Глава 4
Ной

Я не врал миссис Коллинз. У меня не было времени на дополнительные занятия или на встречи с психологом. В июне мне стукнет восемнадцать, и меня выбросят из системы обеспечения сирот. Это значит, что мне понадобится собственное жилье, для оплаты которого нужна работа. Но миссис Коллинз развела меня, как уличный жулик ребенка. Редких посещений под строгим контролем было недостаточно. Женщина дразнила меня братьями, как наркомана гребаным шприцем.

Моя смена в «Солоде и Бургере» начиналась в пять. Я посмотрел на часы над доской с объявлениями у стола библиотекаря. Какую часть фразы «сразу после окончания занятий тебе нужно встретиться с парнем, которого подтягиваешь, в публичной библиотеке» эта всезнайка не поняла? Возможно, миссис Коллинз упоминала имя моего «преподавателя», но я все прослушал. Эта дамочка слишком много болтала.

Я испепелял взглядом дверь: еще пять минут, и это занятие можно будет официально назвать провальным, о чем я с превеликим удовольствием сообщу миссис Коллинз.

Дверь открылась, и в помещение ворвался поток холодного воздуха, от которого моя кожа покрылась мурашками. Вот черт! Я откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. В библиотеку зашла Эхо Эмерсон.

Она осмотрела зал и потерла руку в перчатке. Будто холодный воздух мог проникнуть в рукава этой выпендрежной кожаной куртки! На ее лице застыла легкая солнечная улыбка. Похоже, миссис Коллинз нас обоих держала в неведении. В ту секунду как девушка увидела меня, улыбка сошла с ее губ, а зеленые глаза заволокли грозовые тучи.

Добро пожаловать в наш гребаный клуб.

Я пихнул стоящий напротив стул.

– Ты опоздала.

Она поставила сумку с книгами на стол, села и придвинулась ближе.

– Мне пришлось зайти в офис, чтобы узнать даты экзаменов. Я бы получила эту информацию утром, да только мне помешал один придурок.

Эхо меня сделала, но я все равно улыбнулся так, будто победа осталась за мной.

– Ты могла остаться. Я ведь не просил тебя уходить.

– Чтобы ты и дальше издевался надо мной? Нет уж, спасибо.

Она сняла коричневую куртку, но перчатки оставила. От Эхо пахло свежестью и дорогой кожей. Ее голубая хлопковая рубашка застегивалась ниже бежевого топа, открывая вид на декольте. Такие девушки, как она, любили дразнить парней. Вот только она не знала, что я был совсем не против.

Заметив мой взгляд, Эхо поправила рубашку, и декольте скрылось из виду. Что ж, было весело. Она сердито посмотрела на меня, видимо, ожидая извинений. Долго же ей придется ждать.

– Какой предмет ты завалил? Все? – В ее зеленых глазах танцевали чертенята. Оказывается, Эхо тоже любит поиздеваться.

Ну ладно, сегодня утром я посмеялся над ней без всякой причины. Она заслужила парочку возможностей на ответный удар.

– Ни одного. Но тут командует миссис Коллинз.

Эхо открыла рюкзак и достала блокнот. Когда девушка сняла перчатки, ее лицо помрачнело, и она тут же натянула на ладони рукава.

– За какой предмет возьмемся первым? У нас с тобой общая физика и математический анализ, можем начать с них. Нужно быть полным идиотом, чтобы завалить бизнес-технологию. – Она замолчала. – Разве ты не ходил со мной на испанский в прошлом семестре?

Я наклонил голову, и волосы скрыли мой взгляд. Для девушки, которая понятия не имела о моем существовании, она обо мне знала слишком много.

– Ага.

И в этом семестре тоже, вообще-то. Эхо всегда приходила в класс перед звонком и, ни на кого не глядя, садилась на первое попавшееся свободное место.

– ¿Qué tan bien hablas español? – спросила она.

Как хорошо я говорю на испанском? Вполне прилично. Я отодвинулся от стола.

– Мне пора идти.

– Что? – От удивления она нахмурилась.

– В отличие от тебя у меня нет родителей, которые будут за меня платить. Я работаю, принцесса, и если сейчас не уйду, то опоздаю. Увидимся.

Схватив учебники и куртку, я встал из-за стола и выскочил из библиотеки. Холодный январский воздух ударил мне в лицо. Асфальт кое-где блестел ото льда.

– Эй!

Я оглянулся. Эхо бежала за мной – кожаная куртка наброшена на руку, рюкзак болтается за спиной.

– Быстро оденься. На улице холодно. – Я не остановился, но пошел медленнее – мне было интересно, что ей еще надо.

Девушка быстро догнала меня и зашагала рядом.

– И куда это ты собрался?

– Я же сказал, на работу. А я-то думал, что ты умная.

Никогда не встречал человека, которого было бы так весело бесить.

– Отлично. Когда мы сможем отработать это занятие?

Я кинул книги на тот кусок дерьма, что считался моей машиной, и на землю посыпались ошметки ржавчины.

– Никогда. Предлагаю сделку: ты скажешь миссис Коллинз, что мы встречаемся после школы столько дней, сколько захочешь. Наберешь сколько тебе нужно часов для своего клуба или еще для чего, а я тебя прикрою. Мне не придется видеться с тобой, а тебе со мной. Я продолжу жить своей отстойной жизнью, а ты пойдешь домой и будешь демонстрировать новые наряды подружкам. Договорились?

Эхо моргнула и сделала шаг назад, будто я ударил ее. Ступив на лед, девушка поскользнулась. Моя правая рука дернулась вперед и схватила Эхо за запястье прежде, чем она успела рухнуть на землю.

Я продолжал удерживать ее, пока она восстанавливала равновесие, вцепившись в капот моей машины. То ли от смущения, то ли от холода ее бледные щеки покраснели. Смотреть на это было забавно. Но прежде чем я успел отпустить очередную колкость, глаза Эхо округлились и уставились на запястье, которое я сжимал.

Длинный рукав ее рубашки задрался до локтя. Я проследил за ее взглядом, направленным на голую кожу. Эхо попыталась высвободить руку, но я схватил ее крепче, пытаясь справиться с шоком от увиденного. Я жил во многих ужасных семьях, но никогда еще не сталкивался с подобными увечьями. Рука девушки была испещрена белыми и розовыми выпуклыми шрамами.

– Черт, что это такое?!

Я оторвал взгляд от шрамов и вопросительно посмотрел ей в глаза. Эхо ахнула, сделала несколько резких вдохов и снова дернула руку, вырываясь из моей хватки.

– Ничего.

– Это не ничего.

И это что-то должно было чертовски болеть, когда появилось на ее руке.

Эхо снова натянула рукава до пальцев. На ее лице проступила мертвенная бледность, тело содрогнулось.

– Оставь меня в покое.

Отвернувшись, девушка быстро пошла в сторону библиотеки.

Глава 5
Эхо

– Ничего, – успокаивала меня Лила. – Ни слова, ни звука, ни косого взгляда. Мы с Натали и Грейс даже послали разведчиков к малолеткам, но о тебе никаких слухов. Ну, ни одного, который имел бы отношение к Ною Хатчинсу.

Лила сидела на пассажирском сиденье «Корветта» Эйриса, а я – на месте водителя. Подруга зашла ко мне в гости, чтобы спасти от Семейной Пятницы или, как я любила ее называть, «Ужина Проклятых».

Мы сидели в гараже, в моем зеленом «Додже неон» 1998 года играло радио. В «Корветте» Эйриса тоже имелся приемник – ровесник машины. Перевожу: это был просто кусок дерьма, хотя сама машина – просто зверь. Кроваво-красная, с черной горизонтальной полосой… Обычно на этом месте я переставала улавливать суть, но брат все равно продолжал рассказывать, не обращая внимания на полное непонимание в моих глазах, о многофункциональных, вертикальных воздухозаборниках по бокам, затемненной горизонтальной решетке радиатора и разных молдингах на порожках.

Понятия не имею, что это означало, но, по словам Эйриса, достаточно было просто запомнить описание. Машина смотрелась шикарно, но не ездила. А теперь, благодаря Ною Хатчинсу, шансы на то, что ее можно будет вернуть в рабочее состояние, уменьшались с каждым днем. Я крепче вцепилась в руль и вспомнила обещание брата.

Это случилось за несколько дней до его отъезда: он стоял над открытым капотом, а я сидела на верстаке.

– Все будет хорошо, Эхо. – Эйрис скользнул взглядом по моей нервно раскачивающейся ноге. – Нас перебрасывают туда всего лишь на полгода.

– Я в норме, – ответила я, трижды моргнув. Мне не хотелось, чтобы он уезжал. Эйрис был единственным человеком на свете, кто понимал, насколько безумна наша семья, и единственным, кто был способен поддерживать мир между мной, Эшли и нашим отцом. Брат тоже недолюбливал мачеху, но всегда вставал на ее защиту.

Парень рассмеялся.

– В следующий раз хотя бы попытайся контролировать эту штуку с морганием, она с головой тебя выдает. Однажды отец заметит.

– Ты будешь мне писать? – спросила я, меняя тему. Перед отъездом Эйрис слишком часто говорил об отце.

– По электронной почте и скайпу. – Брат вытер руки грязной тряпкой и выпрямился в свои полные два метра. – Вот, что я тебе скажу. Когда я вернусь и починю машину, ты будешь первой, кто ее поведет. Естественно, после меня.

Я перестала качать ногой и впервые с того дня, как Эйрис рассказал о том, что их переводят, ощутила надежду. Пока машина ждет его, брат непременно вернется домой. Он подарил мне мечту, за которую я держалась после его отъезда. Мои мечты умерли вместе с ним на пустынной дороге в Афганистане.

– О чем задумалась? – отвлекла меня от раздумий Лила.

– О Ное, – соврала я. – У него была целая неделя, чтобы растрепать всей школе о моих шрамах. Как думаешь, чего он ждет?

– Может, ему просто некому рассказывать? Он же наркоман из приемной семьи, которому нужен репетитор.

– Ага, может.

Или, возможно, он выжидал идеального момента, чтобы превратить мою жизнь в настоящий ад.

Лила начала крутить кольца на пальцах – верный признак, что она волнуется.

– Что? – спросила я.

Пришлось напрячься, чтобы разобрать ее тихое бормотание:

– Мы рассказали Люку.

Услышав это, я даже отпустила руль, испугавшись, что раздавлю пластик на маленькие кусочки.

– ЧТО вы сделали?!

Лила заерзала на месте и принялась тереть руками колени.

– Он ходит с нами на занятия по английскому. Вместо того чтобы исправлять друг другу ошибки в письменных работах, мы с Натали и Грейс обсуждали ситуацию с Ноем и твоими шрамами… Люк кое-что подслушал.

Стук моего сердца эхом отдавался в ушах. Я хранила эту ужасную тайну на протяжении почти двух лет, а тут два человека буквально ворвались в мой личный кошмар всего за одну неделю.

Не дождавшись от меня ответа, Лила заговорила снова:

– Эти шрамы – не твоя вина. Тебе совершенно нечего стыдиться, в отличие от твоей матери и, возможно, отца. Но тебе? Нет. Люк и так знал, что твоя мама была безумной до чертиков, но никогда никому об этом не говорил. Хоть он и туповат, но даже ему хватило ума, чтобы сообразить, что это мама ранила тебя.

Что мне сделать? Разозлиться? Обрадоваться? Я предпочла хранить безразличный вид.

– Она не безумная, – пробормотала я, зная: что бы я ни сказала о своей матери, меня никто не будет слушать. – У нее просто… есть свои проблемы.

Лила медленно и нежно накрыла мою ладонь своей, слегка сжав мои пальцы в знак поддержки. Тем самым она напоминала, что любит меня несмотря ни на что.

– Мы думаем, что тебе нужно всем рассказать. Перейти, так сказать, в наступление, а не занимать оборонительную позицию. Если об этом заговорит Ной, люди уже будут знать правду и подумают, что он придурок, раз смеется над тобой.

Я уставилась на верстак Эйриса. Мой отец никогда не был в ладах с инструментами – если что-то ломалось, он вызывал мастера. А вот Эйрис любил с ними возиться. Все свободное время он проводил в гараже. Господи, как же он мне нужен! Брат бы подсказал мне, что делать.

– Эхо, пожалуйста, поговори со мной. – Горечь в ее голосе разбивала мне сердце.

– Чья это была идея? – спросила я, хоть и так знала ответ. – Грейс?

Она всегда была за то, чтобы я рассказала о случившемся всей школе.

– Это несправедливо, – выдохнула Лила. – Конечно, Грейс поступила нечестно по отношению к тебе. Она клялась, что весь этот бред с личными отношениями и отношениями на публике закончится, когда ее выберут лидером команды поддержки. Но, Эхо, она хочет того же, чего и мы все – чтобы все вернулось к норме. А пока думают, что ты мазохистка или пыталась совершить самоубийство, ты будешь числиться в изгоях. Может, ситуация с Ноем только к лучшему. Нет худа без добра.

Впервые с момента, как Лила рассказала мне эту новость, я подняла на нее глаза.

– У меня мать слетела с катушек.

– Мы тебя прикроем, – поспешно выпалила подруга. – Люк пообещал, что расскажет друзьям о тех сумасшедших случаях, которые он видел сам, когда вы встречались. Ну, знаешь, чтобы добавить правдоподобности твоей истории. А когда Грейс об этом услышала, то согласилась подтвердить всем, кого мы с ней и Натали видели в больнице – копов. А еще мы слышали, как мистер Эмерсон кричал на твою маму. Грейс очень этого хочет… как и все мы.

– Конечно, безумная мамаша и отсутствие воспоминаний о ночи, когда та пыталась меня убить, куда лучше, чем когда люди считают, что я мазохистка с суицидальными наклонностями.

– Люди будут тебе сочувствовать. Быть жертвой… это все меняет. Вот что пыталась сказать тебе Грейс все это время, – ласково ответила она.

Мое хрупкое терпение сменилось гневом.

– Мне не нужно их сочувствие, и я не хочу, чтобы худшая ночь моей жизни стала темой для обсуждения всей школы. Если я и расскажу когда-нибудь о случившемся, то только после выпуска. Я хочу рассказать правду, а не быть жалкой тупицей, которая ничего не помнит.

Я резко откинулась на сиденье и уставилась в потолок машины.

Сделай глубокий вдох, Эхо. Глубокий вдох.

Я абсолютно ничего не помнила о той ночи. Правду знали лишь мама, папа и Эшли. Но с мамой мне было запрещено общаться, а папа и Эшли верили тому, что говорили врачи: когда мой разум будет готов принять правду, я вспомню все сама.

Плевать. Это же не они мучились бессонницей, пытаясь понять, что случилось. Не они просыпались от собственных криков. Не они задавались вопросом, не сходят ли с ума.

Не они чувствовали себя безнадежными.

– Эхо… – Подруга запнулась, сделала глубокий вдох и уставилась в лобовое стекло. Ой, сейчас последует что-то ужасное… Во время разговора Лила всегда смотрела на собеседника. – Ты никогда не думала, что, возможно, в этой ситуации есть и твоя вина?

Я вздрогнула, изо всех сил стараясь не разозлиться снова.

– Что, прости?

– Знаю, тебе было тяжело прийти в себя после того, что случилось между тобой и мамой, но ты никогда не задумывалась: если бы в сентябре ты начала вести себя как всегда, в конце концов люди оставили бы тебя в покое? Я хочу сказать… ты вроде как сама стала отшельницей.

Гнев мой испарился, и я задохнулась от обиды. Вот кем считала меня лучшая подруга? Трусихой? Неудачницей?

– Да, я думала об этом. – Я помолчала, чтобы голос перестал дрожать. – Но чем чаще я куда-то выходила, тем больше обо мне болтали. Помнишь, как в прошлом году набирали танцовщиц в команду? Людям свойственно сплетничать о том, что они видят.

Она опустила голову.

– Помню.

– Тогда почему? Почему ты сейчас заговорила об этом?