Мне сделали две операции на головном мозге. То, что стало происходить со мной после операций, я сначала считал побочным эффектом от принимаемых лекарств. Я лежал в общей больничной палате, но на душе было невероятно спокойно, и это спокойствие меня не оставляло. Раньше, стоило лишь услышать чью-нибудь болтовню, сразу охватывало сильнейшее раздражение. Голоса людей, делавших заказ в ресторане, детский смех, женская трескотня – всё это я ненавидел. И вдруг – внезапно наступивший покой. Я думал, это всего лишь передышка для моего вечно встревоженного сознания. Но нет. Словно человек, теряющий слух, я был вынужден привыкать к необычной внутренней тишине и незнакомому мне спокойствию. То ли из-за шока, полученного во время аварии, то ли из-за хирургического вмешательства, но в моей голове явно что-то изменилось.

*

Слова постепенно стираются из памяти. Кажется, что мозг превращается в примитивное морское беспозвоночное, скользкое и с дырой посередине. В эту дыру проваливается всё. Утром читаю газету – от корки до корки. Когда заканчиваю, чувствую, что забыл больше, чем осталось в памяти. И всё-таки читаю – с ощущением, будто собираю механизм, в котором не хватает деталей.

*

Я долгое время наблюдал за матерью Ынхи. Она занималась административной работой в Культурном центре, куда я ходил слушать лекции. У неё были красивые ноги.

Я всё время чувствовал себя обессиленным – не из-за литературных ли упражнений? Возможно, самокопание и прочие рефлексии тоже подавляли привычные импульсы. Я не хотел терять силу и утрачивать ту особую внутреннюю энергию, что побуждала меня убивать. Но меня затягивало в глубокую тёмную воронку.

Мне захотелось проверить, являюсь ли я до сих пор самим собой. Стоило закрыть глаза, сразу же возникал образ матери Ынхи. Так случайность часто становится началом серии несчастий.

Поэтому я её убил.

Но это было нелегко.

Какое разочарование.

Убийство не доставило мне никакого удовольствия. Возможно, уже тогда что-то во мне было не так. А две операции на мозге лишь сделали необратимым начавшийся ещё раньше процесс.

*

Утром прочёл в газете, что местное население шокировано возобновлением серии убийств. Когда это у нас начались серийные убийства? Забеспокоился, стал листать блокнот и обнаружил запись о том, что недавно были убиты трое. Последнее время память подводит ещё чаще. То, что забыл записать, ускользает, как песок сквозь пальцы. Перенёс в блокнот сведения о четвёртом убийстве.

Тело двадцатипятилетней студентки обнаружено на просёлочной дороге. На руках и ногах остались следы от верёвок, одежда отсутствует. Как и прежние жертвы, девушка была похищена и убита в другом месте, после чего преступник избавился от трупа.

*

Пак Чутхэ так со мной и не связался. Но уже несколько раз попадался мне на глаза. Слишком часто, чтобы это было простой случайностью. Возможно, я видел его даже большее количество раз, но не узнавал. Точно волк рыскает кругами у моего дома, вынюхивая, чем я занимаюсь. Когда направляюсь к нему поговорить, он прячется от меня.

*

Не выслеживает ли он мою Ынхи?

*

Убитых мною меньше, чем тех, кого я оставил жить, сдержав себя.

«Да где найти человека, который делал бы всё только так, как ему захочется», – любил повторять мой отец. Я с ним согласен.

*

По-видимому, утром не мог понять, кто такая Ынхи. Сейчас, по счастью, всё в порядке.

Врач предупреждал, что Ынхи тоже скоро исчезнет из памяти:

– Будете помнить только то время, когда она была совсем маленькой.

Невозможно охранять кого-то, если не знаешь о его существовании. Я вставил фотографию Ынхи в медальон, что висит у меня на шее.

– Что бы вы ни придумали, ничто не поможет. Ведь прежде всего стираются недавние воспоминания, – отреагировал на это врач.

*

– Умоляю, пощадите хотя бы мою дочь, – рыдала мать Ынхи.

– Да-да, не волнуйся об этом.

Я до сих пор держал своё обещание. Ненавижу тех, кто болтает впустую. Поэтому всю жизнь старался не быть таким, как они. Но теперь это проблематично. Чтобы не забыть, напишу ещё раз. Я не должен оставлять Ынхи до самой смерти.

*

На один из уроков в Культурном центре лектор принёс стихотворение Мидана под названием «Невеста».

В первую брачную ночь жениху приспичило по нужде. Когда он выходил из дома, полой одежды зацепился за дверь. Жених подумал, что его пытается удержать сластолюбивая невеста, и сбежал от развратницы, но через сорок или пятьдесят лет случайно оказался у того же дома, заглянул внутрь, а невеста всё ещё сидит нетронутая, в том же виде, что и в их брачную ночь. Он прикоснулся к ней, и она рассыпалась в прах.

Лектор и слушатели наперебой пели дифирамбы, мол, невероятной красоты стихотворение.

Для меня это прозвучало как рассказ о женихе, который сбежал, прикончив невесту первой же ночью. Молодой мужчина, молодая женщина, труп. Как можно по-другому понять эту историю?

*

Меня зовут Ким Пёнсу. В этом году мне исполнилось семьдесят лет.

*

Я не боюсь смерти. Ведь остановить разрушение памяти невозможно. Забыв всё, я перестану быть собой. Если буддисты правы в том, что мы перерождаемся бесконечно, как я смогу в следующей жизни родиться собой, если себя забуду? Поэтому совсем не боюсь. Последнее время только одна вещь не даёт мне покоя. Я должен предотвратить убийство Ынхи. Пока память полностью не стёрлась.

Моя карма в этой жизни.

*

Мой дом расположен у подножья горы и немного развёрнут в сторону от дороги, будто повернулся спиной, так что он не бросается в глаза тем, кто поднимается в гору. Его проще заметить во время спуска. На вершине горы находится большой буддийский храм, поэтому некоторые ошибочно полагают, что мой дом – пристанище аскета или жилище буддийского монаха. Метров через сто, если спускаться вниз, начинают появляться другие жилые дома. В одном из них, Абрикосовом доме, как прозвали его местные, раньше жили муж и жена, с возрастом впавшие в маразм. Сначала у мужа развилось слабоумие, а вскоре и у жены мозги отказали. Что бы там ни думали местные, а старики нормально справлялись. Встретишь их – всегда сложат ладони в буддийском приветствии и вежливо тебе поклонятся. Интересно, за кого они меня принимали? Время для них сначала остановилось годах в девяностых, а потом они и вовсе жили, словно в семидесятых, когда за одно неосторожное слово по пьяни можно было попасть за решётку в соответствии с законом о национальной безопасности. Время, когда каждого подозревали в симпатиях к коммунистам и при встрече с незнакомым человеком стоило быть начеку и следить за своим языком. Для супругов же все местные жители были незнакомцами, и старики недоумевали, почему так много чужаков то и дело появляются близ их дома. В итоге муж и жена перестали узнавать даже друг друга. Тогда, наконец, появился их сын и отправил родителей в специальное заведение. Мне случилось в тот день проходить мимо их дома, и я наблюдал такую картину: старики на коленях умоляли сына пощадить их и клялись, что они не коммуняки. Судя по всему, они считали своего собственного сына, одетого в непривычный для наших мест европейский костюм, сотрудником разведывательного управления. Уже позабывшие друг друга, они в едином порыве умоляли сохранить им жизнь. Сын то злился, то сам начинал рыдать, и в конце концов кто-то из местных усадил стариков в машину.

Те двое были моим будущим.

*

Ынхи часто задаёт вопросы, начинающиеся с «почему». Почему со мной это происходит, почему я ничего не запоминаю, почему не стараюсь. С её точки зрения, всё это сверхстранно и подозрительно. Она считает, что иногда я нарочно морочу ей голову. Притворяюсь непомнящим, чтобы проверить, как она будет себя вести, – это её слова. Якобы делаю это совершенно хладнокровно.

Я знаю, что, запираясь в спальне, она жалуется на меня. Вчера подслушал, как она говорила по телефону, что всё это сводит её с ума:

– Он стал совсем непредсказуем.

Так она рассказывала кому-то. Говорила, что каждый день я веду себя по-разному. Что я могу быть сперва одним человеком, затем внезапно стать кем-то другим, а через некоторое время снова измениться. Что иногда по многу раз повторяю одно и то же. Что порой выгляжу как действительно больной человек, который не помнит, что делал минуту назад, а потом снова пребываю в ясном уме.

– Это не мой отец, каким я знала его прежде. Мне так тяжело…

*

Отец сотворил меня. Отец, который избивал мою мать и младшую сестрёнку Ёнсук, стоило ему напиться, и которого я задушил подушкой. Пока я его душил, мать удерживала тело, а сестра – ноги отца. Ёнсук в то время было всего тринадцать. Подушка порвалась, и из неё просыпалась рисовая шелуха. Ёнсук собрала шелуху, а мать заштопала подушку, глядя невидящими глазами.

Это случилось, когда мне было шестнадцать лет. После войны с Севером смерть была самым обычным делом. Никто не проявил интереса к тому, что в нашем доме умер во сне мужчина. Констебль даже не заглянул. Мы устроили поминки в саду и приняли соболезнования.

С пятнадцати лет я работал, таская мешки с рисом. В наших родных краях на парней, способных таскать мешки с рисом, отцы не поднимали руку. Так что наш отрывался на матери и сестре. Случалось даже, что выгонял их в мороз на улицу, сперва сорвав с них одежду. Убийство было лучшим выходом из ситуации. Единственное, о чём я жалел – что втянул в это дело мать и сестру, хотя мог справиться сам.

Отца, выжившего в войне, преследовали ночные кошмары. Он часто кричал во сне. Может быть, умирая, он тоже думал, что видит дурной сон.

*

«Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью – и ты узнаешь, что кровь есть дух. Нелегко понять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников».

«Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше^[4].

*

Начав в шестнадцать, я продолжал до сорока пяти. Минули Апрельская революция 1960-го и Военный переворот 16 мая 1961 года. В октябре 1972-го президент Пак Чонхи, стремившийся к диктатуре, распустил парламент и настоял на принятии новой Конституции. Застрелили его жену. Новый американский президент, Джимми Картер, надавил было на Пак Чонхи в связи с диктатурой, но вскоре убежал трусцой в одних спортивных трусах. Застрелили и Пак Чонхи. Ким Тэчжун был похищен в Токио и едва не погиб, Ким Ёнсам был изгнан из парламента. Армейские части блокировали Кванчжу и перестреляли мирное население.

Всё это время я был занят только убийствами. Вёл одиночную войну со всем миром. Убивал, скрывался, пережидал. Снова убивал, скрывался, пережидал. Тогда не было ни анализа ДНК, ни камер видеонаблюдения. Только-только появился термин «серийный убийца». Полицейские десятками арестовывали подозрительных и душевнобольных и пытали их в участках. Некоторые подозреваемые не выдерживали и давали ложные показания. Действия полиции были несогласованы, и преступления в различных регионах рассматривались вне связи с другими. Поднять на ноги толпу полицейских и прочесать отдалённый холм, истыкав его палками в поисках улик, – вот в чём заключалось расследование.

Чудесные были времена.

*

В том году, когда я убил последний раз, мне исполнилось сорок пять лет. Сорок пять – возраст моего отца, когда он умер, задохнувшись под подушкой. Странное совпадение. Запишу это тоже.

*

Злодей ли я или супергерой?

Или в равной степени и тот и другой?

*

Жизнь длиною в семьдесят лет. Если оглянуться, кажется, что годы разверзлись чёрной пастью запредельной бездны, и я стою на самом краю. Когда думаю о приближающейся смерти, не чувствую ничего особенного, но когда вглядываюсь в прошлое, на душе становится темно и безгранично пусто. Моя душа была безжизненной пустыней. Ничего не росло. Ни капли живительной влаги.

Давным-давно в юные годы я пытался научиться понимать людей. Для меня это было сложной задачей. Я всегда избегал смотреть людям в глаза. Они же считали меня воспитанным и застенчивым юношей.

Я заучивал выражения лица перед зеркалом. Грустный взгляд, радостный, обеспокоенный, разочарованный… Ещё использовал простой трюк: следил за мимикой говорящего человека и старался воспроизвести её в ответ. Если собеседник хмурился, я хмурился тоже, если смеялся – вторил его смеху.

В старину люди верили, что внутри зеркала живёт дьявол. Тот дьявол, которого они видели в зеркале, – это был я.

*

Внезапно захотел повидаться с сестрой.

Сказал Ынхи, а она ответила, что моя сестра давно умерла.

– От чего она умерла?

– У неё же было малокровие, от этого и умерла.

Возможно, что и так.

*

Я работал ветеринаром. Подходящее занятие для убийцы. Можно сколько угодно использовать анестетики, которыми свалишь и слона. Провинциальный ветеринар всё время в разъездах. Пока городские ветврачи протирают штаны в лечебницах, осматривая кошечек и собачек, провинциальные врачуют коров, свиней, домашнюю птицу и постоянно находятся в пути. Мне случалось оперировать лошадей. Если не считать каких-нибудь кур, лечить приходилось млекопитающих. А их внутренности не так уж сильно отличаются от человеческих.

*

Снова очнулся непонятно где. В совершенно незнакомом районе. Как мне потом рассказали, местные юнцы заметили, что я шатаюсь туда-сюда и окружили меня, а я испугался и полез в драку. Появился полицейский, связался с кем-то по рации, отвёз меня в участок. Теперь это часто происходит: теряю память и брожу по всей округе, пока местные не хватают меня и не отправляют в полицию.

Так и повторяется: незнакомое место, захват, полицейский участок.

Болезнь Альцгеймера для стареющего серийного убийцы – как телепередача «Розыгрыш», которую устраивает сама жизнь. Сюрприз, вас снимали скрытой камерой! Испугались? Ну извините, это всего лишь шутка.

*

Решил каждый день заучивать по стихотворению. Попробовал, совсем не просто.

*

Я плохо знаю современных поэтов. Их слишком сложно понять. Однако эти строчки мне понравились. Запишу здесь.

«Моя боль не имеет субтитров, её не прочтёшь». Ким Кёнчжу, «Безжалостный город».

И ещё оттуда же:

«Прожитое мною время – это вино, которое никто не попробовал. Я же пьянею от одной этикетки».

*

Выбрался в город за продуктами. У лаборатории, где работает Ынхи, вышагивал туда-сюда какой-то мужчина, показавшийся смутно знакомым. Кто такой, не смог вспомнить. Только когда по дороге домой увидел ехавший навстречу мне джип, понял. Это же был тот самый мерзавец. Проверил его имя в блокноте. Пак Чутхэ. Он подбирается к Ынхи.

*

Снова стал заниматься спортом. В основном тренирую руки. Врач говорил, что спорт помогает замедлить прогрессирование болезни, но я упражняюсь не из-за того. Всё ради Ынхи. В решающей схватке сильные руки помогут победить противника. Схватить, сдавить, не отпускать. Горло – слабое место млекопитающих. Если кислород не будет поступать в мозг, смерть наступит в течение нескольких минут. Или, как минимум, мозг будет повреждён необратимо.

*

Знакомый из Культурного центра однажды обронил, что ему нравится моё стихотворение и он опубликует его в своём литературном журнале. Было это тридцать с лишним лет назад. Я не возражал, и через некоторое время он позвонил. Спросил, куда отправить журнал, когда тот будет готов. И ещё назвал номер своего банковского счёта. Я спросил, должен ли я ему заплатить, и он ответил, что все так делают. Тогда я отказался публиковаться, но он начал хныкать, что издание почти готово и менять сейчас что-либо было бы затруднительно. Меня охватило сильнейшее желание объяснить ему, что такое настоящие трудности, о которых он, очевидно, не имел ни малейшего понятия. Но всё-таки в сложившейся ситуации виноват был не только он – вся эта история началась из-за моего самомнения. Через несколько дней мне доставили двести экземпляров местного литературного журнала с опубликованным стихотворением. К ним была приложена открытка, поздравляющая меня с началом литературной карьеры. Я оставил себе один экземпляр, а остальные использовал вместо дров. Стихи хорошо горели.