Глава 3

Решительный стук в дверь маленького домика Анаис, расположенного недалеко от моря в тихом жилом квартале, куда не заглядывали туристы, раздался в десятом часу вечера.

Широкие стеклянные панели окон позволяли, не вставая с дивана в гостиной, видеть человека, стоявшего на крыльце. Анаис подняла голову от разложенных на кофейном столике деловых бумаг. Силуэт мужчины за дымчатой стеклянной дверью не напоминал никого из родственников или друзей: слишком высокий, мощный… знакомый. Кроме того, в коротком требовательном стуке не было ни намека на дружелюбие.

Она поморщилась, сожалея, что, уложив Дамиана спать пару часов назад, переоделась в уютную домашнюю одежду: брюки для йоги и маленький топ вряд ли служили хорошей защитой от Дарио даже в ее собственном доме, особенно после сегодняшнего поцелуя, который она до сих пор ощущала на губах. Жадный и страстный поцелуй пробудил огонь, погасший, как она надеялась, шесть лет назад, а воображение разыгралось не на шутку: грудь набухла, внизу живота возникла тянущая боль, которую умел разжечь только Дарио.

Анаис неохотно поднялась, бросив взгляд на приоткрытую дверь в спальню Дамиана: она знала, что ребенка не разбудит даже рок-концерт. Она достаточно хорошо знала и Дарио: если ему удалось разузнать ее адрес и он явился в этот час, то не скроется тихо во тьме только потому, что она сразу не открыла. Он постучал снова уже громче. Вздохнув, Анаис пошла к двери, на ходу приглаживая волосы, собранные на макушке в конский хвост. Как бы ей ни хотелось, она не способна сохранить спокойствие и невозмутимость деловой женщины, которую не может смутить ничего, даже неожиданное вторжение отца ее сына, и которой все равно, как она выглядит. Ей не дается притворство.

Собрав волю в кулак, она распахнула дверь. Дарио стоял на нижней ступени крыльца и в бархате гавайской ночи выглядел еще более суровым и грозным, чем днем в усадьбе Фугинавы. Он мрачно, без улыбки смотрел на нее, сунув руки глубоко в карманы джинсов, что несколько успокоило Анаис, немного растерявшуюся от его воинственного вида.

Даже в спортивной одежде Дарио сохранял аристократическую стать – в нем безошибочно угадывался успешный бизнесмен. Он в сравнительно молодом возрасте возглавил одну из крупнейших мировых компаний, – это Анаис прочитала в Интернете.

Решительно сложив руки на груди, она стояла на его пути, не приглашая войти в дом. Ее не смущало то, что соседи могли наблюдать происходящее из окон ближайших домов. Более того, это придавало смелости.

«Я – айсберг, – твердила себе Анаис, – у меня ледяное сердце, которое не способен растопить даже его жар».

– Не припоминаю, что приглашала тебя в гости, – спокойно заметила она.

Анаис с удовольствием отправила бы его прямо в ад, если бы могла. Из усадьбы Фугинавы она мчалась домой по крутым поворотам шоссе с такой скоростью, что машину заносило на поворотах. Она не думала об осторожности.

– Я поступил невежливо? Мне бы не хотелось показаться невоспитанным. – Голос Дарио звучал в темноте ночи так низко и грозно, что кожа Анаис покрылись мурашками: она с трудом удержалась, чтобы предательски не обхватить плечи руками. – Может, объяснишь мне этикет воспитания секретных младенцев и спрятанных детей. Мне он незнаком, в отличие от тебя.

– Чего ты хочешь?

– Ты сказала, что у тебя мой сын. Как ты думаешь, чего я хочу?

– Дамиан спит, как это принято у маленьких детей в столь поздний час. – Анаис махнула рукой. – Уходи.

– Я хочу увидеть его.

Анаис скрипнула зубами. Ей хотелось закричать во весь голос, чтобы к ее дверям сбежался весь остров.

– Не тебе решать, Дарио. Ты не можешь разбудить среди ночи ребенка, который никогда тебя не видел, только потому, что тебе захотелось пообщаться с ним.

– Не сомневался, что ты используешь его для шантажа, ведь у тебя нет совести.

– Ему пять лет. Ему нужен отец больше, чем ты можешь представить. Я лишь стараюсь защитить его.

– От меня? – Дарио помрачнел еще больше и в ярости сжал кулаки в карманах. – Что ты имеешь в виду?

Анаис больше не могла сдерживаться, притворяться спокойной, твердой, рациональной. Ей стало безразлично, что подумает Дарио: по правде говоря, он ничего не значил для нее, когда дело касалось Дамиана. А ведь Дарио мог легко сломать психику ребенка и пройти мимо.

– Я знаю, как ты умеешь разбивать сердца. – Анаис не хотела этого говорить – лучше бы она откусила себе язык. Его реакция была предсказуемой.

– Избавь меня от сентиментальной чуши. У меня нет времени на мелодраму, которую ты решила здесь разыграть, Анаис. Я должен увидеть ребенка. – Губы Дарио дрогнули. – Моего сына, как ты утверждаешь.

Может, его сердце оказалось мягче, чем она представляла? Но эта мысль показалась Анаис опасной – однажды она поверила ему, и вот что получилось.

– Послушай меня, – она шагнула вперед через порог, не думая, что окажется совсем близко от него, что их глаза будут на одном уровне. Она помахала пальцем перед носом Дарио, сожалея, что у нее нет чего-нибудь более надежного, кухонного ножа например. – Речь не о тебе. Понимаю, что ты сейчас должен чувствовать. Не испытываю к тебе жалости, но понимаю. Для Дамиана ты чужой. Он никогда в жизни тебя не видел. Ему не пойдет на пользу, если его разбудят от крепкого сна для того, чтобы незнакомый человек мог рассмотреть его. А если это может навредить Домиану, значит, этого не будет. – Она заговорила громче, и гулкое эхо нарушило благостную тишину ночи. В любом случае Дарио без слов наблюдал за ней, словно оценивая ее слабости и выискивая улики против нее. Она на себе испытала, что Дарио не способен на человеческие чувства, и давно заподозрила правду: глубоко внутри вместо сердца у него был лед – айсберг просто принял человеческий облик.

Некоторое время они стояли молча. Потом Дарио заговорил тихо и спокойно:

– Зачем ты рассказала мне о сыне, если не собираешься подпускать к нему?

Если он мог взять себя в руки, значит, и ей по силам.

– Я не прячу его от тебя. Просто не собираюсь будить, чтобы сию минуту предъявить ребенка. Это разные вещи.

– Ты все специально спланировала, правда? – произнес Дарио с наигранным восхищением, но синие глаза оставались холодными, как ледяные осколки. – Хочешь всадить поглубже нож под ребра. Расчетливая хладнокровная месть за то, что шесть лет назад я отказался участвовать в предательских играх с тобой.

Анапе заставила себя сдержаться, преодолевая душившее ее бешенство от ложного обвинения и несправедливости происходящего. Ей хотелось влепить ему пощечину, но внутренний голос шептал, что слишком рискованно дотрагиваться до него – последствия могли быть непредсказуемы. Но главное, ее малыш спал в своей кроватке в нескольких метрах за ее спиной, не догадываясь, что сегодня в его жизни произошли необратимые перемены. Все изменилось, когда Дарио узнал о существовании сына.