Нед ушел из Кингсбриджа, от которого до Хэтфилда было около сотни миль. Ушел, не зная, какой прием его ожидает, примут ли его на службу или попросту высмеют и отошлют обратно несолоно хлебавши.
Первые два дня пути он провел в компании студентов, направлявшихся в Оксфорд. В те дни все предпочитали искать попутчиков – одиночек повсюду грабили, а одиноким женщинам вдобавок грозила опасность хуже ограбления.
Как и наставляла мать, Нед заговаривал с каждым, кого встречал, набираясь сведений, которые впоследствии могли пригодиться: цены на шерсть, кожу, железную руду и порох, новости о бурях и болезнях, разорениях и мятежах, свадьбах аристократов и смертях важных людей.
На ночлег он останавливался в тавернах и на постоялых дворах, нередко вынужденный делить с кем-нибудь постель; это был малоприятный опыт для юноши из купеческой семьи, привыкшего к собственной комнате и собственной кровати. Впрочем, студенты оказались приятной компанией, легко и без усилий переходили с грубых шуток на богословские диспуты и обратно. Июль в том году выдался теплым, дождей почти не было, и путешествие доставляло удовольствие.
Когда разговоры не отвлекали, Нед мучил себя сомнениями, гадая, что может ожидать его в Хэтфилде. Он рассчитывал, конечно, что его примут, как того молодого помощника, о котором упоминал Сесил. Но ведь тот же Сесил вполне может спросить: «Какой еще Нед?» Если ему откажут, совершенно непонятно, что делать и как быть дальше. Возвращаться в Кингсбридж, поджав, что называется, хвост, унизительно. Быть может, стоит пойти в Лондон и попытать удачу в большом городе.
В Оксфорде Нед заночевал в Кингсбриджском колледже. Основанный великим приором Филиппом, мечтавшим расширить влияние аббатства, колледж уже давно сделался независимым от монастыря, однако по-прежнему принимал студентов из Кингсбриджа и давал приют горожанам.
Найти попутчиков на дорогу из Оксфорда в Хэтфилд оказалось гораздо сложнее. Большинство путников направлялось в Лондон, который лежал в стороне. Пришлось задержаться в Оксфорде, и Нед сам не заметил, как поддался чарам местного университета. Ему нравились оживленные ученые споры по любым темам, от точного местоположения Эдемского сада до вопроса, почему, если земля круглая, люди с нее не падают. Как правило, студенты после университета становились священниками, лишь немногие подавались в стряпчие или во врачи; матушка уверяла Неда, что в университетах не учат ничему полезному для торговцев. Дни, проведенные в Оксфорде, заставили его усомниться в правоте Элис. В мудрости матушке не откажешь, но и всеведущей ее не назовешь.
Спустя четыре дня, потраченных на ожидание и поиски, Нед примкнул к паломникам, что шли в собор Святого Альбана[31]. Дорога заняла три дня. А потом юноша решил, что хватит осторожничать, и в одиночку преодолел последние семь миль от Сент-Олбанса до Хэтфилда.
Король Генрих Восьмой отобрал дворец Хэтфилд у епископа Илийского и время от времени отсылал туда своих детей. Елизавета провела в этом дворце большую часть своего детства. А потом, насколько было известно Неду, старшая сводная сестра Елизаветы, Мария Тюдор, сочла, что родственнице лучше оставаться там под присмотром. Хэтфилд лежал в двадцати милях к северу от Лондона; это день пути пешком – или полдня верхом. Тем самым Елизавету не пускали в сам Лондон, где она могла бы превратиться в досадную помеху короне, но держали достаточно близко, чтобы она не вздумала своевольничать. Не то чтобы ее превратили в пленницу, однако покидать дворец по собственной воле ей запрещалось.
С пригорка, на который взбегала дорога, дворец был виден как на ладони. Более всего он смахивал на громадный сарай или амбар, выстроенный из красного кирпича. Слюдяные окна в стенах посверкивали на солнце. Подойдя ближе, Нед увидел, что на самом деле дворец представляет собой четыре здания, соединенных друг с другом и поставленных квадратом, а просторный внутренний двор вмещает сразу несколько лужаек для игры в теннис.
Мрачные предчувствия только усугубились, когда Нед разглядел многолюдье челяди возле дворца – конюхов, прачек, посыльных. Только теперь он сообразил, что Елизавета, пусть и в немилости у старшей сестры, оставалась особой королевской крови, а потому должна была содержать большой двор. Наверняка на нее жаждет работать множество людей. Наверняка ее слуги прогоняют таких вот охотников до службы каждый божий день.
Юноша приблизился и огляделся. Вокруг сновали люди, занятые своими делами, и никто не обращал на него внимания. Сесил вполне мог уехать; раньше эта мысль как-то не приходила Неду в голову, но ведь Сесил говорил, что ему требуется помощник, потому что сам он не может все время оставаться в Хэтфилде.
Нед отважился подойти к пожилой женщине, отстраненно чистившей грушу.
– Добрый день, мистрис[32], – поздоровался он вежливо. – Где я могу найти сэра Уильяма Сесила?
– Спроси у толстяка, – ответила женщина и ткнула пальцем в сторону дородного, хорошо одетого мужчины, которого Нед как-кто проглядел. – Его зовут Том Парри.
Нед послушался.
– Добрый день, мистер Парри. Я пришел повидать сэра Уильяма Сесила.
– Многие хотят с ним повидаться, – лениво отозвался Парри.
– Если вы передадите ему, что пришел Нед Уиллард из Кингсбриджа, он вам спасибо скажет.
– Да неужели? – Парри недоверчиво хмыкнул. – Из Кингсбриджа, значит?
– Верно. Прямо оттуда.
Парри и не подумал удивиться.
– Пришел, говоришь? Ну да, не прилетел же.
– Будьте добры, известите его обо мне.
– А если он спросит, по какому делу пришел Нед Уиллард, что мне отвечать?
– По важному делу, которое мы с ним обсуждали у графа Ширинга в двенадцатый день Рождества.
– Ладно, сэр Уильям с графом, а ты-то к ним как затесался? – Парри усмехнулся. – Небось вино подавал?
Нед позволил себе улыбнуться.
– Нет. Как я уже сказал, дело важное. И тайное. – Если его и дальше будут столь бесцеремонно допрашивать, он наверняка вспылит, так что пора заканчивать беседу. – Заранее благодарю.
Юноша было отвернулся, но уйти не успел.
– Ладно, ладно, чего взъелся-то? – Парри хмыкнул. – Идем со мной.
Следом за Парри Нед вошел внутрь. В доме было сумрачно и неуютно; да, Елизавета содержала королевский двор, но щедрость короны, очевидно, не распространялась на подновление дворца и смену обстановки.
Парри открыл какую-то дверь, заглянул в нее и произнес:
– Сэр Уильям, вы примете некоего Неда Уилларда из Кингсбриджа?
– Конечно, – ответил мужской голос.
Парри повернулся к Неду.
– Заходи.
Помещение было просторным, но скудно обставленным и напоминало скорее рабочую комнату, с учетными книгами на полках, чем приемную. Сесил сидел за письменным столом, который загромождали перья, чернильницы, бумаги и сургуч. На сэре Уильяме был черный бархатный дублет, слишком теплый на вид для лета; но этот вельможа вел, должно быть, малоподвижный образ жизни и потому мерз, а Нед вдобавок как следует прогрелся на солнышке.
– Как же, как же, помню, – проговорил Сесил, увидев Неда. – Сын Элис Уиллард. – Его тон был не дружелюбным и не враждебным – так, настороженным. – Матушка в добром здравии?
– Она потеряла все свои деньги, сэр Уильям, – честно ответил Нед. – Наши товары были в основном в Кале.
– Она не единственная, кого постигла сия незавидная участь. Мы поступили глупо, объявив войну Франции. Но что привело тебя ко мне? Я же не могу вернуть Кале.
– Когда мы с вами беседовали на пиру у графа Суизина, вы сказали, что ищете молодого человека вроде меня себе в помощники на службе у леди Елизаветы. Матушка тогда ответила вам, что меня ждет семейное дело, а потому я не гожусь. Но теперь никакого дела не осталось. Я не знал, удалось ли вам кого-то найти, и…
– Удалось, – коротко бросил Сесил, и сердце Неда упало. Но Сесил прибавил: – Мой выбор оказался поспешным и неудачным.
Нед снова воодушевился.
– Я сочту за великую честь, если вы решите, что я вам подхожу, – выпалил он.
– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнес Сесил. – Это не та должность, на которой можно бездельничать при дворе за деньги. Придется много работать.
– Я не боюсь работы.
– Может, и так. Прости мою откровенность, но из богатых сыночков, для чьих семей настали дурные времена, редко получаются хорошие помощники; они слишком привыкли распоряжаться, и им бывает непросто свыкнуться с тем, что ими командуют, а они должны подчиняться, сразу и беспрекословно. Таким нужны деньги, и только.
– Денег мне мало.
– Вот как?
– Сэр Уильям, две недели назад в Кингсбридже сожгли протестанта. Впервые за все время. – Нед знал, что должен сохранять хладнокровие, но едва сдерживался. – Я видел, как он погибает в муках, и вспомнил ваши слова. Вы говорили, будто Елизавета считает, что никто не обязан погибать за веру.
Сесил кивнул.
– Я хочу, чтобы она стала королевой! – пылко воскликнул Нед. – Чтобы наша страна стала таким местом, где католики и протестанты не убивали бы друг друга. Когда наступит этот миг, я хочу быть вместе с вами и помочь Елизавете взойти на трон. Вот почему я пришел к вам.
Сесил пристально посмотрел на Неда, словно стараясь заглянуть тому в сердце и понять, насколько юноша искренен. После долгого молчания он сказал:
– Хорошо, давай попробуем.
– Спасибо! – От радости Нед едва не расплакался. – Клянусь, вы не пожалеете!
Нед по-прежнему был влюблен в Марджери Фицджеральд, но без раздумий возлег бы с Елизаветой, если бы та его поманила.
Ее нельзя было назвать красавицей: облик портили крупный нос и маленький подбородок, а глаза были посажены чересчур близко друг к другу. Тем не менее она обольщала буквально с первого взгляда – изумительно умная, очаровательная, как котенок, и бесстыдно кокетливая. Исходивший от нее соблазн нисколько не преуменьшали ни властность Елизаветы, ни случавшиеся порой приступы раздражительности. Мужчины и женщины продолжали восхищаться ею, даже если она жестоко их бранила и высмеивала. Нед никогда прежде не встречал никого, хоть отдаленно с нею схожего. Она подавляла и притягивала.
Елизавета говорила с ним по-французски, подшучивала над его слабыми познаниями в латыни и разочаровалась, когда он признался, что не в силах помочь ей лучше освоить испанский. Она позволяла Неду читать книги из своей библиотеки, но при условии, что он станет обсуждать прочитанное с нею. Она задавала ему вопросы по поводу финансов, и из этих вопросов становилось ясно, что в делах она разбирается ничуть не хуже его самого.
Всего через несколько дней Нед узнал два важных обстоятельства.
Во-первых, Елизавета не строила козней против королевы Марии Тюдор. На самом деле измена была для нее отвратительна, и это отвращение казалось Неду неподдельным. При этом Елизавета осознанно и твердо готовилась предъявить свои права на престол после смерти Марии, когда бы та ни случилась. Западня, которую Сесил раскинул в Кингсбридже на Рождество, была частью плана; по этому плану он и прочие советники и соратники Елизаветы посещали важнейшие города страны, чтобы оценить степень поддержки – и силу сопротивления. Нед все больше восхищался Сесилом: этот человек мыслил на много шагов вперед и четко представлял, что будет означать тот или иной шаг для принцессы, которой он служит.
Во-вторых, Елизавета была протестанткой, сколько бы Сесил ни уверял, что она не отдает предпочтения ни одному вероисповеданию. Она ходила к мессе и соблюдала все католические обряды, как от нее ожидали, но все это было показным рвением. Втайне она часто обращалась к эразмовым «Парафразам к Новому Завету». А больше всего принцессу выдавали ругательства. Когда бранилась, она употребляла слова, которые католики сочли бы оскорбительными. На людях, разумеется, она использовала выражения, которые звучали не столь кощунственно: просто «кровь» вместо «клянусь кровью Христовой», просто «раны» вместо «Христовых ран», «чрево» вместо «Приснодева». Но в тесном кругу вела себя свободнее, клялась мессой и частенько упоминала «тело Христово».
По утрам она занималась с наставниками, а Нед усаживался за учетные книги в приемной Сесила. Имущества у Елизаветы было в достатке, и частью обязанностей Неда являлось следить за тем, чтобы все положенные средства уплачивались ей полностью и в срок. После полуденной еды Елизавета отдыхала и порой приглашала доверенных слуг поболтать. Все собирались в комнате, известной как «епископская»; там стояли самые удобные во всем дворце стулья, имелась доска для шахмат – и верджинел, клавиши которого принцесса иногда перебирала. Среди тех, кого Елизавета приглашала, всегда была ее камеристка Нелл Бэйнсфорд, а время от времени приглашения удостаивался и казначей Том Парри.
Нед, конечно, не принадлежал к этому узкому кружку доверенных лиц, но однажды, когда Сесил отсутствовал во дворце, его позвали обсудить, как отметить двадцать пятый день рождения Елизаветы, 7 сентября; до праздника оставалось чуть больше двух недель. Возник спор, следует ли устроить пышное празднество в Лондоне, для чего потребуется разрешение королевы, или можно обойтись скромным торжеством в Хэтфилде, где можно творить все, что заблагорассудится.
В разгар этого спора и прибыл нежданный гость.
Сперва по двору простучали копыта, сразу несколько лошадей проскакали под надвратной аркой. Нед поспешил к слюдяному окну и выглянул наружу, силясь рассмотреть, кто приехал. Во дворе обнаружились шестеро всадников, восседавших на могучих, явно дорогих лошадях. Из конюшни выбежали конюхи, чтобы помочь гостям. Нед пригляделся к чужакам и, к своему изумлению, узнал одного из них.
– Это же граф Суизин! – воскликнул юноша. – Что ему тут нужно?
Первая мысль, пришедшая Неду на ум, была связана с Марджери. Неужто граф прискакал сообщить, что помолвка его сына Барта разорвана? Да нет, чушь какая! Даже если помолвку отменили, кто такой Нед, чтобы сам граф потрудился ему о том сообщить?
В чем же причина?
Гостей проводили внутрь, забрав у них пропыленные дорогой плащи. Несколько минут спустя в епископскую пришел слуга, поведавший, что граф Ширинг просит встречи с леди Елизаветой. Елизавета ответила, что примет его прямо сейчас.
Граф Суизин был крупным мужчиной с громким голосом; войдя, он словно заполнил собою все помещение. Нед, Нелл и Том тут же встали, но Елизавета осталась сидеть, как бы давая понять, что королевская кровь в ее жилах значит куда больше, чем старшинство Суизина по возрасту. Граф низко поклонился, но заговорил почти по-домашнему, будто дядя обращался к племяннице:
– Рад видеть вас столь цветущей и столь прекрасной.
– Не чаяла вас увидеть, граф, и несказанно рада встрече. – Тон Елизаветы выдавал настороженность; принцесса, похоже, не доверяла Суизину, и у нее, как подумалось Неду, были для того веские основания. Истовые католики вроде Суизина многое обрели при королеве Марии Тюдор и потому страшились возрождения протестантства; им нисколько не хотелось, чтобы Елизавета взошла на трон.
– Столь прекрасная! И всего-то почти двадцать пять! – продолжал Суизин. – Мужчинам с горячей кровью, наподобие меня, больно видеть, как этакая красота пропадает понапрасну. Прошу прощения за вольность, но я привык говорить прямо.
– Неужели? – холодно отозвалась Елизавета. Она не терпела никаких намеков на плотские радости, тем более в шутливых и громогласных речах.
Суизин ощутил недовольство принцессы и потому перевел взгляд на троих слуг за ее спиной. Он явно спрашивал себя, не стоит ли попросить у принцессы встречи наедине. Неда он сразу узнал и слегка удивился, но вслух ничего не сказал, а снова повернулся к Елизавете.
– Милая, мы можем побеседовать вдвоем?
Этакая беспричинная непринужденность в общении отнюдь не была способом покорить сердце Елизаветы. Она была младшей дочерью в семье, вдобавок, как поговаривали, незаконнорожденной, и потому чрезвычайно остро воспринимала любые проявления неуважения к себе. Но Суизин был слишком глуп, чтобы догадаться об этом.
– Леди Елизавете запрещено оставаться наедине с мужчиной, – сказал Том Парри. – Таково повеление королевы.
– Чепуха! – фыркнул Суизин.
Неду отчаянно хотелось, чтобы в комнате появился сэр Сесил. Все-таки слугам слишком рискованно противиться графу. Не исключено, кстати, что Суизин нарочно выбрал для своего приезда тот день, когда во дворце нет никого из старших советников Елизаветы.
Что же он замыслил?
– Елизавете нечего опасаться, – заверил Суизин и хохотнул. От этого звука Неда пробрал холодок.
Елизавета зримо оскорбилась.
– Опасаться? – повторила она, повышая голос. Ей была ненавистна сама мысль о том, что в ней видят слабую и хрупкую женщину, которой требуется покровительство. – Почему я должна кого-то опасаться? Я поговорю с вами наедине, граф!
Слуги неохотно вышли из комнаты.
Закрыв за собой дверь, Том Парри спросил у Неда:
– Что он за тип? Ты ведь его знаешь, верно?
– Он склонен к насилию, – ответил Нед. – Нам лучше держаться поблизости. – Он вдруг понял, что Том и Нелл ждут его указаний. Пришлось думать быстро. – Нелл, попросите на кухне, пусть принесут вино для гостей.
Если понадобится войти в комнату, вино будет отличным предлогом.
– Как он поступит, если мы вернемся? – спросил Парри.
Неду вспомнилось поведение Суизина в тот день, когда пуритане ушли с пьесы.
– На моих глазах он пытался убить человека, который нанес ему оскорбление.
– Боже милосердный!
Нед прижался ухом к двери. Он мог различить два голоса – громкий мужской и пронзительный женский. Слов было не разобрать, но тон оставался спокойным, пусть и не вполне дружелюбным; значит, пока Елизавете ничто не угрожает.
Юноша попробовал вообразить, что, собственно, происходит за дверью. Внезапное прибытие Суизина должно быть как-то связано с престолонаследием. Это единственная причина, по которой могущественный сановник мог проявить интерес к Елизавете.
Неду сразу вспомнилось широко обсуждавшееся предложение устранить всякие помехи для престолонаследия, выдав Елизавету замуж за ревностного католика. Почему-то считалось, что в делах веры она непременно подчинится своему мужу. Ныне, узнав Елизавету поближе, Нед сомневался, что из такой попытки выйдет толк, но другие-то думали иначе. Испанский король Фелипе предлагал ей в мужья своего двоюродного брата, герцога Савойского[33], однако Елизавета ответила отказом.
Неужто Суизин решил сам жениться на Елизавете? Вполне возможно. Скажем, вознамерился соблазнить ее прямо во дворце. Или же рассчитывает, что, если он проведет с нею довольно времени в уединении, подозрения разойдутся широко, или брак окажется для нее единственным способом спасти свою честь.
Что ж, он далеко не первый. Когда Елизавете было четырнадцать, сорокалетний Томас Сеймур затеял с нею любовные шашни и стал поговаривать о женитьбе. Закончил Сеймур на плахе, его казнили за измену, пусть вольности, которые он допускал с Елизаветой, были не первыми среди его прегрешений. Неду подумалось, что храбрый до безрассудства граф Суизин вряд ли устрашится судьбой Сеймура – уж слишком ценен приз.
О проекте
О подписке