Глава четвертая. Дуэль на Гудзоне

Третье упоминание о смерти Пьетро Гаспари застало меня два дня спустя в моем собственном кабинете в конторе.

– Миссис Бартоломью на проводе, – услышал я в трубке неуверенный голос секретарши.

– Конечно, соедините.

Я знал, что Эми не из тех, кто звонит на работу по пустякам.

– Дорогая, что случилось?

– Ты не можешь так поступать с бедной женщиной, Тео! – услышал я в трубке давно забытый голос с хрипотцой и легким придыханием в конце каждой фразы, словно говорившей не хватало запаса воздуха.

– Миранда? – недоверчиво переспросил я.

– Как чудесно, что ты меня узнал, – откликнулась трубка. – Я уж поняла, что «дорогая» относилось вовсе не ко мне. Извини, пришлось назваться твоей секретарше своей старой фамилией. Не беспокойся, я уже давно не миссис Бартоломью.

– Как ты узнала мой номер? И вообще как ты меня нашла?

– Через общих знакомых. А что ты так разволновался? Боишься, что я появлюсь у тебя на пороге и поставлю новую миссис Бартоломью в неловкое положение?

– Миранда, прошу…

– Эл Коллинз видел тебя в городе. Ну и я давно знаю, что ты женился на богатой наследнице. Не волнуйся, я тебя не выслеживала, просто слухами земля полнится. Я и так не стала с бы тобой общаться. Но Эл пересказал в общих чертах ваш разговор… Послушай, как ты можешь быть таким черствым. Неужели большие деньги убили в тебе остатки порядочности и сострадания?

– Не понимаю, о чем ты.

– Почему ты и твоя жена вышвыриваете бедняжку из дома?! – закричала Миранда. У нее умер муж, она почти на сносях, а вы цинично присылаете ей предписание о выселении! И продаете дом каким-то чертовым капиталистическим оккупантам, хотя прах Пьетро еще не успел осесть над озером Джаспер!

– Подожди, что? О чем ты говоришь?

– О доме Пьетро Гаспари в Джаспер-Лейк. Ведь он принадлежит твоей чертовой жене.

Я был настолько ошеломлен, что не успел даже возмутиться, что Миранда называла Эми непечатным словом. Она всегда была несдержанной на язык, особенно когда волновалась.

Повисла пауза.

– И ты еще имел наглость сказать Элу, что тут ничего нельзя поделать! – продолжала бушевать Миранда. – Честно говоря, я была уверена, что тут какое-то недоразумение. Что вы цивилизованные люди и сможете войти в положение Бернадетт…

Я лихорадочно соображал. Вспомнил случайно подслушанный разговор Эми по телефону, когда она объяснила, что хочет срочно избавиться от какой-то «лачуги в глуши» из-за кончины арендатора. Тут нечего обсуждать, сказала жена.

– Подожди. Ты что… не знал? – неожиданно осенило Миранду. – Ты не был в курсе, что твоя женушка владеет домом Гаспари в Джаспер-Лейк… Но Эл сказал, что ты вспомнил Пьетро…

– Да не помню я никакого Пьетро! – взвыл я. – Просто прочел о его смерти в манчестерской газете, а имя показалось мне смутно знакомым.

– Ты никогда не интересовался ни моим творчеством, ни моими друзьями, – сухо произнесла Миранда.

Я понял, что сейчас настанет тот момент в разговоре, когда я снова выйду кругом виноватым.

– Чего ты хочешь, Миранда?

– Поговори со своей женой. Может, она просто не понимает, в каком положении оказалась Бернадетт. Объясни ей все про Пьетро и про… ситуацию. Она же женщина, черт возьми.

Мне захотелось немедленно бросить трубку на рычаг и попросить свою секретаршу мисс Блисон больше никогда не соединять меня с этой особой. Я не помнил этого незадачливого художника и не знал, почему он решил свести счеты с жизнью. Ни разу не встречал его вдову. Понятия не имел, что он все эти годы арендовал дом у Эми, и зачем именно сейчас ей взбрело в голову его продавать. И тем не менее, каким-то непостижимым образом оказался главным парламентером в этой истории.

Но Миранда хорошо меня знала. Я не мог бросить трубку, для этого я был слишком цивилизованным.

– Я поговорю с женой. И попробую сам разобраться в ситуации. Где находится этот Джаспер-Лейк?

– В округ Мерримак, на тридцать миль западнее Конкорда. Городок небольшой, скорее поселок на берегу озера, но очень известный. Неужели ты никогда не слышал о Джаспер-Лейк?

– Ни разу.

– Ну как же. Его прославил еще в начале века Максимилиан ЛеВиан.

– Звучит, как псевдоним циркового фокусника. Максимилиан ЛеВиан Великолепный.

– Ты не можешь быть таким дремучим, – недоверчиво сказала Миранда. – Или зачем-то нарочно меня дразнишь. Не может быть, чтобы ты не слышал о ЛеВиане. Это классик американской живописи, он также прославился как поэт, переводчик и исследователь.

Подумав секунду, я решил, что это имя определенно где-то уже слышал. Может быть, видел у знакомых в Бостоне пару картин ЛеВиана в гостиной. Я быстро сделал пометку в блокноте.

– Как давно Пьетро Гаспари жил в этом доме?

– Десять лет, – охотно ответила Миранда.

– Миссис Гаспари показывала тебе арендный договор? Он долгосрочный или ежегодный с правом продления? Каким образом осуществлялись платежи? Была ли предусмотрена возможность приоритетного выкупа недвижимости?

– В том-то и дело… что арендного договора не было, – выдохнула Миранда.

– Как это?

– Был простой письменный контракт, дающий право Пьетро Гаспари на безвозмездное пожизненное проживание в доме.

– Безвозмездное?!

– Именно. Пьетро не платил ни цента. Только сам оплачивал все текущие расходы, ремонт и содержание. Именно поэтому все и думали, что дом – его собственность. Но ты не обратил внимание на слово «пожизненное». В договоре четко указано, что он заканчивается в случае смерти Пьетро или в том случае, если он сам захочет переехать. Ни слова о праве выкупа или о том, что он может передать его другим арендаторам.

– Очень странно.

– Да уж. Он даже Бернадетт не рассказал о том, что лишь живет в этом доме на птичьих правах, когда они поженились два года назад. Представляешь теперь, какой для нее был шок, когда на следующий день после кремации пришел этот поверенный, мистер Чиппинг, и заявил, что Берни должна в двухнедельный срок перевезти все свои вещи, потому что владельцы выставили дом на продажу. А потом еще Берни узнала, что все остальное имущество и картины по старому завещанию остаются брату Пьетро. А ведь тот даже не приехал на похороны! Когда она узнала, что твоя… жена является владелицей дома, то хотела сама поехать в Бостон, найти ее адрес и умолять не выселять ее. Глупый план, так бывает только в романах. К тому же этот дом – вилла Гаспари, как его тут называют – стал местной достопримечательностью. Ты бы его видел! Пьетро все перестроил, расписал стены, сделал резной портик. Туристы специально приезжают полюбоваться на виллу Гаспари. А твоя жена хочет продать землю, чтобы на ее месте построили очередной безликий мотель.

– Послушай, – Миранда набрала побольше воздуха и вновь зашелестела в трубку.– Если вам все эти годы было плевать на дом в Джаспер-Лейк, то может просто оставить все, как есть. Ведь дело не в деньгах, как я понимаю. Если бы Пьетро не умер, то все было бы по-прежнему.

В ее словах было разумное зерно.

– Кстати, а почему он решил покончить с собой? – спросил я.

– Никто толком не знает. У него случались периоды… запоев. Бернадетт вроде научилась с этим справляться, но в последнее время Пьетро все больше нервничал. Из-за неудачи на конкурсе, из-за рождения ребенка…

– Я сделаю, что смогу, – пообещал я.

– Спасибо, Тео. Сообщишь мне, что тебе удалось? Я могу оставить номер телефона, по которому меня можно найти.

– Лучше не надо. Если мы с Эми что-то решим, думаю, миссис Гаспари первая об этом узнает. Кстати, единственное, чего я совсем не понимаю – как ты оказалась втянута в эту историю?

– Ну как же… Я живу в Джаспер-Лейк. Я думала, ты знаешь.

С этими словами Миранда сама положила трубку, вновь заставив меня почувствовать себя в чем-то виноватым.

***

После разговора с бывшей женой я вызвал секретаршу и попросил ее раздобыть мне любую информацию о Максимилиане ЛеВиане.

– Вы знаете, кто это? – спросил я мисс Блисон.

Девушка старательно задумалась, потом беспомощно посмотрела на меня.

– Простите, сэр. Имя звучит знакомо, но я не помню, чтобы мы вели с ним дела.

– Думаю, он был художником. И скорее всего давно умер.

– О. Простите, сэр. Может, лучше, если я позвоню в Гарвард и найду для вас какого-то профессора искусств?

Я обдумал эту идею, но пришел к выводу, что все получается больно хлопотно. К тому же мне не хотелось опять выставлять себе невеждой, да еще перед каким-то неизвестным искусствоведом.

– Не стоит. Просто сходите в публичную библиотеку и возьмите мне книгу, где есть биография Максимилиана ЛеВиана. Также будет неплохо, если вы принесете мне альбом с репродукциями его работ. И спросите библиотекаря, есть ли у них книги, в которых упоминается Джаспер-Лейк. Это вроде бы город, в котором жил ЛеВиан.

Мисс Блисон все послушно записала и вышла из кабинета. Примерно через час я получил желаемые книги, включая толстый цветной альбом из тех, что в квартирах университетских преподавателей и прочих людей с претензией на интеллигентность принято небрежно оставлять на журнальном столике. Правда, я не знал, котируется ли сейчас ЛеВиан среди прогрессивной публики. Или он уже перешел в область устаревших классиков, которых покупают ради надежной инвестиции? Эми было лень даже вешать на стену семейные фотографии, так что мы никогда не обсуждали приобретение картин.

При этом у нее оказался дом в поселке художников, который она предоставила в бесплатное пользование одному из них. Или все это было как-то связано еще с Илаем Коэном? Ведь Эми упоминала, что ее дедушка выиграл дом в карты. Я попытался вспомнить, когда умер старый Илай. Кажется, двенадцать лет назад, накануне восемнадцатилетия Эми. А Миранда сказала, что Гаспари живет в Джаспер-Лейк десять лет. Впрочем, она легко могла ошибиться на пару лет, ведь сама она в то время была в Европе.

Я открыл книгу и начал искать информацию о Максимилиане ЛеВиане. Это было несложно, поскольку усердная мисс Блисон, видимо, с помощью библиотекаря отметила нужные места закладками.

Книга была посвящена американскому импрессионизму, ярким представителем которого и являлся ЛеВиан. В его биографии указывалось, что родился он в 1852 году в Вермонте в семье эмигрантов из Канады. В его роду были французские аристократы. В возрасте восемнадцати лет совершил путешествие во Францию, устроившись кочегаром в машинное отделение парохода. Там он познакомился с представителями течения импрессионизма и попал под их влияние. Водил дружбу с Клодом Моне и Эдгаром Дега.

В 80-х вернулся в Америку, получил определенную известность в Нью-Йорке, развив невероятно кипучую деятельность: писал пейзажи и уличные зарисовки, сочинял стихи, критические обзоры творчества современных поэтов и художников, переводил с французского Бодлера и Рембо. В артистических кругах ЛеВиана знали как полиглота и космополита, как я мог судить, прославился он не столько собственно творчеством, сколько необычной манерой одеваться и эксцентричными поступками. Например, вместо обычного сюртука ЛеВиан частенько надевал камзол, сшитый по моде конца XVIII века, гусарский ментик, монашескую рясу или даже римскую тогу.

Много шума наделал случай, когда он вызвал на дуэль одного известного критика за то, что тот оскорбительно отозвался о работах молодой художницы, к которой ЛеВиан испытывал теплые чувства.

Вызов был брошен при всех, прямо в галерее Американской Ассоциации Искусств на 6-й Восточной улице. Для дуэли выбрали удаленное место недалеко от Йонкерса на берегу Гудзона. Вначале было решено сражаться на шпагах, правда, секунданты быстро остановили бой, поскольку оказалось, что оба дуэлянта не владеют искусством фехтования и больше ранят себя, чем друг друга. Перепуганный критик был готов принести извинения и написать опровержение своего отзыва, но ЛеВиан настаивал на продолжении и достал два гладкоствольных пистолета начала XIX века. Видимо, у художника был знакомый антикварный дилер, усмехнулся я, который регулярно снабжал его соответствующими костюмами и реквизитом.

В результате пистолет ЛеВиана дал осечку, а критик промахнулся на два ярда⁴, едва не попав в одного из секундантов. После чего те решительно объявили дуэль состоявшейся и предложили всем вернуться на Манхеттен, чтобы отметить примирение.

На память о дуэли у ЛеВиана остался шрам на щеке от случайного удачного удара шпаги критика. Свидетели утверждали, что это была просто царапина, но художник особенно им гордился и тщательно прорисовывал на всех автопортретах.

В альбоме я нашел несколько этих самых автопортретов, а потом сравнил с настоящей фотографией ЛеВиана из книги. Безусловно, мастер себе льстил, несколько преувеличивая буйно вьющиеся кудри и одухотворенное выражение печального лица, изуродованного пресловутым шрамом. На самом деле, ему к этом времени было уже за сорок, художник явно не бедствовал и хорошо питался, о чем свидетельствовали округлившиеся щеки, подчеркнутые аккуратно подстриженной бородкой. А знаменитые кудри скорее напоминали колечки, к тому же изрядно поредевшие.

Я подумал, что большую часть своей биографии Максимилиан ЛеВиан скорее всего выдумал, включая аристократических предков и дружбу с Моне. И имя он тоже себе придумал сам. Максимилиан – возможно, но уж скорее Беркович или Эпштейн. Впрочем, общение с друзьями Миранды научило меня тому, что настоящий художник начинает путь к славе с первого и главного шедевра – собственной персоны.

Между тем с юной художницей у ЛеВиана ничего не вышло, он явно был не из тех, кто стремится к браку. В начале 90-х, «утомленный фальшивой жизнью большого города», ЛеВиан решил перебраться на природу. Вначале он хотел приобрести поместье в родном Вермонте, однако во время путешествия по Новой Англии с ним произошло чудо – художник наткнулся на Джаспер-Лейк.

Изначально там находился поселок рабочих строящейся ткацкой фабрики, заложенной в 1844 году выше по течению реки Нокс, которую планировалось перегородить плотиной. Однако плотина оказалась некачественно спланированной, владельцы фабрики разорились, а многочисленные строители, в то время стекавшиеся толпами, были уволены. Большинство из них уехало в поисках других мест для заработка, в поселке осталось лишь несколько семей, в основном эмигранты из Квебека и Ирландии, которых вполне устраивала жизнь в глуши на полном самообеспечении и работа в соседнем городке под названием Донкастер.

Название озеро, как и основанный рядом с ним поселок, получило вовсе не по причине красноватого цвета воды, как можно было бы подумать⁵. Дело в том, что деревья, растущие на склоне гор на противоположном от поселка берегу, так близко подступали к воде, что почти невозможно было увидеть границу между ними и их зеркальным отражением. А долгой осенью, когда листья начинали живописно желтеть и краснеть, возникало ощущение, что «гладь воды превращается в драгоценный камень, играющий переливами на солнце». Именно это впечатление, согласно официальной биографии, произвела на Максимилиана ЛеВиана природа Джаспер-Лейк.

Художник немедленно приобрел самый живописный участок земли на берегу и начал строительство резиденции, которую немудряще назвал «Домом искусств». Я нашел фотографию здания.

Дом, построенный по личному проекту ЛеВиана, получился, прямо скажем, странным. Гибридом классического новоанглийского деревянного особняка с широкими террасами, эркерами и двускатной крышей – и каменного георгианского строения с плоской крышей и высокими узкими окнами. Причем оба этих дома были будто встроены друг в друга крест накрест, словно изначально двигались по перпендикулярным путям на огромной скорости, пока наконец каменная махина не въехала в бок деревянной, разрезав ее точно пополам.

Серия пейзажей, названная «Элегия Джаспер-Лейк», произвела фурор в Нью-Йорке и вернула художнику увядшую было славу. Критики писали о том, что в его зрелых работах появилось больше самобытности и мастерства, пейзажи озера Джаспер «гипнотизируют, вызывая то смутное ощущение тревоги и беспокойства, то наоборот чувство умиротворения».

Я снова перешел к репродукциям. Озерные виды были написаны действительно мастерски и с большим количеством оттенков красного. Я бы повесил такую работу в гостиной. Хотя если у меня что и вызывало смутное ощущение тревоги и беспокойства, так это предстоящий разговор с Эми, а разглядывание картин ЛеВиана никакого умиротворения не принесло.

Итак, серия работ и ряд последующих персональных выставок прославили не только ЛеВиана, но и Джаспер-Лейк. В поселок за вдохновением потянулись другие художники и поэты. Максимилиан ЛеВиан оказался гостеприимным хозяином и никому не отказывал. Возможно, кроме некоторых злобных критиков.

В 1905 году рядом с «Домом искусств» был построен гостевой дом, организована студия для начинающих художников. Место стало пользоваться популярностью в кругу богемы, некоторые нью-йоркские сподвижники ЛеВиана стали сами строить там летние дачи. Дальше следовал большой отрывок о кружке, который сложился вокруг «Дома искусств», и творчестве его представителей, который я просто пролистнул.

Сам Максимилиан ЛеВиан прожил долгую и вероятно счастливую жизнь в своем особняке. Умер он на 78-м году жизни, пережив Первую мировую войну и не дожив до Второй. Окруженный многочисленными поклонниками и учениками. При этом так и не женился и не оставил наследников, которым мог бы завещать свое внушительное состояние. Согласно его распоряжению, на эти деньги был основан Мемориальный фонд ЛеВиана, призванный пестовать и поддерживать молодые таланты во всех областях искусства. Сам «Дом искусств» был превращен в штаб-квартиру фонда, где кроме музея ЛеВиана функционировали школа живописи и любительский театр, а также были обустроены комнаты для гостей, желающих творить в благодатной атмосфере Нью-Гемпшира, сбросив оковы бытового рабства.

Так вот оно в чем дело. Теперь я понял, как Миранду занесло в Джаспер-Лейк. Наверняка она нашла возможность подлизаться к попечителям этого фонда, чтобы жить в «Доме искусств» на дармовщинку.

Я захлопнул каталог и книгу, распорядившись вернуть их в библиотеку, сделал пару запланированных деловых звонков и поехал домой.