– Да как сказать… С белками вполне можно иметь дело, а кролики… среди них всякие встречаются. Ну и Барсук, разумеется. Он живёт в самой чаще и никуда оттуда не выходит, хоть ты его озолоти. В его дела никто не вмешивается: себе дороже. – Крыс многозначительно помолчал, и Крот удивился:

– Неужели кто-то не прочь был бы вмешаться?

– Есть тут некоторые, – неохотно ответил Крыс. – Ласки, горностаи, лисицы там… да мало ли кто. Я-то против них ничего не имею: в хороших отношениях, здороваемся при встрече, и всё такое, – однако, по правде говоря, никогда не знаешь, чего от них ждать. Что есть, то есть, чего уж тут скрывать.

Крот прекрасно знал, что среди зверей не принято обсуждать возможные неприятности, и поспешил сменить тему:

– А что там, за Диким лесом? Какая-то голубая дымка: то ли холмы, то ли город, то ли всего-навсего плывущие облака?

– А за Диким лесом лежит Широкий мир, – ответил Крыс, – но к нам он не имеет никакого отношения. Я там никогда не был и не буду, так же как и ты, если у тебя есть хоть капля здравого смысла. Пожалуйста, давай больше не будем об этом, тем более что мы уже в заводи. Здесь и перекусим.

Прибрежная заводь, куда Крыс направил лодку, выглядела как маленькое озерцо. Там к реке спускался пологий травянистый берег, сквозь зеркальную гладь воды проглядывали похожие на змей коричневые корни деревьев, а впереди виднелся серебристо-пенный каскад плотины, мельница с остроконечной крышей и мельничное колесо, наполнявшее воздух умиротворяющим монотонным гулом, в который изредка вплетались чьи-то весёлые голоса. Это было так красиво, что от избытка чувств Крот всплеснул передними лапками и воскликнул:

– О боже, боже!

Крыс причалил к берегу, привязал лодку, помог ещё не освоившемуся с водной стихией Кроту сойти на сушу и вытащил корзинку с провизией. В знак благодарности Крот вызвался всё распаковать. Крыс с радостью согласился и растянулся на траве, пока его взволнованный друг встряхивал и расстилал скатерть, доставал загадочные пакетики и выкладывал их содержимое в нужном порядке, не уставая повторять «О боже, боже!» при появлении каждого нового продукта. Когда все было готово, Крыс на правах хозяина скомандовал:

– Давай, старина, налегай!

Ему не пришлось повторять дважды: как и положено, Крот начал весеннюю уборку своего жилища с утра пораньше и с тех пор не брал в рот ни крошки, а времени уже прошло достаточно.

– Что ты там высматриваешь? – поинтересовался Крыс, когда они утолили первый голод и Крот смог оторвать глаза от скатерти с едой.

– Я смотрю на вон ту дорожку из пузырьков, которая движется по поверхности воды. По-моему, очень забавно.

– Пузырьки? Ого-го! – воскликнул весело Крыс и запищал, словно приглашая кого-то.

Над кромкой берега показалась широкая блестящая мордочка, а потом вылез из воды и отряхнулся и её обладатель.

– Ну и жадюги! – воскликнул гость, оглядев остатки трапезы. – Что же ты меня не пригласил, Крыс?

– Да мы как-то неожиданно собрались. Кстати, знакомьтесь: мой друг, мистер Крот.

– Очень приятно, – сказал гость. – Выдр.

Оба зверька сразу почувствовали взаимную симпатию.

– Не река, а сумасшедший дом! Все будто сговорились сегодня вылезти из своих нор. Хотел немного покоя и тишины и забрался в эту заводь, а тут вы! Ой, простите, я не то хотел сказать, вы же понимаете…

Позади них, из-за живой изгороди, покрытой толстым слоем прошлогодних листьев, послышался шорох, а затем показалась полосатая голова и уставилась на них.

– Пожалуй к нам, старина Барсук! – крикнул Крыс.

Барсук сделал было пару шагов по направлению к ним, но затем, фыркнув, развернулся и скрылся из вида.

– Вот такой он, – разочарованно произнёс Крыс. – Совершенно не выносит общество! Ну, расскажи-ка нам, друг Выдр, кто сегодня на реке.

– Например, Жаб в гоночной лодке последней модели и новом купальном костюме. Такой весь из себя франт!

Зверьки переглянулись и расхохотались.

– Раньше он признавал только парус, – пояснил Крыс, – потом ему это наскучило и он стал плавать на плоскодонке с шестом. Но и это увлекло его ненадолго: в прошлом году придумал плавучий домик. Мы все в этом шалаше перебывали: делали вид, что нам это очень нравится, а на самом деле спешили поскорее унести лапы. С ним всегда так: сначала увлекается, потом остывает и хватается за что-нибудь другое.

– В сущности, он неплохой парень, – задумчиво изрёк Выдр, – но очень уж непостоянный!

С того места, где они сидели, из-за небольшого островка открывался вид на реку, где внезапно появилась гоночная лодка с коренастым гребцом, который ожесточённо плюхал по воде вёслами, то глубоко их утапливая, то поднимая тучи брызг. Крыс вскочил и окликнул его, но Жаб (а это был, конечно же, он) замотал головой и ещё яростнее заработал вёслами.

– Так машет вёслами, что того и гляди из лодки вылетит, – заметил Крыс усаживаясь.

– Ясно, вылетит, – усмехнулся Выдр. – Кстати, я не рассказывал занятную историю о Жабе и начальнике шлюза? Дело было так…

Как было дело, компания не услышала: в этот момент над водой, опьянённая весенним воздухом, пролетела муха. Тотчас раздался всплеск воды, и оба исчезли: и муха, и Выдр.

Крот глазам своим не поверил. Голос Выдра всё ещё звучал у него в ушах, но место на траве, где он только что возлежал, пустовало, а на поверхности воды тянулся след из пузырьков воздуха.

Крыс замурлыкал что-то себе под нос, и Крот вспомнил, что у зверей не принято ничему удивляться: подумаешь, кто-то исчез…

Крыс тем временем, погладив себя по плотно набитому брюшку, сказал:

– Что ж, думаю, нам тоже пора отправляться в путь. Как считаешь, у кого из нас лучше получится упаковать корзинку?

Поскольку особого энтузиазма заняться этим он не проявил, Крот попросил:

– Пожалуйста, позволь мне.

Крыс, разумеется, позволил.

Распаковывать корзинку было гораздо приятнее, чем собирать грязную посуду и остатки трапезы, однако Крот, настроенный только на положительные эмоции, смело принялся за дело. Уже упаковав и крепко перевязав корзинку, он обнаружил в траве ну просто таращившуюся на него тарелку. Пришлось снова всё развязывать, а когда и она была упакована, Крыс указал на вилку, лежавшую на самом виду. Когда и вилка отправилась в корзинку и все ремешки были затянуты, оказалось (вот ведь незадача!), что он сидит на горчичнице. И всё же Кроту наконец удалось справиться с этой задачей.

Полуденное солнце клонилось к горизонту, а Крыс задумчиво грёб к дому, что-то бормоча себе под нос. Крот же, довольный сытным обедом и собой, вполне (как ему казалось) обжившись в лодке, решил попробовать свои силы и попросил:

– Пожалуйста, дай мне погрести!

Крыс усмехнулся и покачал головой:

– Не сейчас, мой юный друг. Сначала нужно немного поучиться – это не так просто, как кажется.

Крот вроде бы успокоился, но Крыс так ловко и легко орудовал вёслами, что и ему хотелось поработать. Гордость к тому же нашёптывала, что он справится с этим ничуть не хуже друга. И он схватил вёсла так неожиданно, что Крыс, пребывавший в лирическом настроении и задумчиво смотревший на воду, свалился на дно лодки, дрыгая в воздухе лапками. Крот же победоносно занял его место и с уверенным видом принялся грести.

– Да стой же ты, болван! – закричал Крыс со дна лодки. – Ты не умеешь! Мы перевернёмся!

Размахнувшись, Крот залихватски завёл вёсла назад и хотел было опустить в воду, но промахнулся: вёсла пронеслись над поверхностью воды, лапы гребца взлетели выше головы, и он свалился на беспомощного Крыса.

В ужасе схватился Крот за борт, и в следующую секунду – плюх! – лодка перевернулась и он очутился в реке.

Какой же холодной и мокрой оказалась вода, как шумело в ушах, когда он опускался всё глубже и глубже ко дну, и как ярко и приветливо светило солнце, когда ему удавалось, отфыркиваясь, всплыть наверх.

В отчаянии Крот почувствовал, что снова идёт ко дну, когда внезапно чья-то сильная лапа схватила его за загривок. Это был, конечно же, Крыс. Крот понял, что друг буквально сотрясается от хохота, – почувствовал это через его плечо, лапу и собственную шею.

Крыс подсунул весла под лапы Крота и поплыл сзади, толкая беспомощного зверька к берегу, а затем вытащил из воды и усадил на траву. Друг теперь напоминал пропитанный водой, съёжившийся комок.

Проведя лапами по его шёрстке, отжав её немного таким образом, Крыс сказал:

– Ладно, старина! Побегай по берегу, пока не согреешься и не обсохнешь, а я нырну за корзинкой с провизией.

Подавленный и пристыженный, Крот трусил вдоль берега, пока Крыс снова и снова нырял в реку, переворачивал и привязывал лодку, ловил в воде вещи, доставал со дна корзинку, а потом пытался забраться с ней на берег.

Когда всё было готово для того, чтобы продолжать путь, Крот, кроткий и грустный, уселся на корме и, как только они отплыли, тихо и с чувством произнёс:

– Мой великодушный друг Крыс! Мне очень стыдно за свой глупый поступок. У меня просто сердце разрывается при мысли, что из-за меня ты мог бы лишиться этой восхитительной корзинки. Сможешь ли ты простить меня?

– Да, всё в порядке! – весело ответил Крыс. – Ведь вода – моя стихия: там я провожу больше времени, чем на суше. Не бери в голову!

И кстати, почему бы тебе не погостить у меня немного? Обстановка у меня, конечно, поскромнее, чем у Жаба, ну да ничего. А я научу тебя грести и плавать, и скоро ты будешь чувствовать себя в воде не хуже всех нас.

Крота так тронула доброта Крыса, что горло сдавило от волнения и он смахнул слезинку тыльной стороной лапки. Крыс тактично отвернулся, и постепенно к Кроту вернулось бодрое расположение духа, так что он смог достойно ответить двум куропаткам, осмелившимся было хихикать над его непрезентабельным видом.

Когда они пришли домой, Крыс развёл в комнате огонь, усадил Крота в кресло, принёс ему халат и шлёпанцы и до самого ужина развлекал всяческими речными историями, которые показались гостю очень увлекательными и необычными. Крыс описывал плотины, наводнения, выскакивающих из воды щук и пароходы, а также гордых цапель, которые ещё не со всяким будут разговаривать. Рассказал он Кроту и про приключения в дренажных канавах, и про ночные рыбалки с Выдром, и про дальние вылазки с Барсуком. Ужин прошёл очень весело, но вскоре гостеприимный хозяин был вынужден проводить сонного Крота на второй этаж, в самую лучшую спальню, где тот, довольный и умиротворённый,