Когда Лидочка вернулась домой, все, за исключением Иришки, которая еще не вернулась, сидели у телевизора и глядели детективный сериал. Слава кое-что переводил, потому что за пределами магазинов родственники английским языком явно не владели.
Так как никому до Лидочки не было дела, она пошла наверх и провела следующий час, раскладывая вещи, приспосабливая под себя новое жилье, – у нее было это звериное умение сделать себе домик, устроить уютную норку.
Потом, еще раз поглядев на вечерний сад и поля за ним, откуда доносились крики английских мальчишек, игравших в футбол, Лидочка тихо спустилась на кухню. Кухня соединялась с кабинетом, где работал телевизор, окошком, прикрытым фанерной шторкой, чтобы подавать джентльменам кофий и сандвичи. Поэтому из кухни можно было подслушивать, что происходит в кабинете. Пока оттуда доносились только выстрелы, визг тормозящих шин и злобные выкрики полицейских и негодяев.
Лидочка занялась ужином, заодно осваиваясь на кухне, засовывая нос на полки, полочки, в шкафы и холодильник и обнаруживая, что хозяйство дома находится в разоре и беспорядке. Видно, покупалось тут все от случая к случаю, чего-то катастрофически не хватало, а вот сахара, например, и зеленого горошка было достаточно, чтобы прокормить осажденный гарнизон.
Лидочка никак не намеревалась брать на себя хозяйство – она приехала не за этим, но неистребимый ген женщины-хозяйки оказался сильнее ее. И пока не кончились все сериалы, она вычищала кухню, наводила порядок на полках и в холодильнике, а потом отправилась искать, куда же в Англии выбрасывают переполненное мусорное ведро.
В этот момент, завершив культурную программу, на кухню явился хозяин дома. Он был потрясен переменами в своем хозяйстве и понес ведро в проход между домами, где стояли темно-зеленые баки с крышками для мусора.
– Вам не хватает настоящей женщины, – сказала Лидочка. – Почему бы вам кого-нибудь не нанять?
Слава поставил опустошенное мусорное ведро у задней двери и начал загибать пальцы:
– Во-первых, это безумно дорого. Вы не представляете, как высоко здесь ценится малоквалифицированный труд. Уборщицы и кухарки получают больше профессоров. Во-вторых, мне меньше всего хочется впускать в дом чужую женщину, тем более другой национальности. И, в-третьих, недели через две, а может быть, и скорее должна приехать моя бывшая жена. Да, да, мать Иришки. Она пожелала навестить нас. Ну что я могу сделать?
Отринув эмоции, прозвучавшие в словах Славы, Лидочка спросила:
– И она наведет здесь порядок?
– Она хозяйственная особа, – ответил Слава. – Правда, непостоянная. Как на нее найдет. Но я думаю, что, если она застанет здесь чужую женщину – служанку, кухарку, экономку, называйте как знаете, – она будет недовольна.
– Вы давно разошлись? – спросила Лидочка.
– Несколько лет назад. – Слава поднял ведро и переставил его к плите. – Достаточно, чтобы чувства и обиды угасли. Я надеюсь…
– Она снова вышла замуж?
– Насколько я понимаю… со слов Иришки. А может быть, мне мама говорила. Она была замужем, но недолго.
Он лгал, потому что по голосу, по ушедшим в сторону глазам было ясно, что Слава внимательно и ревниво следил за жизнью бывшей жены. И ревновал. Еще в Москве Марксина Ильинична оговаривалась: «Когда Алла бросила Славика…» Соблазнительно было бы спросить, не возможность ли примирения скрывается за этим приездом? Но не настолько они со Славой знакомы, чтобы задавать такие вопросы. К тому же похоже, что Слава, страдающий от недостатка общения в своем возрастном и социальном слое, вскоре сделает Лидочку поверенным в делах и заботах. К этому надо быть готовой, как к новому обстоятельству, осложняющему здешнюю жизнь.
– Я приготовлю ужин, – сказала Лидочка.
– Заранее благодарен, – откликнулся Слава. – Я так и не научился готовить, хоть и кормил сам себя последние шесть лет. А мои родственники отлично обходятся супом из пакетиков.
– Но я не хотела бы превращать… – Лидочка осеклась. Заявление было неумным, потому что декларировать свои намерения нетактично. Не хочешь, не готовь. Но Слава понял начало фразы.
– Вы – вольная птица, – сказал он. – Окажете милость, будем рады. К сожалению, Иришка пока не проявляет склонности к хозяйству.
– Наверное, ей еще рано. Она воспринимает пищу как данное. Как одну из обязанностей родителей.
– Даже если родителей нет поблизости, – заметил Слава.
Лидочка сказала:
– Вы мне здесь больше не нужны.
– А Валентина?
– Я буду благодарна, если она накроет на стол.
– Я скажу ей.
– Она не обидится, что я узурпировала ее права?
– Подозреваю, что она будет счастлива. Она сама признавалась, что умеет готовить лишь яичницу со шкварками. Здесь же никто не ест шкварок, все берегут фигуру.
– Или просто не подозревают о таком счастье.
Лидочка развернула мясо, открыла духовку, чтобы изучить ее, и поняла, что там есть гриль.
На кухню заглянула Валентина и, светясь добродушием, спросила, нужна ли ее помощь? «А то Славик сказал, что ты на себя взяла тяжкий труд».
– Привычный труд.
– Ах, он всем нам, женщинам, привычен. Ты мне кликнешь в окошечко, когда накрывать?
И нет Валентины.
Лидочка мучилась проблемой – сказать ли Славе о двойной встрече с молодым человеком Геннадием. И если сказать, то как не показаться смешной?
В конце концов сказала она ему об этом после ужина, когда, высказав шумную благодарность, Василий с Валентиной удалились к себе. Они спали на первом этаже в комнате, которая выходила на тихую улицу. Они сами, как сказал Слава, выбрали себе эту спальню, чтобы уходить и возвращаться, не беспокоя остальных обитателей дома. Правда, как предположил тот же Слава, как только их имущественные накопления превысят какой-то уровень, они попросятся наверх – там безопаснее. И хоть говорят, что в Англии не воруют барахло, все равно лучше будет подстраховаться. Так что, Лидочка, будьте к этому готовы.
Он уже стал называть ее Лидочкой. Не Лидой, не Лидией, а Лидочкой. Что же в ней есть такого, что заставляет людей выбирать из всех возможных вариантов имени только этот? Уж не такая она маленькая и нежная…
Слава увел Лидочку к себе в кабинет. Телевизор работал без звука, но Слава все равно в него подглядывал. Он потушил верхний свет, оставил только торшер, потянулся к книжному шкафу и достал большую папку.
– Мебель мы частично перевезли из большого дома, выбрали то, что попроще.
Мебель была приятной, умеренно поношенной, как пиджак у богатого лорда, кресло и диван были кожаными, чуть продавленными. А вот стеллажи новые, купленные на распродаже.
Слава следил за взглядом Лидочки и спешил пояснить, если полагал, что она чего-то не понимает.
– Вам интересно?
– Мы же договорились, что интересно.
Слава вскочил и открыл дверь в коридор.
Тут и Лидочка услышала, как хлопнула дверца машины – видно, Слава все же беспокоился, ждал возвращения Иришки.
Слава поспешил по коридору, чтобы встретить дочку. Лидочке было слышно, как он с умеренной строгостью выговаривал ей за позднее возвращение, а она отвечала, что время еще детское. Десяти нет. Кто в такое время возвращается домой? Ребята ее звали в паб, но она не пошла.
– Спасибо хоть на этом. Подумала об отце.
Голоса приближались.
– Не подумала, а вспомнила, – сказала Иришка. – Откуда у меня деньги? А ребята здесь скидываются на паб – кто будет за меня платить? За мои красивые глаза?
– А Лидочка такой ужин приготовила! – подобострастно произнес Слава.
– Я не хочу есть! – Иришка ответила быстрее, чем следовало. Словно уже подходя к дому, заготовила такую реплику.
– Ты попробуй. Она запекла мясо с овощами. Пальчики оближешь!
– А где она тебя ждет?
– Как так где?
– Ну где она, где? – Иришка говорила громким шепотом, но Лидочка, конечно же, все отлично слышала. И была уверена, что эти слова слышат и краснодарские Кошки. – Где ты прячешь свою кралю?
– Иришка, ты с ума сошла! – прошипел Слава. – Я ее сегодня впервые увидел.
– Что-то слишком ты ласков для первой встречи. Хочешь сказать, что у тебя любовь с первого взгляда?
– Ничего подобного! Просто Лидочка…
– Это что еще за слюнявое обращение – Лидочка?! Лидуля, мамуля, кисуля, целую твои пальчики!
– Сейчас же перестань! Ты не имеешь никакого права так говорить!
– Я ни на что не имею права, – громко произнесла Иришка и громко протопала по лестнице наверх – переживать.
Слава вернулся огорченный.
– Я так хотел, чтобы она попробовала ваше жаркое! – сказал он.
– Надеюсь, все обойдется, – сказала Лидочка голосом старшей сестры.
– Как говорит Валентина, искушенная в человеческих интригах, – сказал Слава, закрывая дверь в кабинет и запуская тонкие пальцы в бородку, – Иришка очень боится, что ее мама лишится наследства. Но это не так, клянусь вам, что это не так. Иришка – трудный ребенок. Но виноваты в этом только мы, взрослые.
Лидочка этот текст уже слышала.
– Я думаю, что ей хотелось бы восстановить нашу семью. И тогда она тоже обрела бы покой. – В его словах звучал лживый пафос.
Лидочка хотела спросить, есть ли на это шансы, но прикусила язык и в ответ на вопросительный взгляд Славы заговорила о Геннадии, о том, как они летели сегодня в самолете, а потом она встретила его здесь. Конечно, встреча могла быть случайной, но она считала своим долгом…
– Любопытно, – сказал Слава. – А знаете, я в глубине души все жду, когда ко мне придет соотечественник или из уголовного мира, или из налоговой инспекции и спросит: «Откуда деньги? Делись с нами!»
– Но вернее всего, это случайность? – Лидочка не стала говорить Славе о странном признании Геннадия – «я организатор убийств». Ведь Геннадий в тот момент или шутил, или был убежден, что никогда в жизни больше Лидочку не увидит.
– Я не знаю… порой я ничего не знаю. Но то, что известно троим, уже не тайна, а то, что известно моим родственникам, становится общественным достоянием.
Слава поднял палец. В вечерней тишине было слышно, как наверху ходит Иришка. Походка у Иришки была тяжелой.
За французским окном – стеклянной стеной в сад – висела глубокая синева, усеянная изящно развешенными звездами.
– Со мной случилась любопытная история, – начал Слава. – Вернее, с моей мамой, Марксиной Ильиничной, с которой вы уже знакомы. Мама моя – чистых кровей русская женщина, даже со склонностью к коммунизму, я имею в виду имя. Никаких других вариантов в семье не наблюдалось…
Слава вздохнул. Рассказчиком он был не очень опытным, и исповедь в духе настоящего романа потребовала от него нервного напряжения.
– Странно, – сказал он вдруг, – ведь мы знакомы один день. То есть я знал о вас, мама говорила, я представлял… Но я ведь довольно скрытный человек, мои сослуживцы, даже приятели до сих пор не представляют, что же со мной произошло и куда я делся. Я мало с кем поддерживаю отношения. И боюсь, что сегодня спать не буду в опасении вашего знакомого… Геннадия?
– Геннадия.
– Я ничего не храню дома. А зачем? У нас даже нет драгоценностей. Знаете, я все собираюсь купить новый телевизор, но так страшно обратить на себя внимание! Я понимаю, что ничего не заслужил, что все это усмешка судьбы, может, даже злая усмешка. Ничего из этого хорошего не выйдет… И тут еще вы приехали!
– Пока что я не вижу связи.
– Наоборот! Мне хочется вам рассказать. Я хочу, чтобы именно вы все знали, Лидочка. Это удивительная история, в которую я не верю. И еще более удивительно, что я рассказываю ее совершенно незнакомому человеку.
– Вы уже сегодня принимали пищу из моих рук, – попыталась успокоить его Лидочка. – Так что считайте, что определенная степень доверия достигнута.
– Из меня дрессированный лев, как… – Слава не нашел сравнения, махнул рукой и продолжал свой рассказ, говоря вполголоса, словно не хотел, чтобы его слышали даже родственники.
Сверху загрохотала музыка – Иришка включила магнитофон на всю катушку. Лидочка невольно поглядела на часы. Десяти еще не было, милицию рано вызывать. Но может быть, здесь есть законы по охране тишины?
– Ничего страшного. Она сама долго такого шума не выдерживает, – успокоил Лидочку Слава.
При искусственном теплом свете кожа его была не такой мучнисто-бледной и мятой. Он даже казался приятным на вид человеком, правда, до владельца замка он никак не дотягивал.
– Моя мама, – снова начал Слава, – чисто русская женщина. То есть я так полагал. И бабушка моя, Мария Федоровна, она умерла лет шесть назад, тоже была вполне обыкновенной русской женщиной родом из Новгорода. Правда, с отцовской стороны я родственников почти не знаю – отец ушел от мамы, когда я был совсем маленьким. Родственники возникли сравнительно недавно, скорее посредством фамилии. Это они меня отыскали. Точнее, их папа. – Слава показал на стенку, за которой уже спали, готовясь к завтрашним завоеваниям, супруги Кошко из Краснодара.
Музыка наверху стихла, бунт подростков взял тайм-аут.
– Вот видите, – сказал Слава. – Она нам доказала и теперь будет читать, как нормальный ребенок.
Ему очень хотелось, чтобы Иришка оставалась ребенком, ну хоть еще годик-два.
– Теперь о моей бабушке, – деловито заговорил Слава.
Он устроился на своем диване, сложился кузнечиком и уменьшился до уютных размеров. Лидочка сидела в кресле, которое частично попадало в круг света от торшера.
– Я всю жизнь был убежден, что наша бабушка – чистой воды русачка, но лет десять назад, будучи уже в преклонном возрасте, бабушка призвала нас с мамой и передала нам вот эти документы. Из них следовало несколько любопытных выводов. Они касались в первую очередь моей прабабушки. До этого прабабушка, как и все прабабушки, была просто туманной тенью на старой фотографии. А может, и фотографии не было. Я даже не помнил, как ее звали. А тут оказалось, что звали ее Юлией Александровной Кабариной. О чем свидетельствует, в частности, вот этот любопытный документ.
Кошко протянул Лидочке листок, снятый на ксероксе.
Порт-Артур, 24 июля 1904 года
Свидетельство
Дано сие сестре милосердия Дальнинской больницы Ю.А. Кабариной в том, что она, состоя на службе Красного Креста, имеет право ношения на левой руке установленной повязки при печати означенного учреждения и за № 22.
Главноуполномоченный
Егермейстер И. Балашов
– Обратили внимание на надпись в левом верхнем углу?
– Порт-Артур?
О проекте
О подписке