деле о групповом изнасиловании – неприятный тип.

– Ты проще, Джо, – мягко сказал Порейко, но это тоже звучало как приказ.

– Смазали и пластырь наложили. Но она сказала, что голова болит, и ее домой отправили. Сказали, чтобы полежала, потому что есть опасность сотрясения мозгов.

И тут уж Джо нельзя было остановить.

– Ты чего? – прервал его смех Порейко. – Что тебя, идиота, веселит?

– Мозги, – признался Джо. – У нее мозги!

– Куда больше, чем у тебя, – сказал Порейко. – Понял?

– Так точно, – сказал Джо, не обидевшись. – Вы к себе идете?

– Вот веду юношу в офис, – сказал Порейко. – Побалакаем.

– Юношу! – И Джо поплелся за нами, взвывая от приступов смеха.

Идти было недалеко. Мы поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Дверь в ближайшую комнату была приоткрыта. Из-за нее доносился стук пишущей машинки.

– Заходи, – сказал Порейко.

Одноглазый Джо толкнул меня в спину, но я промолчал. Я должен быть хитрым, как змей, и осторожным, как пугливая лань.

Это была большая комната в два окна. В ней помещались шкаф и два письменных стола. На стене висело красное знамя, рядом с ним портрет императора Николая II, который отвернулся от знамени, видно возмущенный таким соседством.

Кроме того, к стенам были прикноплены какие-то листовки, плакатики, записки, карикатура на Гайдара и большой плакат из военного кабинета, на котором был показан в общем виде и в разрезе автомат Калашникова и объяснялось, как его разбирать и смазывать.

За одним из столов сидел молодой человек при усиках и в черной кожаной куртке.

– Ну как? – спросил Порейко. – Кончаешь?

– Скоро кончу, Дмитрий Трофимович, – ответил молодой человек.

Порейко обогнул второй стол, что стоял как раз между портретом и знаменем, и уселся за него. Я оглянулся в поисках стула. Стула не оказалось.

– Ты садись, садись, – сказал Порейко, который отлично видел, что стула в комнате нет.

Я молча направился к другому столу и сказал молодому человеку с усиками:

– Привстань.

– Зачем?

– Привстань!

Тот вскочил. Я взялся за спинку стула, перенес его к столу. Одноглазый Джо ринулся было ко мне, но Порейко остановил его, подняв ладонь.

– Дмитрий Трофимович, – пожаловался усатик, – я так не успею.

– Пиши стоя, – ответил Порейко.

Смотри-ка, а он находчив и хладнокровен и, видно, привык общаться с нахалами вроде меня!

– Ты из той комнаты принеси, – подсказал Джо и широко улыбнулся. А когда парень ушел, он сказал: – Ну, ты даешь!

– Помолчи, – велел ему Порейко. – Иди погуляй, пивка выпей и Жору с собой забери.

– Будет сделано, – сказал Джо.

Мы остались одни.

– А теперь рассказывай, – ровным вялым голосом произнес Порейко, – кто и зачем тебя сюда прислал. Что тебе нужно от нас?

– Это вместо здравствуйте? – спросил я.

– Ты говори, говори…

– Слушайте, мне такой разговор не нравится, – сказал я. – Я к вам не напрашивался, вы меня позвали, а теперь все наоборот?

Я должен быть прост, но не так уж и прост.

– Город у нас небольшой, каждый человек на виду. С чего бы тебе к нам приезжать?

– Повторяю по буквам, – сказал я. – Можете проверить у Аркадия, тем более что вы с ним знакомы. Пошлите телеграмму тете Нине. Что вам еще показать?

– Паспорт, – сказал Порейко, протягивая открытую ладонь.

– Зачем я буду вам паспорт показывать?

– Покажи.

Я отрицательно покачал головой.

– Ты в самом деле собираешься в нашем городе жить? – спросил Порейко. – Так учти, что за первый же день нажил себе опасных врагов. И они тебя на улице тут же подхватят. Зачем тебе враги? Это же смертный приговор.

Я подумал – недолго, секунд пять, – достал из внутреннего кармана бумажник, из него – паспорт.

Паспорт был самый настоящий, с моей фотографией, только некоторые данные были изменены. Но умеренно. Так, чтобы при проверке не возникло подозрений. Моя мать, Зинаида, вышла замуж за одного железнодорожника, когда мне было пять лет, и уехала из нашей деревни. Так что мое рождение и родственные связи с семейством Лопухиных подтверждались.

Докопаться до правды было возможно, но этого надо было очень захотеть. Я надеялся, что такого желания не возникнет. Если я буду вести себя естественно.

Порейко перелистал паспорт.

– Прописан в Каунасе. Это еще что такое?

– Я женился там, – ответил я. Мне сделали эту женитьбу, надеясь, что проверить мое прошлое в Литве будет сложнее, чем в Калуге.

– На литовке? – Я понял, что литовцы для него хуже негров.

– На нашей, – успокоил я Порейку. – Только мы расстались.

– Ага, – сказал Порейко, – …зарегистрирован с гражданкой Кузнецовой… И почему же расстались?

– Не сидится мне на месте, – ответил я.

– Паспорт пока побудет у меня, – сказал Порейко. Он прихлопнул его ладонью.

– Я что, к ментам попал? – спросил я.

– Ты к серьезным людям попал. Так что рассказывай дальше свою биографию.

– Не пойдет, – сказал я. – Надоело мне. Что за страшилки? Обойдусь я без вашего покровительства.

– Не обойдешься. Рассказывай дальше.

– Но хоть скажите, кто вы такой, – взмолился я.

Порейко смилостивился.

– Тайны тут нет, – сказал он. – Я председатель меховской секции «Союза ветеранов – XX век». Слышал о таком Союзе?

– Союз ветеранов Афганистана? – спросил я.

– Не совсем так. «Союз ветеранов – XX век». Мы объединяем все здоровые силы в ветеранском движении под лозунгами единства и нерушимости нашей родины. Ясно?

Текст был прочитан как с плаката, хотелось посмотреть по стенам – откуда же он прочел эти громкие слова?

– Ну что ж, – сказал я, даже без особого желания, так, к слову пришлось, – значит, мне у вас надо зарегистрироваться.

– А ты что, ветеран? – Порейко был удивлен. – Ты же сказал, что только на действительной был.

– И еще три года, – сказал я.

– И где же служил?

– Я много где служил.

– А ты говори, нам спешить некуда.

Я принялся рассказывать вымышленную боевую биографию, путь советского конкистадора конца XX века. Моя «легенда» была относительно скромной, чтобы максимально снизить риск от встречи с бывшим однополчанином. Правда, дядя Миша не успел толком проверить все личные дела меховских ветеранов, но он был почти уверен, что там не было абхазцев и никто из них не побывал в Африке. Африку придумал я сам – наемник в Сомали! Я еле спасся, когда власть переменилась. Но везде – механик-водитель, не снайпер, не террорист – избави боже, просто хотелось посмотреть мир и немного заработать. Мир кое-как посмотрел, большей частью через прорезь в БМП, заработать не удалось – плохо у меня держатся деньги.

Порейко слушал меня, почти не перебивая, делал пометки в черном блокноте. Когда я бежал из Сомали в Киншасу, скептически покачал головой и сказал: «Клуб кинопутешественников».

– Да ты, может, снаряды возил для черных! – взвился Порейко.

– А ты считал? – спросил я. – Кто эти снаряды возил и кто дачи себе строил? Там и без снарядов было что возить.

Я закончил рассказ своим появлением здесь. Захотелось осмотреться, может, осесть, хотя люблю я больше крупные города, а может, отправлюсь дальше. Как получится. Главное – я мирный человек, приехал с дружескими намерениями и встревать в войны не желаю…

– Черт тя знает, – сказал по завершении моей одиссеи Порейко. – Черт вас всех знает.

– Мне можно идти? – спросил я.

– Нет, – сказал Порейко.

Он поднялся, решительно кинул мой паспорт в ящик своего стола, вернее, ему показалось, что он кинул мой паспорт в ящик стола, – на самом деле паспорт уже был у меня в кармане. Но мало ли кому что кажется.

– Пойдем с тобой вместе, – сказал он.

Стоя, он расчесал свои кудри, распределив по лысине параллельными прядками, кликнул Одноглазого Джо и велел усатику садиться за завершение какого-то документа.

– Сейчас навестим Одуванчика, – сказал он своему адъютанту.

– Он сейчас в мастерской занят, – с почтением в голосе ответил Джо.

Порейко вылетел из комнаты подобно Петру Первому на каком-то полотне Лансере и помчался, поднимая ветер.

За ним бежал Одноглазый Джо и сзади – я.

День уже разгорелся, солнце светило жарко и влажно, под ним подушками лежали сизые тучи.

Люди оборачивались, глядя на нас, Порейку узнавали, некоторые пытались приветствовать его. Но Порейко никого не видел.

Мы промчались вдоль рядов рынка, в конце их у забора была мастерская «Металлоремонт», типичная хижина дяди Тома с окошком, как в заводской кассе.

Но мы не стали заказывать ключ, Порейко обогнул мастерскую сбоку, толкнул дверь, а мы с Джо остались снаружи, на пороге, потому что места внутри хватало лишь для длинного верстака с вальцами, половинки стола, где были сложены инструменты, и стула, на котором сидел хозяин мастерской Одуванчик.

Я сразу понял, почему его зовут Одуванчиком. Он был смуглым, загорелым или с детства смуглым, а тонкие завитые волосы вокруг лысинки-тыквы казались одуванчиковым белым пухом. А лицо у него было гладким и добрым, с большими бараньими глазами.

– Все знаю, – сказал он, не оборачиваясь и не переставая обтачивать болванку. – Все слышал. Страшно недоволен. Всех накажу. А ты, Трофимыч, своих тоже накажи.

– Я там сам был, – сказал Порейко. – Знаю, кого наказывать.

– Зачем волнуешься, гипертонию подхватишь.

– Ты предупреди, Артем Давидович, – сказал Порейко, – ты предупреди Кирилла, чтобы он глупостей не делал. А я тебе хочу представить (он так и сказал: представить) моего нового человека, прибыл к нам из самой столицы, состоит моим личным водителем. Познакомься, Юрик, и проникнись уважением к единственному в наших краях «авторитету».

– Преувеличение. – Мастер Одуванчик обернулся ко мне. Он отложил болванку и вытирал ветошью пальцы. – «Авторитетов» в Меховске нет, а вот авторитетные люди имеются в наличии.

Он протянул мне руку.

Ладонь и пальцы были жесткими, как у человека, который занимается ручным – металлическим или каменным – трудом.

– Не могу без работы, – сказал Одуванчик. – Руки мои тянутся к труду. И вроде пенсия у меня хорошая, и квартира есть, а все продолжаю приносить пользу людям.

– Значит, договорились? – спросил Порейко.

– Что-то твой Юрик очень злой, это плохо, – сказал Одуванчик. – Людей надо любить, а не калечить.

– Александра в больнице, – ответил также коротко Порейко. – Люблю я Александру, жениться на ней собрался.

– Неужели Александру обидели? Значит, я был прав, когда рассердился на бездельников. Но за Александру они от меня вдвое получат. Так что иди, Трофимыч, гуляй, воспитывай своих молодых ветеранов. Нам с тобой делить нечего.

Мы вышли наружу. Тучи подобрались к самому солнцу. Воздух был тяжким, мокрым, парным.

– Врет он все, – сказал Порейко.

Одноглазый Джо уже пошел вдоль рядов, остановился возле торговки, стал прицениваться к огурчикам.

– Ты думаешь, что он чудак – Одуванчик? – сказал Порейко.

– Я так не думаю.

– Он на рынке сидит как паук. Контролирует рынок, а когда рядом хозяйский глаз, всегда можно пожаловаться или совета попросить.

– Он вас не любит? – спросил я.

– Конечно, не любит, но ссориться со мной не будет. И особенно ему неприятно, что Александру задели. Это уж совсем не по-людски. Но он ничего поделать со своими не может. Они же отмороженные, надо с ними разобраться. А ты как думаешь?

Мы вышли с рынка и остановились. Порейко закурил.

– Не знаю ваших возможностей, – сказал я.

– Правильно, и я спешить не буду, – сказал Порейко. – Но когда время придет, я их отправлю куда положено.

– А куда?

– Так вот что тебе надо? Я специально, гад, тебя испытывал!

– А это не я спросил. Это Джо спросил, – ответил я.

– Точно, – согласился Джо. – Куда ты их отправишь, Трофимыч?

– А пошел ты!

Вдруг Порейко остановился и погрозил кому-то пальцем.

Я поглядел в ту сторону. За воротами рынка стоял Кирилл. Смотрел он на меня с нескрываемой ненавистью.

– Я бы ему не доверял, – заметил Порейко.

– Даже после вашей беседы с Одуванчиком? – спросил я.