Лет двадцать назад профессора Минца упекли бы далеко и надолго, если бы он сделал то, что сделал сегодня.
Как-то он прочел в газете «Гуслярское знамя» о печальной судьбе суматранских носорогов. По сообщению агентства Рейтер, их сохранилось не более дюжины, и они не могут размножаться по очень простой причине: самцу никогда не отыскать самку в джунглях острова Суматра и, значит, им никогда не создать семьи. Вот и бродят по горам и долинам полдюжины девиц и столько же молодых носорогов, а построить семью не могут – между ними сотни миль пересеченной местности.
Эта новость потрясла профессора Минца, но тут же она дополнилась еще одним известием: на прошлой неделе в овраге у селения Мачех найдены две гниющие туши молодых носорогов, которые все же перед смертью нашли друг друга. У трупов спилены рога.
Каждому было понятно, что это дело рук браконьеров, которые продают носорожьи рога в богатые дома Гонконга и Сингапура, потому что порошок из рога носорога обладает особым действием и поднимает мужскую потенцию. По крайней мере последние две тысячи лет китайцы в это верят.
После обеда, когда удрученный Лев Христофорович Минц, надежда российской науки, временно проживающий в Великом Гусляре, глядел в окно на струи скучного октябрьского дождика, к нему вошел сосед Корнелий Удалов и спросил:
– Ты сегодня в «Аргументах и фактах» читал?
– Что я читал?
– Как на Шереметьевской таможне тюк распаковали, а в нем двести сорок редких бразильских попугаев – все сдохли! И виноватых, как всегда, не нашли.
– Этого я ожидал, – сказал Минц так убежденно, что Корнелий оторопел. И понятно: идешь к человеку с сенсацией на языке, а он, оказывается, уже все знает. Когда-то в детстве Удалов проходил в школе балладу поэта Николая Тихонова о Синем пакете. В ней человек несется через опасности в Кремль, чтобы донести до столицы важное сообщение. Еле живой он добирается до Кремля, там свет горит, потому что «люди в Кремле никогда не спят». Его проводят в кабинет к главному человеку. А тот вскрыл конверт.
Прочел, руки о френч отер,
Скомкал и выбросил на ковер.
Сказал, поднеся трубку к усам:
– Поздно, уж полчаса знаю сам!
Эта сцена отложилась в памяти Удалова. И сейчас он почувствовал себя точно как тот гонец.
Поэтому стоял в дверях и ждал продолжения беседы.
– Скоро, – произнес наконец Минц, – на Земле совсем не останется диких животных, кроме ворон, крыс и воробьев.
– Вот именно! – согласился Удалов. – И людей.
Минц резко обернулся к другу и соседу.
– С этим пора кончать! – заявил он. – А то некому будет кончить.
– А что конкретно? – спросил Корнелий.
– Конкретно поднимай народ, – сказал Минц.
– Кого?
– Кого? – Минц задумался. – Сашу Грубина поднимай, старика Ложкина, если он ко мне пойдет.
– Может и не пойти, он подозревает, что ты демократ, – сказал Удалов.
– Знаю. Кого еще? Савича попробуй позвать. Стендалю позвони на мобильник. А я буду срочно думать. Я уже начал думать.
Удалов по-военному повернулся на сто восемьдесят градусов и отправился выполнять приказание.
Не то чтобы Удалов подчинялся Льву Христофоровичу, но он ценил его ум, талант и бескорыстие, что теперь среди академиков встречается редко.
Через час в кабинете Минца собрались:
Пенсионер Корнелий Иванович Удалов, бывший начальник стройконторы и знаменитый человек в масштабах нашей Галактики.
Заслуженный пенсионер Ложкин Николай. Склочник. Профессиональный правдолюб.
Провизор Никита Савич.
Александр Грубин, сосед снизу, человек сложной судьбы.
Миша Стендаль, до седин молодой корреспондент газеты «Гуслярское знамя».
Минц уже соорудил чайник и поставил на столе крекеры и македонское печенье. Из-за этого пришлось потеснить на столе научную литературу, сбросить на пол принтер и часть журналов.
Все расселись, разлили по чашкам чай, и тогда Минц произнес речь:
– Я созвал вас, господа, по делу, не терпящему отлагательств.
– Вот именно! – воскликнул Ложкин. – В наше тяжелое время, когда экономика страны лежит в разрухе, а держава в руинах, пора сказать свое решительное «нет» так называемым демократам, без исключения агентам ЦРУ!
– Если кто-то пришел сюда, чтобы меня перебивать, – заметил Лев Христофорович, – он может покинуть наш зал заседаний. Не держим.
При этом Минц посмотрел на Ложкина, а Ложкин смотрел в угол. Ему хотелось участвовать, но быть в оппозиции.
– Я тут собрал в Интернете и по прессе сумму сведений, – сказал Минц, – и пришел к выводу: если мы немедленно не остановим истребление живого мира, то есть фауны, на Земле, мы останемся вообще без диких животных.
– Может, и к лучшему, – заметил Ложкин. – А то вот-вот всех перекусают, ротвейлеры вонючие!
– Не о них речь, – сказал Савич, владелец афганской борзой.
– Я не раз поднимал свой голос против истребления флоры и фауны на Земле, – продолжал Минц. – Ведь это ведет к гибели всего живого, в первую очередь человека. Но мой голос вопиющего в пустыне не был услышан. Вас это удивляет?
– Нет, – вразнобой ответили единомышленники.
– Надо защищать, понимаешь, – сказал старик Ложкин. – Детям в школах преподавать. Пускай растут с понятием.
– Когда вырастут, – сказал Грубин, запуская пятерню в поседевшую шевелюру, – нечего будет защищать.
– Средств у нас нет, – сказал Удалов. – Пока бьемся, бьемся, какой-нибудь капиталист сунет на лапу в горсовете – и нет заповедной рощи!
Это было горькое воспоминание. Городскую заповедную рощу вырубили в том месяце. Чтобы освободить площадку под казино. А то везде есть казино – и в Вологде, и в Котласе, и в Потьме, а в Гусляре нет казина!
Вырубили, а чины из гордома объявили, что сделано это не за взятку, а для профилактики, чтобы шелкопряд не заводился.
Ни больше ни меньше.
Тут все и заткнулись. Разве против шелкопряда попрешь?
– Займемся фауной, – сказал Минц. – У меня в этом направлении есть глобальная идея.
– Говори, друг, – сказал Удалов.
– Колитесь, Лев Христофорович, – поддержал его Стендаль.
– Подумайте, – сказал Минц, – из-за чего гибнут в первую очередь животные? Да потому, что людям что-то от них понадобилось. Жил соболь, да шкурку красивую заимел, топал себе носорог, да какому-то похотливому китайскому старцу вздумалось понежиться в постельке с любовницей. Бегал себе страус, летала райская птица – видите ли, их оперение полюбилось дамам света и полусвета. И так далее. Я прав?
– Прав, прав! – прокатилось по комнате.
– Что надо сделать, чтобы спасти животных? Усилить охрану? Да сами охранники их в первую очередь пришлепнут, потому что охотники с ними готовы поделиться, а у работников заповедников никогда не бывает достойной зарплаты.
– Утяжелить, – вмешался Ложкин.
– Что утяжелить?
– Наказание, ясное дело, – уточнил Ложкин. – Как увидел, что шкуру снимает с барана, с самого шкуру снять. Рога срезал, свои отдай!
– А если нет у меня рогов? – спросил Грубин.
– У каждого мужика есть рога, только не у всех видны.
Спорить с Ложкиным не стали. По большому счету он был прав.
Но к делу это не относилось.
– Ассигнования нужны, – сказал Стендаль. – Об этом многие пишут. Заповедники расширять, машины им давать, компьютеры…
– Разворуют, – не согласился с ним Ложкин.
– Ну ладно, хватит споров, а то мы превратимся в Организацию Объединенных Наций. Ни шагу вперед… – сказал Минц. – Я нашел более простой и эффективный путь.
– Так говори же, друг, говори! – взмолился Удалов.
– Надо отнять у животных то, ради чего их убивают! – воскликнул Лев Христофорович, и никто его не понял.
– Как отнять? – был общий крик.
– Я попрошу конкретнее, – сказал Стендаль. – Мне же отчет в прессе надо выдавать.
– А вот в этом я не уверен, – сказал профессор. – Черт его знает, стоит ли начинать нашу деятельность с пропаганды и рекламы.
– А как же? – удивился Стендаль. – Кто же нас тогда финансировать будет? Откуда потечет спонсорский капитал?
– Спонсорский капитал, – сурово произнес Минц, – потечет из наших пенсий и добровольных взносов.
– Так не пойдет, – сказал Ложкин. – У меня пенсия персональная. А у вас простые.
– Многого я не попрошу, – сказал Минц. – Есть одна идея…
Ложкин с шумом отодвинул стул и тяжело пошел к выходу.
– Я думаю, что мы обойдемся малой кровью, – сказал Минц. – А Ложкина мне хотелось испытать. Испытания он не выдержал.
– А ты думал, выдержит? – спросил Удалов, и все засмеялись.
– Позвольте, тогда я изложу вам свою общую идею. Конкретизировать ее мы будем в ходе эксперимента.
Странные, загадочные и зловещие события привлекли к себе внимание Интерпола и национальных служб на разных континентах.
Сегодня уже трудно определить их последовательность, но независимо от этого они сначала казались не связанными между собой, а потом некоторые связи все же обнаружились.
Пожалуй, первым по времени из событий можно считать последствия смелого замысла Федора Ассобакина, который сказал своему другу Прохору:
– Есть идея.
– Клади на стол.
– В Ханты-Мансийске газовики живут, им бабки некуда девать.
– Возьмем, – обрадовался Прохор.
– А они не отдадут.
Прохор растерялся. Не привык, чтобы ему противоречили.
– А чего? – спросил он.
– А того, – ответил Ассобакин.
И друзья отправились за Полярный круг, где вошли в преступный сговор с вертолетчиками и полетели на заповедные гнездовья диких гусей. С помощью пулеметов они отстреляли значительную часть популяции этих редеющих птиц, загрузили ими машину и вернулись к газовикам, которым и сбыли товар.
В тот же вечер весь Ханты-Мансийск употреблял гусей под водку.
Мясо оказалось странным на вкус, но это неважно, потому что в качестве закуски и невкусное мясо проходит.
Однако, помимо сомнительного вкуса, это мясо обладало странным свойством, которое проявилось только ночью, ибо от пожравших гусятины пошел такой запах гнилой рыбы, что находиться с человеком в одном помещении было невозможно.
На глазах распались семьи, даже такие, что создавались десятилетиями, возлюбленные бросали друг друга и удалялись в тайгу, погибали под укусами мошки, но не возвращались. Когда утром остатки трудового населения столицы газового края отправились на службу, то до службы никто не добрался. Вонь, вошедшая вместе с ними в автобусы, заставила водителей покинуть рабочие места.
Говорят, что один из крупных деятелей мансийского бизнеса застрелил свою секретаршу, которая принесла ему чай. Или она, или чай пахли не тем.
К девяти утра у всех, кто питался гусями, начали расти перья из ушей.
Месть газовиков и буровиков настигла Ассобакина и его друга Прохора на краю летного поля, где они делили с вертолетчиком прибыль. Мстители, задыхаясь от рвотных приступов, неправедными купюрами заткнули рты авантюристов.
С тех пор в Ханты-Мансийске не едят не только гусей, но и кур.
Большинство же населения газового края подались в вегетарианцы.
Эта история канула бы в вечность, если бы не сотрудник заповедника Птичьи скалы, на территории которого и резвились покойные авантюристы. Он заявился для дачи показаний в горотдел милиции и в ответ на обвинения в недостатке бдительности сказал, что за несколько дней до налета грабителей на территории заповедника появился человек с мешком, который рассыпал порошок у гнездовий и на все вопросы отвечал, что работает по международной программе «Избавим Север от насекомых». Сохранилась и фотография пришельца, изображавшая пожилого круглолицего мужчину в кепке. Но ведь таких много!
Следующим тревожным событием стала эпидемия на островах Рюкю в районе Японии. Ее источником был теплоход «Адмирал Колчак» (бывший трофейный лайнер «Матрос Дыбенко»). Этот лайнер вез российских туристов круизом от Мальдивских островов до Гавайских. В пути теплоход проходил сквозь места, где водятся редкие породы китов.
Многие профессиональные туристы-круизеры с интересом и симпатией относились к пожилому туристу из городка Великий Гусляр, оказавшемуся впервые в настоящем океане. Особенно сдружился с Корнелием Иванычем Юрий Митин, который совершал на этом теплоходе уже сорок второй круиз. Юрий Митин был пенсионером-коллекционером, и ввиду того, что его пенсия была невелика, он собирал монеты, глядя под ноги в зарубежных государствах. Наиболее перспективными ему казались города, в которых были спецфонтаны, предназначенные для того, чтобы сентиментальные туристы, не сумевшие ухлопать все свои сбережения в данном городе, кидали в них монеты. Корнелий Иванович из Великого Гусляра, как и Митин, томился безденежьем, когда единственным стоящим развлечением была бесплатная сытная кормежка.
– Слушай, Корнелий, – говаривал Митин во время долгих переходов от Мальдив до Маскарен и от Маскарен до Андаман, – что ты все за борт сыпешь? Не хочешь же ты отравить наш последний океан?
– Подрядился для Института правильного питания планктон подкармливать, – с доброй улыбкой отвечал Корнелий Иванович, сдвигая на затылок панамку и вытирая потный лоб.
Особенно активен становился Корнелий Иванович, когда на горизонте показывались фонтаны китов. Тут его даже Митин не мог оторвать от борта. И Удалов сыпал за борт, спал и еще раз сыпал.
Наивный Митин, поверивший сокруизнику, не знал о том, что в районе Гавайских островов проплывающее стадо редчайших полосатиков увидели с китобойного судна «Цусима-мару» и в течение двух часов перебили его, хотя в трюмы они могли вместить не больше четырех китов. Но японские китобои опасались, что если кто-то из китов останется в живых, он доведет до сведения китоохраняющих органов сообщение о зверствах японских китобоев.
С грузом китового мяса «Цусима-мару» вошла в порт на острове Рюкю, и вскоре мясо было выгружено в холодильники.
И не успел «Адмирал Колчак» возвратиться домой в Одессу, как китовое мясо поступило на рынок островов.
Стоило человеку или иному животному съесть кусочек китового мяса, как у него начинались судороги и рвота.
Санитарная инспекция Рюкю запретила употребление мяса полосатиков в пищу, а также приказала выбросить весь улов в море.
Владелец «Цусима-мару», разоренный решением медиков, решил прилюдно разоблачить их как орудие в руках конкурентов. Он велел приготовить котлету из китового мяса и прилюдно, при стечении народа, ее сжевал.
– И что вы на это скажете? – спросил он.
Толпа рукоплескала.
А капитан упал на помост и больше никогда не поднялся.
Нет, он не умер, но превратился в некое подобие кита, выброшенного волной на берег. Теперь он обитает в большом бассейне и занимается тем, что украшает его разнообразными камнями, которые приносят ему посетители, привлеченные чудесной и трагической историей этого достойного человека.
Нельзя обойти вниманием и умопомрачительную историю, связанную с коронацией эрцгерцога Мекленбургского, на которой его мантия, подбитая российским горностаем, осыпалась, как лиственница под осенним ветром. Белый мех покрыл снежным слоем весь паркет.
А невероятная история мистера Вана, главы гонконгской триады Белого можжевельника?
Об этом писали за рубежом, потому что жертвой ее стала известнейшая порномодель Запада Хуанита Маркина.
Мистер Ван заплатил ей за визит сорок тысяч долларов аванса.
Двести тысяч она должна была получить по истечении ночи любви.
Для этого был закуплен отель «Метрополитен», и если шестнадцатый этаж занимал лично мистер Ван и его гостья, то на остальных пили, гуляли и любили друг дружку его гости. И были среди них Мадонна, Майкл Джексон, Иосиф Кобзон, и обещал приехать, но не приехал Михаил Жванецкий.
Утром мистер Ван принял первую порцию снадобья из свежего рога недавно убитого суматранского носорога.
Вторую ампулу он раздавил, общаясь с друзьями.
О проекте
О подписке