Если она спросит «что случилось» и почему я в пальто зашел с задней ломанной двери, а не с парадной, мне придется молниеносно импровизировать и надеяться, что у жены хватит сообразительности мне подыграть.

Но на удивление, Гретту это совсем не интересует. Кажется, она этого даже не замечает. Вместо этого дочь кивает в сторону коридора:

– А что там за странные люди ходят вокруг нашего дома?

Вижу, как на глазах сереет лицо Альмы.

– Какие люди? – тут же выхожу из кухни, а Гретта, довольная, что ее информация кого-то заинтересовала, возбужденно бежит следом.

– Там люди – кивает она – странные такие, все лысые. Как тот, которого мы с тобой видели вчера..

Проклятье.

Еще до того, как я подхожу к окнам холла, я знаю, кого увижу. Но сильно удивляюсь, когда вижу их трое. И это опять другие.

Не трое из тех четверых, что гнали меня до самого дома.

Они что, издеваются?!

– Это кто, пап? – с любопытством Гретта прижимается носом к стеклу – что им надо?

– Гретта, иди к себе – Альма выходит следом за нами в холл.

– Сейчас же день..

– Это не наказание – спокойно объясняет она – просто, поднимись, пожалуйста к себе. Нам с папой надо поговорить.

Я внимательно вглядываюсь в этих троих.

Они ходят перед парадной дверью, но почему-то никто из них даже не думает пойти на задний двор. Где открытая кухонная дверь с выломанным засовом. Вероятнее всего, они просто про это не знают. Значит, среди этих трех нет ни того нарика, кто выломал ночью мне засов, ни тех, кто гнали меня сюда.

Черт, это их уже, как минимум, выходит восемь? Почему у них у всех подчистую повыпадали волосы? Такое чувство, что тут дома теряют только те, кто прежде потерял волосяной покров.

Когда дочь уходит наверх, Альма хлопает меня по плечу:

– Думаю, «ситуация усугубилась» именно в этот самый момент, тебе не кажется? Мне уже начинать собирать чемодан?

– Боже, Альма- закатываю глаза – мы же вот только что говорили о..

– Генри! – она щелкает пальцами у меня перед глазами после чего тычет в окно – они уже не просто бегают за тобой, а они стоят и ждут нас на крыльце. Они.. они пасут нас, я не знаю, как сказать еще по другому!

– И это даже хорошо.. – задумчиво киваю я.

– Что? Ты рехнулся?

– Нет – я поднимаю на нее глаза – это даже хорошо. Потому что они здесь. Я позвоню копам и пусть забирают их в участок. Тремя будет меньше.

Альма закусывает губу, кажется, раздумывая над этим, после чего неуверенно уточняет:

– А если, услышав сирену или увидев мигалки – они бросятся в рассыпную?

– Я попрошу ехать без звука. И остановится за углом, чтобы не привлекать внимания.

– Думаешь, они так прям тебя послушают?

Я уже достаю мобильник (невольно нащупав в кармане джинс вместе с ним капсулу, но пальцем запихнув ее обратно, не вытаскивая, чтобы не получить от Альмы новых вопросов) и набираю номер:

– Ну попробовать точно стоит. Все лучше, чем ничего. И это хоть действительно может немного решить проблему. Если появится реальная угроза – словят хотя бы троих из их шайки – думаю, у остальных разом пропадет желание иметь с нами дело.

– Ты так же говорил про ночной вызов копа. Но как видишь – кивает в окно – не пропало.

Однако, мне уже отвечают.

Я быстро обрисовываю ситуацию и уже ожидаю готовности сотрудничать, но скучающий голос по ту сторону аппарата лишь недовольно замечает, что, если все так, как я описал – то эти самые бомжи не делают ничего противозаконного, из-за чего бы стоило высылать патруль.

– Что значит не делают? – взрываюсь я – как минимум, они пробрались на мой двор, а это уже моя территория и я не разрешал им этого! А во-вторых, вы что, не слушаете меня? Я же говорю, их шайка пыталась вломиться в мой дом уже сегодня. А один из них успешно вломился вчера, я даже вызывал офицера, можете посмотреть в журнале. На имя Пирстон..

– Послушайте, мистер Пирстон – женщина устало вздыхает, словно я самая зудящая заноза в ее огромной заднице – те люди, что на вашем крыльце.. именно они бежали за вами? Именно они вломились в ваш дом вчера? Нет. Значит, кроме ваших сомнительных гипотез, у нас нет никаких оснований их задерживать.

– А то, что они находятся прямо сейчас в моем дворе?!

– И что они делают?

Смотрю в окно.

– Смотрят.

– Смотрят? – чувствую нескрываемый сарказм в голосе.

Взрываюсь:

– Да, смотрят! Забрались на мою чертову территорию и до смерти пугают мою семью! Вы обязаны принять мой вызов и выслать патрульную машину, потому что они нарушают закон о неприкосновенности частной собственности, как минимум! Даже если просто стоят, и вам это должно быть известно! Так что я жду копов. И не через час, как вчера, а через сраных десять минут, потому что весь этот говеный город можно объехать за десять минут!

– Я приняла вызов – цедит женщина – но сейчас все патрульные заняты. Пошлю сразу, как кто-нибудь из них освободится.

– Вы издеваетесь? В городе на 3000 людей все патрульные вдруг заняты?! Чем? Жрут бургеры?!

– Ожидайте.

Слышу надменное удовлетворение в ее голосе, и понимаю: машина к нам приедет не раньше, чем под вечер. Эта дамочка не имеет официальных оснований отказать мне в вызове, но нашла иной способ поднасрать. Конечно, как я проверю, что все копы действительно не заняты сейчас? Никак.

Я могу знать это наверняка, но никак не докажу.

Чертыхаюсь и бросаю мобильник на диван.

Стоя рядом и слыша весь разговор, Альма качает головой:

– Не стоило тебе с ней ругаться, Генри. Теперь хорошо, если они приедут хотя бы к концу недели.

Утрировано, но суть она поняла верно.

– Она вообще не хотела отправлять машину, ты что, не слышала?! Типо – передразниваю эту суку на телефоне – «это не нарушение закона, они ничего не делают». Но они ничего не делают НА МОЕМ ДВОРЕ!

– Мне-то ты зачем это доказываешь? Я считаю так же, но от этого ничего не меняется – она вздыхает и опять глядит на них – иди врежь замок, да потише, пока они не поняли, как без проблем можно попасть сюда другим ходом.

– Да – киваю – ты права.

– Как у тебя со сценарием?

Она впервые задает мне этот вопрос за.. за последние месяца полтора? Я щурюсь:

– Думаю, ты догадываешься.

Альма отрывается от окна:

– Просто я хочу сказать.. может, это прозвучит жестоко, конечно.. но, если у тебя с работой ничего не меняется от смены города, то зачем нам тогда продолжать это терпеть? Что ни час, то новая проблема. Я понимаю, если бы у тебя действительно все изменилось, и тогда это оправдывало бы, а так..

– Мы здесь всего чуть больше суток – сухо обрываю я – и за это время я работал меньше двух часов. Рано делать выводы.

Устало кивает:

– Ладно. Извини. Наверное, я не права, просто.. – вновь взгляд во двор – эти люди, они очень меня пугают. Ни разу еще не видела, чтобы кому-то настолько был безразличен закон. Они же натуральным образом ведут себя так, будто его для них не существует. Это пугает даже больше, чем то, что они делают.

– Они обдолбаны – повторяю, наверное, уже раз десятый за последнюю четверть часа – офицер же сказал тебе, что под кайфом у людей искажается реальность.

Обнимаю ее и прижимаюсь губами ко лбу:

– Не бойся. Относись к ним просто, как к пьяным дебоширам. Неприятно, конечно, и есть определенные неудобства – но ничего смертельного. Попристают, да отцепятся – киваю на окно – останься здесь, посмотри за ними, пока я буду возиться с замком. Если они вдруг что услышат да ринутся туда – сразу кричи мне, окей?

– Ладно – она задумчиво глядит на них и вдруг замечает – странно все-таки, почему у Ронни Бри нет сигнализации.

– М?

– Ну, ты говоришь, он заявил, будто к нему ни разу не вламывались и не нападали. Но даже если, допустим, эти бомжи лишь временно цепляются к новеньким.. однажды, ведь и сам Бри был здесь новеньким? В какой-то период они в любом случае должны были ему досаждать. Странно, что они

(..и к вам ни разу не вламывались?

– никогда.

– почему?

тут ронни бросает на меня короткий лукавый взгляд и игриво подмигивает:

– кто его знает..)

не досаждали ему совсем никогда.

Жму плечами:

– Наверное, ему просто повезло. Или не обращал на это такого внимания, как мы – он, на самом деле, пофигист, как я заметил. А вообще не удивлюсь, если даже просто солгал мне пафоса ради. Это профессиональное, никуда не деться – ободряюще улыбаюсь ей – не переживай, я и без него найду способ, как установить сигнализацию до конца недели, обещаю. Сейчас замок, до конца недели сигнализация.

– И до конца зимы – спокойная жизнь.

– Аминь.

–6-

Мне требуется около часа, чтобы самостоятельно справится со всеми проволочками врезного замка. Быть может, у меня бы это заняло намного меньше времени, если бы я хоть раз занимался этим прежде. Но все мои скудные знания ограничивались тем, что я видел в фильмах, читал в книгах, представлял себе сам, основываясь на разговорах или предположениях других, а так же, главным образом, на том, что я был уверен – будто бы вкрутить несколько шурупов в деревянную дверь это работа пяти минут.

Перед работой я переоделся в домашнюю одежду. Когда стягивал джинсы – черная капсула выпала из кармана и почти что закатилась в угол, но я успел в последний момент подхватить ее. Повертел руках, после чего бесстрастно бросил в прикроватную тумбочку, как ребенком обычно то делал с вещами, которые знал, что не пригодятся, но выбросить пока не решался. Позже, будучи взрослым, я уже узнал, что это психическое расстройство называется синдром Диогена и максимально распространенно среди пожилых людей, хотя зачастую начинает брать свои корни уже в зрелом возрасте.

Но настоящие проблемы начались, когда я все же переоделся и приступил к делу. А именно, когда обнаружил, что отвертка по наконечнику не подошла к шурупам, которые я купил. Я был готов взбелениться в этот момент, потому что это означало, что надо заново идти в магазин, а учитывая толпу фанатов под моей дверью – то в магазин бежать, и все это почему-то выглядело крайне непритягательно.

Лелея последнюю надежду, я все-так решил обыскать дом Саманты (а на грядущие три месяца – наш) на наличие инструментов и, быть может, подходящей под эти шурупы отвертки, или подходящие шурупы для моей отвертки. В итоге нашел нужную отвертку в куче всякого хлама вместе со старым молотком, неработающей дрелью и двусторонним скотчем.

Так или иначе, работы завершены, и точкой под этим всем оказывается закрытая на новый замок дверь, которую я нарочито сильно дергаю на себя, проверяя стойкость.

– Альма – зову ее – иди сюда.

Неспешные шаги (когда я выходил на поиски инструментов – она наблюдала за бледными уже с дивана) и Альма заходит на кухню. Демонстрирую ей замок и его силу. Слабая улыбка скользит на ее губах.

Эта улыбка как бы говорит «да, мы играем в отважных индейцев, но может проще будет перебраться обратно в современный мир, а не точить в подвале копья и рисовать под глазами боевой раскрас?».

После этого она предлагает перенести кухонный стол обратно на кухню, чтобы мы могли пообедать.

– Поедим так – отмахиваюсь – у нас куча столиков и подлокотников.

– Зачем, когда есть стол?

– В прошлый раз я четверть часа его оттирал.

– Но мы за ним тогда только раз поели. Высказывай это Саманте.

Тяжело вздыхаю. Если Альма и убеждена, что последние месяцы я стал слишком раздражительным и подъемным на скандалы – то пусть будет уверена, что не без ее помощи.

– Я просто пойду работать сразу после обеда – объясняю – мы больше времени потратим таская его туда-обратно и отмывая, чем будем за ним есть. Думаешь, Гретте есть дело где есть? Можем спросить прямо сейчас. Мне тоже нет никакого дела. Ты уверена, что хочешь развозить всю эту канитель только ради десяти минут за столом?

Она отмахивается:

– Ладно, поедим в гостиной.

В итоге я ем на ходу, пока Альма готовит, а Гретта уносит еду в свою комнату. Альма как-то апатично за этим наблюдает, после чего, форменно скрестив руки на груди, уточняет у меня:

– Может, мне стоит пригласить к столу тех кретинов со двора? Хотя бы они составят мне компанию в этой семье.

– Детка, не драматизируй- щелкаю ее по носу – просто я спешу работать, а Гретта.. но это же дети. Хочешь, можешь подняться и поесть вместе с ней, хотя я уверен, что она опять залипает в эту свою игру.

В итоге жена бурчит что-то в ответ и умащивается со своей тарелкой у стойки. Это прокатывается волной облегчения по моему телу. Я думал, она все-таки пойдет есть в гостиную, как и собиралась, и все это время будет мне мешать работать (потому что я-то работаю тоже в гостиной).

Благо, мы втроем смогли как-то рассредоточится в этом доме, не пересекаясь.

Единственные, с кем я теперь пересекаюсь – это с лысыми наркоманами, когда поднимаюсь из-за стола достаточно, чтобы видеть их в окно. Я это делаю периодически, чтобы проверить, где они, сколько их, и всё ли они еще там.

Но, если все же не врать самому себе – то я делаю это потому, что опять боюсь приступить к работе. Боюсь, что вновь потерплю фиаско и что слова Альмы касательно того, что к чему весь этот цирк, если это ничего не меняет – окажутся правдивы. Как говорится, пока ты не услышал ответа на вопрос – ты можешь думать что угодно, но это не является истиной. Но едва ответ получен – изменить уже ничего нельзя. Это как люди, видя, что тело их давно больного родственника перестает вздыматься, не спешат щупать ему пульс. Потому что они практически уверены, что он умер – но пока не получили на это определенный ответ, это не может считаться истиной, а значит не может считать неизменным.

Необратимость всегда пугает людей.

И я в их числе.

Я вновь трижды поправляю картонки под ножками стола, после чего опять принимаюсь регулировать допотопный стул с помощью подушки (хотя дома в НЮ делал это простым образом спуска-подъема удобного, современного кресла с подлокотниками). После трижды открываю-закрываю шторы, потому что якобы света то слишком мало, то слишком много (хотя пора бы понять, что в Провинстауне за все 24 часа нет такого времени, когда его было бы слишком много – этот город будто бы в фотошопе накрыли серой прозрачной пеленой).

Когда Альма, уже отобедав и загрузив тарелки в посудомоечную машину, выходит в гостиную – я еще даже не умащиваюсь. Все хожу, проверяя все детали. Жена тактично ничего не говорит на этот счет и, лишь вновь бросив что-то вроде «удачной работы» и «я в тебя верю, сегодня у тебя точно все получится, милый», поднимается наверх.

Наверное, еще с четверть часа я продолжаю свои безумные «приготовления», пока не понимаю, что перед смертью не надышишься. Утром я так же долго все это делал, да только какой в этом был прок? Если мне суждено написать хорошо – я напишу. Если нет – то нет. Оттого, что я оттягиваю время – лишь вновь лгу сам себе, только, если так можно выразиться, «по мелочи».

«Конечно, ведь так гораздо проще не видеть в отражении ничтожество. Ха-ха, Генри, кто захочет видеть в отражении ничтожество, проще солгать. Сначала по-мелкому, потом крупнее. А до чего ты дойдешь еще лет через пять? Будешь всем говорить, что заканчиваешь свой самый успешный сценарий, а на деле лишь прибавишь к нам еще парочку десятков говеных страниц? Ха-ха, олух, на что не пойдет человек, лишь бы не чувствовать собственного убожества, да? Ха-ха».

Открываю ноутбук, встречаясь с ними глаза в глаза.

Мои отвратительные 27 (уже 28) страниц, которые насмехаются надо мной одним своим существованием. Я тру ладони, словно собираясь погадать над волшебным шаром (что, по сути, отчасти и является правдой – только мой волшебный шар это клавиатура ноутбука) и заношу пальцы над плоскими клавишами.

Глубоко вздыхаю, прикрываю глаза, держу их так пару мгновений, после чего медленно, вдумчиво вновь распахиваю.

Собрались.

Сегодня у тебя все получится. Иначе и быть не может, ведь так?

Ты же тот самый Генри Пирстон, что написал Черное Окно. Вспомни об этом. Ты и он – один и тот же человек. Просто, как верно сказал Ронни (пара разумных мыслей все-таки за его болтовней проскальзывала) – этого крутого сценариста немного загасила рутина. Возможно, давление, которое оказывала на меня в то время Альма, а быть может сама волна славы.

Но это все тот же я.

Тот же самый Генри внутри меня, которого нужно лишь разбудить, растолкать, поднять и он напишет мне моими руками второй сногсшибательный сценарий.

У меня получится хотя бы потому, что уже однажды получилось.

И это случится сегодня. Потому что я так решил.

Опускаю пальцы на клавиатуру.

-7-

Вечер того же дня.

Пустынные вечерние улицы Провинстауна освещает лишь блеклое желтое свечение редких фонарей.

Салли ненавидит это время. В это время Бледнолицых становится намного больше и они совершенно отбиваются от рук. Она боится их, потому что они могут напасть. Конечно, пока Белль им не позволит – они этого не сделают, но кто знает эту чокнутую суку, что ей взбредет в голову в следующую секунду.

Все в городе ее, Салли, считают ненормальной – вернее, половина города и правда так думает, а вторая, осознающая, что она говорит сущую правду – успешно потворствуют тому, чтобы несведущая половина продолжала верить в ее безумие.

Но это не так.

Да, быть может жизнь Салли обошлась с ней круто, и во многом это ее вина, потому что, что греха таить – выпить Салли любила, и порочными связями в свое время не гнушалась. Но безумие.. Нет, безумной она никогда не была.

Белль.. Белль и ей подобное – вот кто настоящие безумцы. Безумцы и монстры, намного хуже тех, кто следит сейчас за ней из всех углов.