Глава 4. Шекспириха

Отель «Ист-Ривер»

Нижний Ист-Сайд, Нью-Йорк

21 января 1889 года

– Одри Роуз, опиши место преступления. – Дядя сунул Томасу в руки блокнот. – Запиши все и сделай рисунок. Инспекторы сфотографировали тело, но я хочу, чтобы на бумаге была каждая деталь, каждое пятнышко.

Он стучал по блокноту, с каждым ударом все сильнее.

– Нам не нужна еще одна массовая истерия. Это понятно?

– Да, профессор.

Томас принялся выполнять поручение.

Я расправила плечи, погружаясь в знакомое холодное спокойствие, и устремила взгляд на тело, стараясь не представлять себе жертву живой и здоровой. Эта женщина стала просто головоломкой, которую нужно решить. Позже, когда убийца будет пойман, я могу вспомнить о ее человеческой сущности.

– Жертва – женщина лет пятидесяти пяти – шестидесяти.

Я оглядела место преступления, больше не испытывая дурноты от крови, покрывавшей здесь почти все, как после жуткого дождя. У моих ног на полу валялось небольшое перевернутое деревянное ведерко, судя по сильному запаху хмеля и ячменя, из-под пива. Еще один беглый взгляд на комнату позволил предположить, что жертва была сильно пьяна: из-за алкоголя кровь стала более жидкой и плохо сворачивалась, поэтому так разбрызгалась вокруг.

– Вероятно, она была слишком пьяна, чтобы бороться с нападавшим.

Я показала на перевернутое ведро. Дядя, несмотря на страшную картину, казался довольным моим выводом и жестом велел продолжать. Я склонилась над телом, не обращая внимания на заколотившееся сердце. Женщина получила так много травм, что уже появился гнилостный запах. Несмотря на холод, проникавший через щели в окне, вонь разложения ударила мне в нос.

Я быстро сглотнула поднявшуюся к горлу желчь. К этому характерному сладковатому аромату нельзя подготовиться и нельзя его забыть. Зловоние гниющей человеческой плоти преследовало меня почти так же, как и жертвы, которых мы осматривали.

– Синяки вокруг шеи указывают на удушение. – Я дотронулась до одежды, прикрывающей ее лицо, и повернулась к Томасу. – Ты уже зарисовал?

– Почти. – Он вернулся к блокноту и развернул его, сравнивая сцену перед нами со своим рисунком. Подрисовав складки на одежде, он поднял голову. – Готово.

Без колебаний я убрала с ее лица то, что оказалось платьем, и оттянула веки трупа в поисках решающих доказательств того, что причиной смерти стало удушение.

– Присутствуют петехиальные кровоизлияния. Нашу жертву задушили, прежде чем…

Я подождала, пока дядя аккуратно перевернет ее на бок. Мой взгляд задержался на двух крестиках, вырезанных на ягодицах, что меня сразу отвлекло от обследования. Я сделала быстрый вдох.

– Прежде чем над нею произвели другие гнусные действия.

– Превосходно. – Дядя подался вперед, ища на трупе те же признаки, а потом осторожно вернул тело в положение, в каком оно было обнаружено. – Что ты думаешь о платье у нее на лице?

Я уставилась на тело, практически обнаженное, за исключением окровавленной одежды, которую убийца накинул ей на голову. Всякий раз, когда мы проводили вскрытие в лаборатории, дядя прикрывал жертвы тряпками. Трупы были ледяными и лежали на стерильном столе, но они заслуживали уважения. Неприличный вид жертвы – еще один способ, которым убийца буквально пытался лишить ее всего человеческого.

– Может, ему стало стыдно, – сказала я, пытаясь представить себе ход мысли преступника. Иногда это было слишком легко. – Возможно, она напомнила ему кого-то. Например, человека, которого он любил.

Я повела плечом.

– Она ведь и правда могла быть человеком, которого любил убийца.

Дядя покрутил усы. Казалось, ему хотелось походить по комнате, но она и так была слишком тесной для троих.

– И каков вывод? Зачем убийце, который так жестоко разрезал тело, беспокоиться о том, чтобы прикрыть ей глаза? Что это может говорить о нем?

Я посмотрела на Томаса, но он опять погрузился в собственные исследования и рисовал все, о чем просил дядя, и даже больше. Он стоял на коленях, точно фиксируя каждую колотую рану и угол, под которым вошло лезвие. Это напомнило мне тот самый раз, когда он практически уткнулся носом в одну из жертв Потрошителя. У меня по спине побежал холодок. Сходство этих дел мне не понравилось.

Я переключилась обратно на место преступления, размышляя над поведением убийцы. Возможно, он желал еще и опозорить ее.

– Полагаю, что он или она не хотел смотреть на лицо жертвы, – сказала я. – Возможно, не хотел думать о ней как о личности.

– Хорошо, – ответил дядя. – Что еще?

Игнорируя кровь на теле, я сосредоточилась на колотых ранах. Кто бы их ни нанес, он был в ярости. Так много порезов. Наверное, ее били снова и снова, с каждым ударом все более жестоко. Убийца рассвирепел, но оставалось загадкой, была ли эта ярость направлена непосредственно на жертву или же спроецирована на нее. Убийца мог просто перерезать ей горло одним ударом. Но он не выбрал этот милосердный способ. Он жаждал боли, наслаждался ею.

– Большинство ножевых ранений нанесены после смерти. Как и крестики, вырезанные на ее… ягодицах. – Я на мгновение зажмурилась. Перед моим мысленным взором опять возникла мисс Мэри Джейн Келли, последняя жертва Потрошителя. – Также у жертвы вспорот живот. В ходе вскрытия мы узнаем, изъяты ли какие-либо органы и какие именно. Однако, судя по впалому низу живота, я полагаю, что что-то было удалено.

– Хорошо. Тогда идем дальше. – Дядя снял очки и потер переносицу. – Чем это убийство отличается от убийств в Лондоне?

Я посмотрела на дядю.

– Вы же не думаете, что это жертва Джека-потрошителя?

Словно отрываясь от увлекательной книги, дядя отвлекся от созерцания трупа и встретился со мной взглядом. Не знаю, почему ни один из нас не касался этой темы, но каким-то образом, несмотря на все ужасы, с которыми мы сталкивались почти ежедневно, разговоры о Джеке-потрошителе оставались для нас под негласным запретом.

– Одри Роуз, чему я учу тебя в каждом деле?

– Придерживаться фактов, – машинально ответила я. Я сосредоточилась на том, чтобы расслабить мышцы – это помогало мне прояснить ум, отстраниться от эмоций и рассматривать улики, а не измышлять гипотезы, основанные на предположениях.

Дядя кивнул.

– Сюда же входит и исключение вариантов. Нам выпала уникальная возможность исследовать жертв Потрошителя. Мы точно знаем, в каком положении оставлялись тела, какие повреждения наносились жертвам. Это дает нам пищу для сравнения, не так ли?

– А, понимаю. – Томас сел на пятки и похлопал карандашом по блокноту. – Если бы это был научный эксперимент, то у нас были бы постоянные и переменные величины.

– Установление различий поможет нам исключить Джека-потрошителя, – сказала я, вникая в дядину методику.

– Молодцы. Оба. А теперь. – Дядя опять показал на шею. – Что сделал бы Потрошитель? Что он делал с каждой жертвой?

На мгновение мое сердце ухнуло в черную пустоту, с которой я так усиленно боролась. Мне было невыносимо думать о деле Потрошителя, но я больше не могла прятать свое горе или игнорировать зло, которое творилось прошлой осенью. С первого убийства прошло пять месяцев, пора раз и навсегда посмотреть в лицо правде и двигаться дальше.

Томас вполоборота повернулся ко мне, окинув меня быстрым аналитическим взглядом. Я знала, что он не станет перебивать и высказывать свое мнение, если только я не дам знак сделать это. Хотя у меня и возникло искушение позволить ему вместо меня столкнуться с этим монстром, но это моя обязанность. Он, конечно, наследник династии, погрязшей в крови, но и я тоже.

Крепко сжав трость одной рукой, второй я вцепилась в бок.

– Джек-потрошитель душил жертвы, прежде чем перерезать им горло. Всех. Даже мисс Элизабет Страйд.

– Вот именно. Во время того убийства ему помешали, но он все равно перерезал ей горло, прежде чем тем же вечером напасть на мисс Кэтрин Эддоуз. Этот же убийца… – дядя показал на лежащее перед нами тело, – …имел предостаточно времени для того, чтобы воплотить свои мрачные фантазии. По-видимому, он был с ней несколько часов, более чем достаточно, чтобы вскрыть ее. В трупе мисс Мэри Джейн Келли почти не осталось ничего человеческого. Обстоятельства того преступления были схожи с этим. Оно было совершено внутри помещения. Мисс Келли была проституткой. Она пила. Тем не менее этот убийца не следовал знакомой методике: перерезать горло и зверски выпотрошить. Да, у этой жертвы, возможно, пропали органы, но это не та же аккуратная манера, что в наших прежних делах в Лондоне. А теперь скажите, что еще не совпадает с почерком Джека-потрошителя?

Я поразмыслила над подробностями дела Потрошителя. Каждое место преступления врезалось мне в память – мне не приходилось долго думать, чтобы припомнить факты. Сомневаюсь, что когда-нибудь забуду эти преступления. Я уставилась на жертву. Синяки на шее были другими. Вместо длинных следов от пальцев Потрошителя – что-то вроде бороздок. На полу валялась пара разорванных чулок.

– Судя по отметинам на шее, жертву, вероятнее всего, задушили ее же чулками. Потрошитель совершал такие преступления руками.

Дядино лицо озарилось гордостью. Я была рада его одобрению, хотя оно и казалось немного странным в подобных обстоятельствах. Не уверена, что хочу, чтобы моим главным талантом стало расследование преступлений, но были варианты и гораздо хуже.

– Нож… – Я кивнула на него. – Это тоже различие. Джек-потрошитель никогда не оставлял оружие.

– Превосходно. – Дядя сделал глубокий вдох. – А более очевидное различие?

Томас резко встал и засунул блокнот во внутренний карман.

– Эта женщина старше всех жертв Потрошителя по крайней мере на десять лет.

Я перестала слушать дядю с Томасом, которые начали обмениваться версиями, словно обсуждали погоду. Из глубин памяти всплывало какое-то воспоминание. Неясное, оно тем не менее словно бы проступало сквозь густой туман. Я с трудом различала очертания…

– Нераскрытое убийство на «Этрурии», – сказала я, когда воспоминание наконец прояснилось. – То преступление схоже по почерку с этим.

На самом деле, если я не ошибаюсь, мы с Томасом тогда беспокоились, что привезли в Америку убийцу, вдохновленного Потрошителем. Беседа дяди с Томасом сразу оборвалась. Оба потихоньку уясняли связь. Несколько ужасных мгновений единственными звуками было наше дыхание на фоне беззвучия распростертой на кровати жертвы.

– Нам нужно посмотреть список пассажиров «Этрурии», – продолжила я, когда стало ясно, что дядя с Томасом пришли в замешательство от моего вывода. – Возможно, это лучший способ выследить убийцу.

– Это если убийца назвался настоящим именем, – скептически заметил Томас. – Когда продают билеты за океан, документов не требуют.

– Ты прав. Сомневаюсь, что он назвался настоящим именем, – ответила я, опираясь на трость. – Но в самом крайнем случае мы узнаем псевдоним, который может его выдать.

Дядя смотрел на комнату, и мне стало интересно, что именно он разглядывает. Через минуту он показал на труп.

– Давайте закончим осмотр. Я попрошу инспектора Бирнса послать кого-нибудь за информацией о пассажирах «Этрурии».

Когда мы договорили, я повернулась к телу, стараясь успокоить свой участившийся пульс. Я облизнула губы, надеясь, что чувство вожделения не отражается на моем лице. Сейчас неподходящий момент для румянца и горящих глаз. А поскольку чуть раньше Томас едва ли не танцевал, словно нас пригласили на грандиозный бал, то меня можно простить за нарушение благопристойности.

Я почувствовала на себе взгляд Томаса, словно он прикоснулся ко мне. Дядя может быть поглощен своими мыслями, но Томас никогда не пропускает изменений в моем настроении.

Я взглянула на него, нисколько не стыдясь. Его глаза потемнели от тревоги. У него была причина бояться – я едва себя узнавала. Нельзя наслаждаться таким насилием, но я не могла отрицать, какой в высшей степени живой ощущаю себя, когда изучаю смерть.

Возможно, дьявол внутри меня умолял об освобождении. Без лишней суеты я занялась делом.