1. Магия числ или Вместо предисловия

99

Nine-nine

Nein-nein

Простая цепочка ассоциаций

Идея этой книги пришла ко мне совершенно неожиданно. Хотя, не стану отрицать – подобные мысли давно витали в моей голове.

Как-то так принято (испокон веков, заметьте), что начинать писать автобиографическую книгу надо, будучи уже известным, сложившимся автором в преклонном возрасте, засветившись лауреатом тех или иных премий, повидав мир и не только, вкусив от жизни прелестей и гадостей в равной мере, с тем прицелом, что издадут ее, скорее всего, уже после того, как сам имярек (не укладываясь в безенчуковской классификации) склеит ласты. Мол, какой интерес в автобиографии какого-нибудь Васи Пупкина… То ли дело какой-нибудь Олдос Хаскли, неоднократный и всеми признанный… Да к тому же личность неоднозначная, одиозная и таинственная…

Однако ж, случилось так, что Олдос Хаксли (неоднократный и всеми признанный) ушатал себя вредными привычками и моральными терзаниями гораздо раньше, чем ему вообще в голову пришла эта мыслишка – мемуары писать… Иные себя не ушатывали… Иные себя выпиливали – методично, на протяжении всей своей яркой, но короткой жизни, или же сразу, в ходе молниеносной, одноразовой, как правило, успешной акции…

А что касается рядового, ничем не привлекающего к себе внимания Васи Пупкина, то не стоит его так уж недооценивать, ведь в его жизни может быть полно достойных упоминания моментов, если он, конечно, настоящий Вася Пупкин…

Аааа, испугались?! Подумали, будет сейчас автор своими сыпать детскими травмами, мамиными люлями, испачканными в дерьме ручонками и юношеским онанизмом? А потом несчастными любовями, экзистенциальным кризисом и тотальной фрустрацией?

Хммм… А это мысль, знаете ли… Соблазнительно, ах, как соблазнительно. Как из компоста конфетку сделать…

Но, положа руку на сердце, дело вовсе не в этом. А дело, как раз-таки, совершенно в другом.

Я не помню момента своего рождения… Совсем. Скорее всего, этого не помнит никто. Таков защитный механизм.

Вспомнить весь этот ужас падения с полубожественного утробного существования до состояния червяка, который, кроме, как ходить под себя, ничего сам не может… Это чревато.

Самые ранние воспоминания – о том, как я шел по залитой солнцем улице и блаженно щурился, а какая-то девочка (наверное, самая умная), кричала мне:

– Ты чего там улыбаешься?!

И о том, что в детском саду у меня была подружка, и когда ее поставили в угол (за то, что лазила по пожарной лестнице), я тайком от воспитателей таскал ей игрушки.

И о том, как один раз мне на спину запрыгнул один противный мальчишка, но это нисколько не нарушило моей тотальной нирваны, потому что я видел, как из-за угла уже поворачивает мой папа, а я верил, что уж он-то с этим как-нибудь разберется…

А сегодня я – не больной, и в общем-то, не старый, совершенно не знаю, что делать.

Потому, что в жизни ничегошеньки не понимаю. Я ее, оказывается, не видел… И, что самое обидное, даже не начинал.

И я бы боролся, если бы мне кто-нибудь авторитетный сказал, с кем.

И искал бы, если бы знал, где.

И обязательно нашел бы, если бы понял, что.

А уж если бы кто-то пришел и сказал: «Эй, сдавайся!», я бы ему обязательно ответил: «Русские не сдаются!». Да вот только не приходит никто…

Я подозреваю, что где-то в промежутке между той солнечной аллеей и сегодняшним днем погибла Атлантида или какая-то другая империя с развитой высокодуховной цивилизацией.

Помните 2012 год? Как все с благоговением и ужасом ждали 21 декабря, веря в предсказания этих недоучек-майя? Эй вы, глупцы, зачем вы роете себе бункеры и ждете астероида? Это ж майя… Они просто дальше считать не умели…

Настал день – и ничего… Ничего сколько-нибудь глобального и значительного… Если не считать исторического веб-прорыва некоего Пак Чэсана, южнокорейского музыканта, певца, и вообще, хорошего человека…

Запоздалое осознание пришло позже. Намного позже.

И вот сейчас я с полной уверенностью вам могу сказать – конец света был. Как пить дать, был. Только мы его не заметили. Профукали… Как всегда, были увлечены какой-нибудь бытовой ерундой или смотрели телевизор… Или выпивали с друзьями… По маленькой… Или спорили с кем-нибудь… Не важно, с кем. Или просто спали.

То, что мы сейчас наблюдаем, всего лишь бред умирающего планетарного сознания. Или… Или новый, чудесный мир, построенный на совершенно иных принципах… Именно поэтому мы все так обескуражены и нас одолевает эта прокра… пракро… Черт возьми! Это самое дурацкое чувство, когда все остальное вытесняется мощным потоком ощущения тщетности бытия…

Кто-то с суперадминскими правами просто перезаписал нас, пропатчив, пофиксив, убрав фатальные ошибки… И даже кое-что изменил в системных настройках…

Кто написал «Портрет Дориана Грея», помните? Конечно. Замечательно…

А до 2012 года?

Почему-то какая-то фантомная память все время зудит и пытается меня убедить, что это был Чарльз Диккенс…

Почему-то всем кажется, что число двенадцать – счастливое. 12 месяцев, 12 часов на циферблате, 12 колен Израилевых. Даже китайцы, далекие от всяких предрассудков, и те не обошли его стороной. Такое чувство, что когда-то, давным-давно, у нас было по шесть пальцев.

Но я право, отвлекся.

Самое простое, что приходит мне сейчас в голову – взять, да разделить себя пополам.

2. Линолеум, мать вашу! или Большая половина

Когда жизнь тебя разрывает на части,

Приходится делиться.

Амеба

Едва я закончил первую главу, напряженность экзистенциального поля сил мироздания существенно возросла. Не критично, но вполне достаточно для очередного попадалова на деньги…

Эх вы, неучи! Деревенщина!

Ну кто ж так делает?!

Самый лучший способ заставить замолчать творческого человека – свалить ему на голову пару миллионов долларов. Это известно всем… Вот тогда он точно погрязнет в проблемах совершенно иного характера…

Дядя Гриша Перельман не даст соврать.

Вернемся, однако, к раннему детству…

Как-то так вышло, что практически поголовно представители взрослой части человечества его не помнят. Ну разве только единичные события…

И это не удивительно. В раннем возрасте достаточно часто сбиваются настройки и происходят разрывы непрерывности.

Тогда ребенок начинает пугать всех окружающих тем, что на полном серьезе описывает каких-то монстров, двери в Нарнию и летающих над проспектом невидимых покойничков.

Первый (и практически единственный) разрыв непрерывности, который я помню, произошел со мной вполне прозаично, во время утренней трапезы, когда я, находясь дома в совершенном одиночестве (а было мне тогда лет восемь или десять) вкушал заботливо оставленные мне моей мамой сырники со сметаной.

Вкушал я их тогда, вкушал, и в какой-то момент начал витать в облаках, размышляя о чем-то своем, личном (если бы эту историю описывали, скажем, Чжуан-Цзы или Г.И. Гурджиев, они не преминули бы сказать, что я совершенно «забыл себя»).

Вернувшись через какое-то время к реальности, я обнаружил, что прямо из сырника, который я уже битый час держал перед собой на вилке, на меня пялится темно-сине-зелено-бурый червяк.

Не помню, были ли у него глаза, чтобы ими на меня пялиться, но, однозначно, он как-то так пружинисто, по-змеиному высунулся по направлению к моему лицу, как будто бы у него был позвоночник.

Внутри у меня все похолодело. Примерно так, как холодеет при виде мелких дохлых животных. Орать, правда, я не стал, хотя в моем положении это было бы совершенно не зазорно.

Немного подуспокоившись, я не нашел ничего лучшего, чем спрятать червяка (вместе с сырником, естественно) в самое надежное место, какое только было у меня дома (по моему разумению) – в мусорное ведро.

Вечерний разбор полетов ничего не дал. В ведре, конечно же, никакого червяка не оказалось. Да и достаточно убедительно звучала информация, что после прожарки при ста пятидесяти градусах (это по Андерсу Цельсию) никакой червяк, даже самый расчудесный, пялиться на меня был бы не в состоянии. Разве что, присутствовал бы незаметненько в виде денатурированного белка животного происхождения.

Все дружно посмеялись, и классифицировав утреннее недоразумение, как забавный глюк, записали его в курьезные истории…

Следующий разрыв реальности произошел лет через десять, когда я, будучи уже студентом (уже достаточно взрослым), шел дворами в ближайший универмаг выбирать себе карандаш (приспичило же) и вдруг обнаружил себя в палате нейрохирургического отделения областной больницы.

По земному времени между этими двумя событиями прошло часов десять, а по моему внутреннему времени – ни хрена. Или наоборот… Пару миллиардов лет забытья.

Так что, скорее всего, слово «вдруг» в данном случае будет совершенно не уместно.

Восстановление всей последовательности событий тогда – это была великая работа мозга. Я вспомнил все – все свои мысли, планы и перемещения, но только до того самого момента, как я вышел за карандашом. А потом…

Ретроградная амнезия – знаете ли, забавная штука. Она иногда преподносит сюрпризы в виде каких-то странных неожиданных воспоминаний, о которых нельзя с уверенностью сказать, было ли это на самом деле или это тебе только приснилось в очередной фазе быстрого сна прошлой ночью.

Совсем как 21.12.2012.

Но тогда до этого переломного момента оставалось еще ого-го сколько времени. Практически полжизни. Надо было еще окончить институт, устроиться куда-нибудь (штаны просиживать) и пережить этот, как его… Линолеум, мать вашу!

Тогда все так упорото ждали ошибки 2000, что ни у кого даже не хватило мозгов задуматься, какого хрена компьютеру понадобится делить что бы то ни было на дату, тем более в двухзначном формате.

Ну а потом вдруг оказалось, что это еще был не линолеум. А линолеум, оказывается, по всем канонам науки о календарях и древней нумерологии, отодвигался еще на год.

Когда наступил первый, не настоящий линолеум, мне было двадцать два. Сейчас мне примерно в два раза больше (если округлять в меньшую сторону).

Ну а когда мне будет еще в два раза больше, я, скорее всего, уже поменяю парадигму своего существования на парадигму несуществования. Или, как утешительно говорят игроки в DOOM, перейду на принципиально новый уровень.

Так что, большая половина жизни уже прожита…

А мне дураку сколько раз твердили, что половина не может быть большей или меньшей…