Глава восьмая,
в которой Удалов идет в кино и удивляется

Удалову было приятно слушать, как некоторые делегаты в своих выступлениях ссылались на его речь, а другие заканчивали выступления лозунгом «Середина непобедима!». Так что заседание прошло для него незаметно и интересно, к тому же он узнал массу любопытного о жизни в других мирах и даже пожалел, что не обладает писательским даром, чтобы запечатлеть услышанное для земных читателей. Хотя, подумал он, скептики на Земле, которые до сих пор даже не верят в летающие тарелочки, наверняка сочтут его правдивые рассказы за лживую выдумку.

Наконец прозвенел гонг председателя, и заседание завершилось. Было объявлено, что завтра съезд начинается после обеда, потому что некоторые делегаты не привыкли так много заседать и должны отдохнуть. Желающих пригласили посетить магазин путеводителей для иностранных гостей, пригородные озера или раскопки подземного города. Удалов поднялся со своего места и отправился искать председателя Г-Г. Ему пришла в голову интересная идея: а не поехать ли завтра на пригородные озера и не порыбачить ли до обеда? Надо только узнать, как здесь с удочками и наживкой.

Но председателя он не нашел. Не успел. Как демон-искуситель, рядом возник кузнечик Тори.

– Ты подумал о жилищной проблеме? – спросил он Удалова.

– Трудно решить, – сказал Удалов. – Надо ознакомиться с начинанием на месте. Может, эти дома для нас, земных жителей, совершенно не годятся. Неизвестно, как они проблемы канализации и водопровода решают, как с отоплением и освещением. Не могу я воспоминаниями разбрасываться.

Кузнечик задумался.

– Ты прав, – согласился он наконец. – Сапур недалеко. Завтра за полдня управимся. Только учти, стоимость поездки я включу в общий счет. Забота о тебе недешево обходится. Просто не представляю, почему я тебя так люблю. Может, в самом деле в тебе недостатков много?

– Может быть, – сказал Удалов.

– Тогда я за тобой в шесть утра зайду, – предупредил кузнечик.

И ускакал.

Теперь уже не было смысла искать председателя. Все равно рыбалка пропала. Не везло Удалову с рыбалкой. «Ну, ничего, – подумал он, – зато произведу переворот в строительной технике».

Он решил пойти погулять по городу, благо выдался хороший теплый вечер. У выхода из гостиницы его окликнули. Это была милая уборщица, мать удаловской возлюбленной.

– Корнелий Иванович, вам телеграмма с Земли. Только что получили.

– Спасибо. – Удалов развернул телеграмму.

Он думал, что телеграмма от Ксении, но предчувствие его обмануло. Телеграмма оказалась от Коли Белосельского.

«Поздравляю открытием съезда, – звучала телеграмма. – Надеюсь, что не посрамишь чести нашей планеты. Семья здорова. Желаю успеха. Николай».

Сердце Удалова преисполнилось благодарности к другу детства, который раздобыл его адрес и поздравил. Удалов решил тут же ответить и потому спросил уборщицу:

– Телеграф далеко?

– Он закрыт уже, – ответила уборщица. – Завтра откроется.

– Как жаль, – сказал Удалов. – Спасибо, что меня отыскали.

– Для меня это не труд, а удовольствие, – сказала уборщица. – Хоть вы меня и обидели подозрениями в адрес моей дочери, но все-таки вы мой земляк и приятный человек. А сегодня так хорошо выступали, я вас по телевизору смотрела!

Уборщица была еще не старой, миловидной женщиной, и если бы не всегдашняя печаль и готовность к слезам, она была бы похожа на свою прекрасную дочь.

– Я не хотел вас обидеть, – сказал Удалов. – И тем более обидеть вашу дочь.

Разговаривая так, они пошли по ярко освещенной праздничной улице, через которую уже висели транспаранты: «Середина непобедима!». Некоторые из прохожих узнавали Удалова, кланялись ему или жали руку. Настроение у Корнелия было приподнятое, он вежливо и дружелюбно разговаривал с уборщицей из Атлантиды, хотя о красавице Тулии они не упоминали. Так они дошли до какого-то ресторана. Удалов пригласил было уборщицу поужинать, но уборщица возразила, что в ресторане дорого, и этим напомнила Удалову о его стесненном финансовом положении. В чем Удалов и признался ей со смущенной улыбкой, которая очень красила его простодушное курносое лицо.

– Я тут мог денег заработать, – заметил он. – Но вместо денег уникальную штуку получил.

И Удалов рассказал уборщице о бутылочке, которую получил за ненужные воспоминания. Потом достал и бутылочку.

Уборщица вдруг нахмурилась, повертела бутылочку в пальцах и сказала со вздохом:

– Провели тебя, Корнелий Иванович. Воспользовались твоей простотой. Это не средство от всего на свете, а только лекарство для сведения прыщей. Хорошее лекарство, только ничего, кроме прыщей, им не вылечишь. В любой аптеке продается.

Удалов было опечалился, но взял себя в руки.

– Хорошее средство от прыщей тоже нелегко найти. А я с ним прошлогодним снегом расплатился. Значит, получается, что вор у вора дубинку украл.

Они как раз проходили мимо кинотеатра.

– Пойдем в кино, – предложила уборщица. – Здесь билеты недорогие, а вы, когда будет возможность, мне деньги за них вернете.

Удалов был тронут такой прямотой, и они пошли в кино. Сначала показывали фильм про космическое путешествие. Уборщица шепотом объяснила ему, что фильм документальный, других здесь не знают, и записан он с памяти одного известного космонавта. Потом начался фильм «Первая любовь». И тут Удалов сильно удивился.

На экране в цвете и реальном объеме возникла пыльная, странно знакомая Удалову улица. По сторонам ее тянулись одноэтажные домики с палисадниками, в палисадниках цвели флоксы и астры, лениво перебрехивались псы, просунув носы в штакетник. Было знойно и покойно. Над домами, в конце улицы, горел под закатным солнцем золотой купол.

– Земля, – радостно прошептала уборщица из Атлантиды.

– Земля, – отозвался Удалов. И добавил: – Великий Гусляр, улица Кулибина.

Это было удивительно, словно Удалов погрузился в сон, древний, почти детский. Ведь он, как руководитель стройконторы, отлично знал, что эта улица выглядит теперь иначе, что домики с правой стороны частично снесены и на их месте построен двухэтажный детский сад и стеклянная химчистка.

По улице шла девушка, почти девочка, в голубом ситцевом платье, с косичками до плеч. Девочка улыбалась своим мыслям, и она показалась Удалову чем-то схожей с красавицей Тулией.

Видно, это сходство не укрылось и от уборщицы, потому что она всхлипнула: «Моя тоже такой была… отличницей».

Девочка посмотрела прямо в экран и обрадованно воскликнула:

– Здравствуй!

– Здравствуй, – откликнулся юношеский голос, и на экране появился невысокого роста молодой человек с круглым лицом, маленьким носом, кудрявый и загорелый. Чем-то молодой человек был Удалову знаком, но воспоминание промелькнуло по краю памяти и исчезло. Удалова больше интересовали виды родного города, и он с гордостью хозяйственника отмечал, что нынче эта улица уже покрыта асфальтом и тем избавлена от пыли, а деревья по сторонам выросли и дают густую тень.

Девушка и юноша взялись за руки и пошли к скверу, который зеленел неподалеку.

– Теперь здесь детский городок, с качелями, – сообщил Удалов своей соседке, но та отчужденно взглянула на него и отвернулась.

Кадр сменился другим. Тот же молодой человек и та же девушка купались в неширокой голубой речке. Ивовые кусты опускались к самой воде, а в глубине золотыми тенями проскальзывали рыбы. Юноша плыл на тот берег, к соснам, а девушка стояла по пояс в воде и кричала ему:

– Вернись, потонешь!

Следующий кадр. Вечер. Неподалеку играет оркестр. Девушка и юноша идут по темной аллее, и вдруг девушка останавливается и смотрит на юношу в упор. В темноте ее глаза горят как звезды. Они растут, заполняют весь экран. Зрители затаили дыхание.

– Теперь, – прошептал Удалов уборщице, – мы обеспечили в парке освещение, и темных аллей практически не осталось.

– Отстаньте, – прошептала раздраженно уборщица, и Удалову стало даже обидно из-за такого невнимания к его деятельности по благоустройству.

Юноша осторожно дотронулся губами до щеки девушки, она резко повернулась и побежала прочь. Он за ней. Вот они вбежали в освещенный круг у танцевальной веранды, где играл маленький, из четырех человек, оркестр, толпились, щелкая семечки, парни и стайками щебетали девушки.

– Да, – вздохнул Удалов. – Здесь и я когда-то бывал.

Вот юноша и девушка плывут по веранде в танце танго.

Юноша робко прижимает к себе тонкий стан девушки и смотрит на нее влюбленными глазами.

Оркестр замолкает, но они продолжают стоять посреди веранды, не замечая, что музыка кончилась.

И тут к ним подходит высокий парень и произносит срывающимся баском:

– Уходи отсюда. Чтобы ноги здесь твоей не было. И чтобы тебя рядом с ней я больше не видел.

– Да я что, – робеет юноша. – Я же ничего.

– Пошли, – говорит девушка юноше и берет его за руку, отважно глядя в глаза высокому парню.

– Ты с ней не уйдешь, – предупреждает высокий парень.

– Он уйдет со мной, – настаивает девушка. – И учти, что я тебя не боюсь. И он тоже. Ты не боишься?

Но юноша молчит.

Разыгрывается напряженная немая сцена. Словно шпаги, скрещиваются взгляды. И, не выдержав взгляда девушки, высокий парень отступает…

Зал с облегчением вздохнул. Кто-то неподалеку плакал. В этой сцене была жизненность, понятная всей цивилизованной Галактике.

– Все-таки хулиганство, – сказал Удалов сам себе. – Пристают к девушке.

…Юноша с девушкой медленно сошли с веранды. Что-то произошло в их отношениях, что запрещало прикоснуться другу к другу. Внизу, в темной аллее, их поджидал тот высокий парень.

– Разъединитесь! – приказал он.

– Не смей! – крикнула девушка, глотая слезы.

– А я его не трону, – усмехнулся парень. – Он сам уйдет. Ты уйдешь?

И после долгой паузы, которая показалась зрителям почти бесконечной, юноша вдруг сказал сдавленным голосом, обращаясь к девушке:

– Я к тебе завтра зайду.

– И не мечтай, – захохотал высокий парень. – Беги.

– Если ты сейчас уйдешь, ты меня никогда больше не увидишь, – сказала девушка.

Но юноша уже уходил по аллее, низко склонив голову и приподняв плечи, словно опасался, что его ударят сзади.

Потом возник еще один кадр: берег реки. На берегу, в траве, сидит и всхлипывает юноша. Он один. Только луна смотрит на него с черного неба.

Зрители встретили конец фильма аплодисментами. Удалов не аплодировал. Он думал. Он никак не мог понять, почему здесь показывают фильмы о Великом Гусляре. К тому же пессимистические. Не хлопала и уборщица. Только посмотрела на Удалова внимательным взглядом и спросила:

– Может, уйдем?

– Уйдем, – согласился Удалов. Он устал за день и хотел спать.

Когда они вышли на улицу, уборщица спросила:

– Ну и что вы об этом думаете?

– Трудно ответить, – признался Удалов. – Есть, конечно, отдельные случаи неправильного поведения подростков. Но мы с этим непрерывно боремся.

– Он вам ничего не напомнил?

– Нет. Правда, я удивился. Я же в этом городе всегда живу. Город узнал, улицы узнал, изменения в нем угадал правильно, а вот этих молодых людей помню смутно. Наверное, они младше меня были. В таком возрасте один год уже играет роль.

– А я узнала.

– Что?

– Вас узнала, Корнелий Иванович. В молодости.

– Кто же там меня играет?

– Да не играет! Это про вас фильм. Это ваши воспоминания, которые вы загнали в мозжечок, чтобы забыть, а потом продали кузнечику за средство от прыщей.

– Нет! – возмутился Удалов. – Не мог я такого забыть. Не было этого!

– Теперь для вас этого нет, – подтвердила уборщица, и слеза скатилась по ее щеке. – Что продали, того нет.

– Так не бывает, – сказал Удалов.

– А может, вам без такого воспоминания легче будет? Только беднее. Не надо меня провожать.

И уборщица быстро пошла по улице, прочь от Удалова. Удалов вздохнул, не убежденный словами уборщицы, и вернулся в гостиницу. Хотя, конечно, червь сомнения в нем остался. Лицо юноши было знакомым.