4

Суффолк, 2011 год

Из больницы сестры Николсон ехали в машине Айрис, и хотя по старшинству Лорел полагалось место впереди, она устроилась сзади, среди собачьей шерсти. Лорел была не только старшей сестрой, но также и знаменитостью, и ей не хотелось давать сестрам повод считать, будто она задается. Она сама выбрала заднее сиденье и, избавленная от необходимости поддерживать разговор, ушла в свои мысли.

Дождь закончился, выглянуло солнце. Ее так и подмывало расспросить Роуз о Вивьен – она уже слышала это имя, каким-то образом оно было связано с тем ужасным днем в тысяча девятьсот шестьдесят первом. Однако любопытство Айрис не знает пределов, а Лорел не была готова к допросу. Пока сестры болтали, она рассматривала пролетавшие мимо поля. Окна были закрыты, но Лорел почти ощущала запах свежескошенной травы и слышала крики галок. Пейзаж детства так въедается в кровь, что, если спустя годы он изменился, ты по-прежнему видишь тот, привычный.

Пятьдесят лет растаяли, словно дым, и сейчас Лорел видела, как ее призрак несется мимо изгороди на зеленом велосипеде «Малверн стар», а одна из младших сестер сидит на раме. Загорелая кожа, светлые волоски на голени, царапины на коленке. Как давно это было. А кажется, будто вчера.

– Это для телевидения?

Лорел подняла глаза. Айрис подмигнула ей в зеркале заднего вида.

– Что?

– Интервью, из-за которого ты задержалась.

– Их будет несколько. Следующая запись в понедельник.

– Роуз говорила, что ты к нам ненадолго. Интервью для телевидения?

– Обычный часовой биографический фильм. Интервью режиссеров и актеров, с которыми я работала, отрывки из старых картин, всякие детские глупости…

– Слышала, Роуз? – с сарказмом спросила Айрис. – Детские глупости. – Она бросила на Лорел сердитый взгляд. – Надеюсь, ты не станешь размахивать моими фотографиями в неглиже?

– Какая жалость, – вздохнула Лорел, снимая с черных брюк белый волос. – Ушел мой лучший материал. Ума не приложу, о чем теперь говорить?

– Ничего страшного. Камера включится, что-нибудь сообразишь.

Лорел улыбнулась про себя. Чрезмерное уважение окружающих утомляет; приятно для разнообразия обменяться шпильками с истинным мастером этого дела.

Неожиданно тихоня Роуз вспыхнула.

– Вы только посмотрите! – воскликнула она, потрясая обеими руками. – Новый супермаркет. Как будто трех старых недостаточно!

– Просто возмутительно!

Раздражение Айрис, умело перенаправленное, переключилось на другой объект, и Лорел отвернулась к окну. Они пересекли город, постепенно широкая Хай-стрит сузилась, обратившись проселочной дорогой, такой знакомой, что Лорел могла следовать за ее изгибами с закрытыми глазами. Когда деревья подступили ближе, разговор впереди замер, и, наконец, Айрис включила поворотник и свернула на узкую аллею. Надпись на указателе гласила: «Зеленый лог».

* * *

Дом стоял там же, где всегда, в конце аллеи, окнами на лужайку. Ничего удивительного, обычно дома стоят там, где их оставили. Айрис припарковалась у дома – на месте, где долго ржавел отцовский «моррис-майнор», пока мама не согласилась его продать.

– Крыша совсем обветшала, – заметила Лорел.

– Из-за нее у дома такой печальный вид, – согласилась Роуз. – Пойдем, покажу новые течи в потолке.

Лорел закрыла дверцу, но осталась стоять на месте. Засунув руки в карманы, она пыталась охватить взглядом всю картину – от запущенного сада до растрескавшихся дымовых труб. Выступ, с которого они опускали Дафну в корзине, балкон, где устраивали представления, развешивая вместо занавеса старые шторы, чердак, где Лорел училась курить.

Неожиданно Лорел пронзило ощущение: а ведь дом ее помнит.

Она давно вышла из романтического возраста, но ощущение было так сильно, что на миг Лорел и впрямь поверила, будто дерево, красный кирпич, изъеденная временем черепица и старые рамы обладают памятью. Она чувствовала, что дом всматривается в нее каждым оконным стеклом, пытаясь соединить немолодую женщину в дорогом костюме и молоденькую девушку, грезившую над портретом Джеймса Дина^[5]. Интересно, что он думает о ней сегодняшней?

Ерунда, дом не способен думать. Дома не помнят людей, ничего они не помнят. Это ее память, ее воспоминания. Ничего удивительного, с двух до семнадцати лет Лорел жила здесь, хотя с тех пор, как она была на ферме в последний раз, утекло немало воды. Время от времени Лорел навещала мать в больнице, но сюда так ни разу не доехала. Что поделаешь, работа. Она позаботилась загрузить себя выше крыши.

– Забыла, где дверь? – донесся из дома голос Айрис. – Только не говори, что ждешь дворецкого, который занесет внутрь твои вещи.

Лорел округлила глаза, подхватила сумку и пошла к дому. По каменной дорожке, которую ее мать случайно обнаружила однажды летом шестьдесят с лишним лет назад…

* * *

Дороти Николсон с первого взгляда поняла, где будет вить семейное гнездо. Они не собирались подыскивать дом. Война закончилась несколько лет назад, капитала Николсоны нажить не успели, да и свекровь согласилась выделить им комнату (в обмен на помощь по дому, а вовсе не за красивые глаза). Дороти и Стивен Николсон просто в кои-то веки выбрались на пикник.

Однажды в июле мать Стивена забрала малышку Лорел к себе, и, проснувшись рано утром, Николсоны засунули корзинку и плед на заднее сиденье и поехали куда глаза глядят. Некоторое время все шло как по маслу – ее рука на его колене, его рука на ее плече, свежий ветер врывается в открытое окно, – но неожиданно раздался хлопок.

Остановив машину, Николсоны вышли. Все было ясно, как дважды два: огромный гвоздь пропорол резину насквозь.

Николсоны были молоды, любили друг друга, и им нечасто доводилось побыть наедине, поэтому они не стали унывать. Пока муж возился с колесом, Дороти поднялась на холм у дороги в поисках места для пикника. И с вершины холма увидела ферму «Зеленый лог».

Все в этом рассказе было правдой, Лорел ничего не придумала. Дети Николсонов знали историю фермы наизусть. Старый фермер, открывший Дороти дверь, почесал в затылке. Он предложил ей выпить чаю в гостиной, где птицы свили гнездо в очаге, а в полу зияли дыры. Однако маму это ничуть не смутило; она сразу поняла, что жить они будут здесь, и больше нигде.

Дом, как много раз объясняла детям Дороти, заговорил с ней, и они поняли друг друга с первого слова. Он был словно властная старая дама, слегка обносившаяся, своевольная и не без странностей, ну а кто из нас ангел? За ветхостью скрывалось былое достоинство. Дом был горд и одинок, он нуждался в детском смехе, любви и запахе баранины с розмарином, томящейся в духовке. А еще он был честен, благонравен, преисполнен планов на будущее и с радостью принял в свои объятия новую семью. Странно, почему Лорел раньше не приходило в голову, что описание дома было, по сути, маминым портретом?

* * *

Лорел вытерла ноги о коврик и вошла внутрь. Половицы привычно скрипнули, мебель стояла на прежних местах, но что-то изменилось. В воздухе висел запах сырости – неудивительно, дом стоял закрытым с тех пор, как Дороти забрали в больницу. Роуз бывала здесь наездами, когда внуки соглашались ее подбросить, да и муж Роуз Фил старался как мог, но чувствовалось, что в доме никто не живет. Лорел поежилась. Как мало нужно, чтобы цивилизация уступила место девственной природе.

Упрекнув себя за мрачные мысли, она поставила сумку рядом с сумками сестер, и ноги сами повлекли ее на кухню. Здесь готовили еду, заклеивали ссадины, рыдали над разбитыми сердцами, сюда первым делом направлялись все, кто входил в дом. Роуз и Айрис уже были там.

Роуз щелкнула выключателем за холодильником, электричество загудело, и она радостно потерла ладони.

– Чаю?

– Отличная мысль, – согласилась Айрис, которая уже скинула уличные туфли и теперь сгибала и разгибала ноги в коленях, словно балерина перед выходом на сцену.

– У меня есть вино, – сказала Лорел.

– Другое дело. Чай отменяется.

Пока Лорел шарила в сумке, Айрис достала из буфета бокалы.

– А ты, Роуз? – Она подняла бокал и строго посмотрела на сестру поверх очков. Глаза Айрис были такого же темно-серого цвета, что и коротко остриженные волосы.

– Ох, даже не знаю. – Роуз поднесла круглые часики прямо к глазам. – Еще и шести-то нет.

– Брось, Рози, дорогая, – сказала Лорел, шаря среди слегка влажных столовых приборов в поисках штопора. – В вине сплошные антиоксиданты. – Найдя штопор, она прищелкнула липкими пальцами. – Не напиток, а эликсир здоровья.

– Ладно, так и быть.

Лорел вынула пробку и наполнила бокалы. Поймав себя на том, что по детской привычке проверяет уровень жидкости, она улыбнулась. Главное, чтобы Айрис была довольна. Всем поровну, гласил закон, но средние сестры следовали ему с маниакальной одержимостью. «Хватит считаться, ласточка, – обычно говорила мама. – Никто не любит девочек, которые хотят получать больше остальных».

– Мне глоточек, Лол, – попросила Роуз. – Не хочу выбыть из строя до приезда Дафны.

– Кстати, она звонила? – Лорел протянула самый полный бокал Айрис.

– А разве я не сказала? Вечно все забываю! Если не застрянет в пробке, будет к шести.

– Тогда неплохо бы заняться ужином, – сказала Айрис, открывая кладовку и разглядывая сроки годности на этикетках. – Если доверить ужин вам, будем жевать бутерброды с чаем.

– Помочь? – предложила Роуз.

– Нет-нет. – Айрис, не оборачиваясь, замахала руками. – Сама справлюсь.

Роуз посмотрела на Лорел, та передала ей бокал и указала в сторону двери. Этот обычай в семье соблюдался свято: готовила всегда Айрис, всегда с видом мученицы, а остальные позволяли ей наслаждаться своим самопожертвованием: чего не сделаешь ради сестры?

– Ну, нет так нет, – сказала Лорел, доливая в свой бокал еще немного пино.

* * *

Роуз отправилась проверить, все ли в порядке в комнате Дафны, а Лорел, прихватив бокал, вышла во двор. Она полной грудью вдохнула свежий после дождя воздух, села на скамейку-качели и начала раскачиваться, отталкиваясь каблуками. Качели были их общим подарком матери на восьмидесятилетие. Дороти с порога заявила, что лучшего места, чем под дубом, для них не найти. Никто не стал возражать. Хотя в саду хватало куда более живописных уголков, Николсоны знали, чем дорога их матери эта пустая лужайка. Где-то здесь, на траве, умер их отец.

Память – штука прихотливая. Память перенесла Лорел в тот вечер: она стояла на лужайке, прикрываясь от солнца рукой, и зоркими юными глазами высматривала отца, готовясь каждую секунду сорваться с места и повиснуть у него на шее. Он шел по траве, посреди поля остановился, посмотрел на розовые облака, заметил, что красный закат к непогоде, а потом неожиданно дернулся, начал задыхаться, схватился за грудь и упал.

На самом деле все случилось совсем иначе. В день смерти отца Лорел занесло на другой край света, и лет ей было не шестнадцать, а пятьдесят шесть. Она присутствовала на церемонии вручения «Оскара», гадая про себя, неужели она единственная здесь обходится без коллагена и ботокса, и ничего не знала, пока не пришло сообщение от Айрис.

Нет, в тот солнечный полдень на глазах шестнадцатилетней Лорел умер совсем другой человек.

Хмуро разглядывая горизонт, Лорел закурила и на ощупь сунула в карман коробок. Дом и сад еще были залиты солнцем, но дальние поля уже погрузились в тень. Она посмотрела вверх, где среди листвы проглядывали доски. Старую лестницу, что вела в дом на стволе, от времени перекосило. Кто-то украсил верхнюю ступеньку ниткой блестящих розовых бус. Наверняка внуки Роуз.

В тот летний день она не спешила спускаться по ступенькам.

Лорел глубоко затянулась, погружаясь в воспоминания.

Девочка на дереве очнулась и вспомнила все: незнакомого мужчину, нож с алой ленточкой, искаженное страхом лицо матери – и принялась медленно спускаться на землю.

Внизу она прижалась лбом к стволу, оттягивая решение: куда идти, что делать? В голове мелькнула странная мысль: нужно бежать к ручью, привести сестер, брата и папу с его кларнетом и мечтательной улыбкой…

Только сейчас Лорел заметила, что давно не слышит их голосов.

Крадучись и пряча глаза, она пошла по горячим каменным плитам дорожки. Покосилась в сторону: среди грядок что-то белело – что-то, чему здесь не было места. Лорел отвела глаза и ускорила шаг, по-детски надеясь, что, если не смотреть, все станет как прежде.

Она была не в себе, но внешне казалась неестественно спокойной. Словно кто-то накинул на плечи принцессе волшебный плащ и она исчезла, а когда вернулась, обнаружила, что весь за́мок спит крепким сном. Прежде чем войти в дверь, Лорел подняла с земли обруч.

В доме было тихо. Солнце зашло за крышу, и в углах коридора залегли тени. Она подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Нагретые за день водосточные трубы, поскрипывая, остывали – этот звук принадлежал долгим летним сумеркам с мошкарой, что кружит и кружит вокруг лампы.

Лорел посмотрела на лестницу, покрытую ковром, и шестым чувством поняла, что сестер в доме нет. Тикали часы. Внезапно ей стало страшно: а вдруг все они ушли и оставили ее с тем, что лежит в саду под простыней? По спине прошла дрожь. Глухой стук, пришедший из гостиной, заставил Лорел обернуться. Отец опустил кулак на деревянную каминную полку и воскликнул:

– Ради бога, мою жену могли убить!

Из-за двери донесся спокойный мужской голос:

– Я понимаю вас, мистер Николсон, но и вы должны понять, что мы лишь выполняем свою работу.

Лорел на цыпочках подкралась к двери. Мама сидела в кресле, прижимая к груди дитя. Малыш спал, Лорел отчетливо видела его ангельский профиль и пухлые щеки.

Двое незнакомцев: лысый на диване, второй, помоложе, у окна – что-то строчили в блокнотах. Полицейские, догадалась Лорел. Произошло что-то ужасное. Посреди залитого солнцем сада лежала белая простыня.

– Вы встречались с ним раньше, миссис Николсон? – спросил полицейский постарше. – Могли бы узнать его издалека?

Мама не ответила, – во всяком случае, ее бормотания никто не расслышал. Она задумчиво водила губами по детскому затылку, покрытому нежным пушком.

– Разумеется, нет, – ответил муж за нее. – Она уже сказала, что видела его первый раз в жизни. И я бы посоветовал вам сравнить его приметы с приметами того приятеля, о котором писали в газетах.

– Не сомневайтесь, мистер Николсон, мы ничего не упустим, но сейчас у нас есть только труп в саду и показания вашей жены.

– Этот человек напал на нее! – вспыхнул отец. – Ей пришлось защищаться!

– Вы видели собственными глазами, мистер Николсон?

Уловив в тоне полицейского нотку недоверия, Лорел испуганно отпрянула от двери. Они не знают, что она здесь. И никогда не узнают. Она тихонько поднимется в спальню, стараясь, чтобы половицы под ногами не скрипели, и забьется под одеяло. Она тут ни при чем, пусть взрослые сами разбираются со своими загадочными взрослыми делами…

– Я спрашиваю, вы там были, мистер Николсон? Видели, что произошло?

…но ее неудержимо влекло в гостиную, из сумрачного коридора в комнату, залитую солнечным светом. Эта странная мизансцена, непривычно серьезный голос отца, его напряженная поза. Лорел нравилось, всегда нравилось быть в центре событий, не рассуждая, бросаться на помощь, ее вечно мучил страх проспать в жизни что-то очень важное.

Она была напугана, нуждалась в поддержке. Как бы то ни было, Лорел вышла из кулис прямо на авансцену.

– Я там была, – промолвила она. – Я все видела.

Отец удивленно воззрился на дочь, перевел взгляд на жену, потом снова на дочь.

– Лорел, – сказал он хрипло, почти прошипел, – не выдумывай.

Все глаза смотрели на нее. Следующая реплика решит дело, подумала Лорел, избегая папиного взгляда. Набрав воздуха в легкие, она выпалила:

– Этот человек выскочил из-за угла. Он хотел схватить малыша.

Хотел ли? Лорел была уверена, что хотел.

– Лорел… – нахмурился отец.

Тогда она заговорила, решительно и твердо. (Она не ребенок, которого можно отослать в постель. У нее своя роль в этой пьесе. И не последняя.) Огни рампы сияли, и Лорел бесстрашно встретила взгляд лысого.

– Завязалась борьба. Я все видела. Тот человек напал на мою маму, а потом… потом он упал.

Целую минуту никто не произносил ни слова. Лорел смотрела на мать, которая больше не водила губами по затылку спящего младенца, а смотрела куда-то поверх плеча дочери. А ведь к чаю никто так и не притронулся, спустя годы вспомнила Лорел. Полные чашки стояли на столе, одна – на подоконнике. Тикали часы.

Наконец лысый встал с дивана и кашлянул.

– Вы ведь Лорел?

– Да, сэр.

Отец выдохнул, словно из воздушного шара выпустили воздух.

– Моя дочь, – произнес он, уже не сопротивляясь. – Старшая.

Полицейский смерил Лорел внимательным взглядом, губы тронула улыбка, но глаза остались холодными.

– Не стойте на пороге, Лорел. Садитесь и расскажите нам все, что видели, по порядку.