-1-
Теперь положение дел уже другое.
Касательно многого, но главным образом касательно безнаказанности. Если раньше мне удавалось обходиться исключениями из школы, выговорами, и занесением в личное дело, с суровыми предостережениями о том, что это отразится на моем будущем (ха-ха, было бы на чем отражаться) – то едва мне минуло 16 лет, в ход пошли исправительные работы.
Я так скажу: сумбурные обещания об испоганенном будущем и вполне реальное пахание прямо сейчас – это совершенно разные вещи. Причем, мне даже не дают выбора. У некоторых, кто оказывается периодически со мной на исправительных – есть выбор штрафа или работ, или типо того. Пусть за меня никто бы и не заплатил штраф, но мне такого выбора даже не давали.
За ту фигню, что делал я – самая мягкая мера была исправительные. И в принципе единственная.
Но едва попав туда впервые (через месяц после 16-летия) я понял, что работы ничем не отличаются от школы. Только тут не надо заморачиваться, и искать парней «по интересам». Потому что это уже «группа по интересам», в которую нас собрали. Каждый так или иначе дрался, воровал и сотворил какую-то другую дичь, за которую его здесь закрыли. Мы все из одного теста, потому оставалось лишь показать, что мое тесто самое взбитое и на пироги меня пускать следует в последнюю очередь.
Это оказалось нетрудно. Пара драк за «мекса», да к тому же через полгода я успешно нашел язык с куратором (это не сложно, когда куратор один и тот же, а я попадаю на работы с перерывом не больше недели) – и все в ажуре.
Честно признаться, со временем мне даже стало тут нравится. С парой парней я так сдружился, что после работ мы стали тусить вместе, и на работах тоже. В общем, выходило очень даже неплохо и наказание работами тоже очень скоро перестало быть для меня наказанием.
К тому же, порой я его воспринимал как школу. В школу я обязан был ходить – и сюда обязан. В школе я больше веселился, чем трудился – и здесь тоже самое. А учитывая, что в год, когда впервые встретил Питерсон, я школу и бросил – то исправительные работы вполне вписались в мой график. Только учитывая часы – скорее, как вторая смена.
А зачем мне нужна была старшая школа? Вузы, учеба и аттестаты неизменно вязались у меня с образом отца, который теперь вкалывает за копейки. Кроме отвращения, этот образ ничего не вызывал – соответственно, как и сама учеба. Я ушел по окончанию обязательной средней, и никуда после этого не подался, если «во все тяжкие» не считается.
Отцу в общем-то все так же наплевать. С недавних пор он даже перестал шибко-то парится о моем пропитании. Сам пожрет – а если ничего не осталось на вечер для меня, так его это и не трогает. Ну и ладно, даже своими карманными ухищрениями у меня порой денег водится больше, чем с его «честного» заработка и диплома отличника в рукаве.
Иногда (очень редко) я ловлю на себе его краткий взгляд. Испытующий – он будто пытается найти во мне что-то знакомое. Возможно, черты лица моей матери, которую он в глубине где-то все еще любит. Но кроме своих собственных ничего не находит. Подозреваю, он и сам-то к себе добрых чувств не вызывает, потому его отображение на мне тоже взор не радует. Будь я больше похож на мать, может пряников от него доставалось бы мне и больше.
Порой меня посещают мысли, как устроилась в это время жизнь матери и как она зажила – но имеют они исключительно любопытный характер. Во истину во мне нет живого интереса, участия или какого-то неравнодушия. С таким же любопытство я мог размышлять, какая кровать стоит у Анджелины Джоли в ее пентхаусе.
С девчонками тоже дела во многом изменились. Во-первых, по окончанию школы стерлась четкая граница моего возраста (в школе на нее указывал класс), а сам я где-то и выглядел чуть старше своих лет. У меня появились шансы кадрить старшеклассниц, и конечно же, я этим воспользовался. Вначале от любопытства – все-таки интересно испытать, что такое настоящий секс.
Первая моя девчонка – Джорджия – оказалась опытной. В свои 19 она перебрала чуть ли не пол округи, но мне почему-то все равно не понравилось. Она делала все либо слишком быстро, либо слишком медленно, а в конце еще так наскакалась на мне, что у меня все тело болело на следующий день. Благо, она не докучала – у нее была очередь желающих, и на мне ее свет клином не сошелся.
Опыт с ней я расцениваю скорее, как опыт с ночной дамой. Неудачный, но на что еще можно рассчитывать в первый раз?
Со второй девчонкой я крутил. Мара. Я познакомился с ней уже на работах. Ее зацепило мое бунтарство, а меня – ее грудь. Около месяца мы даже слонялись вместе – она с радостью встревала во все потасовки с нами (потому что делала это и до нас, иначе как еще загремела бы на работы), но именно из-за этого в конечном счете я ее и кинул. Ее стало слишком много в моей жизни для парня 16-ти лет, который только познал прелести свободной юности. Она была со мной на работах, она была со мной вне работ, и она частенько зазывала меня к себе на ночь, потому что жила с мамашей, а та сама постоянно отиралась у любовников.
Концентрация ее участия в моей жизни стала выше максимума, и потому я вовсе от нее отделался. Хотя, надо признать, секс с ней был, что надо. Она, как и Джорджия, умела многое, но при этом тонко понимала, что и как надо делать конкретно со мной. Думаю, когда я ее бросал, самое большое о какой утрате я жалел при этом – именно о невероятном сексе с ней. Но даже он не мог покрыть ее навязчивости.
Не прошло и месяца, как я завязал уже с другой, третьей по счету (я беру в расчет лишь с тех, с кем трахался – зачем забивать голову девчонками, которые и дать-то мне не успели?). Пожалуй, она была самой запоминающейся из всех (естественно, до того, как в моей жизни окончательно закрепилась Она). И тоже познакомился с ней на исправительных.
Ее звали Андреа Муро, и она была чертовски сексуальная штучка. На голову ниже меня, узкая талия, но при этом большая задница. На лицо не удалась, зато не навязывалась. Она появлялась тогда, когда я хотел, и испарялась тогда, когда я в ней не нуждался. Именно поэтому меня к ней неизменно тянуло даже спустя три месяца наших отношений (на тот момент мой рекорд).
Она была неутомима в сексе, готова ко всему новому, но при этом умела говорить и нет, когда ее что-то не устраивало. И это, вопреки всякой логике, возбуждало еще сильнее, чем покорное повиновение во всем. Она могла сказать «нет» на участие в какой-то рискованной авантюре, она могла сказать «нет» на какую-то деталь в сексе. Порой она могла сказать даже «нет» на очередную встречу, занявшись какими-то своими делами.
И черт возьми, как же это манило! Эта чертовка знала, как постоянно подогревать во мне интерес, потому не повторила участь Мары. Она не успевала мне надоесть, ее было немного, а порой даже мало. Она не была в чем-то особенной, но при этом притягивала, будто холодильник магнит.
Нет, я ее не любил. Но я ее чертовски хотел, а как по мне, общая основа секса порой намного прочнее, чем основа любви. Чувства – вещь эфемерная, как я тогда думал (как думал и про секс, что он ничем не отличается от дрочки, пока не попробовал). А вот секс – штука вполне понятная и вряд ли может когда-то надоесть.
Но к маю (на тот момент мы встречались уже полгода!) мы все-таки разбежались. Дело в том, что на тот момент ее работы окончились (а я был одним из очень немногих, кто торчал там постоянно – в большинстве своем туда так часто не возвращались, даже если занимались всякой шурумой постоянно). Мои же продолжались. Поначалу она заявлялась ко мне в те четыре часа, но я не особо горел желанием ее развлекать, потому вскоре она стала находить себе занятия сама.
В какой-то момент я сообразил, что наши встречи все реже, а секс все преснее. Не будучи идиотом, я сразу понял, в чем дело – и дабы не оказаться в положении брошенного или оленя с рогами, бросил ее раньше, чем она успела мне все рассказать. Или раньше, чем все само успело открыться. Она хлопала глазами и не понимала в чем дело, а я просто послал ее к черту.
Через месяц стало известно, что она крутит с каким-то хреном из своей шарашки (в отличии от меня, она хоть так же и ушла после средней школы, но училась в каком-то убогом колледже). Конечно, она не афишировала, сколько именно они крутят, но я подозревал, что это именно тот олень, который прикормился на моем пастбище.
Впрочем, сожаление у меня вновь тоже было лишь по сексу. Ну, и по тому, что в этот раз выбор сделали не в мою пользу, а значит, я в чем-то ему уступил.
Потом девчонки менялись, и в основном чаще трех раз мы не виделись. Пили группами мои друзья и их подружки, трахались, могли пара раз потом встретиться чисто поразвлечься и все. Но к сентябрю я вновь встретился с Андреа. Опять на работах – ее опять за что-то загребли. Вначале мы делали вид, что нам насрать друг на друга, но в один из дней она пришла в обтягивающей белой майке без лифчика и весь день только и делала, что косилась на меня, покусывая губу.
Намекать мне долго не пришлось. Пару недель мы просто занимались сексом, а потом решили вновь сойтись. Мои работы с перерывом неделя-две продолжались, ее же вскоре опять закончились, но в этот раз никаких рогатых не появилось. Продолжалась эта тягомотина до января (мне уже исполнилось 17), пока она не заявила, что хочет как все нормальные пары походить по ресторанам, кафе и прочей бурде.
Я мог ждать это от кого угодно, но не от моей «удобной» Андреа. Она была горячая штучка с характером, но никогда не требовала чего-то большего от наших отношений. Ей всегда хватало одного факта, что мы трахаемся только друг с другом и что она таскается с моими друзьями, и что они тоже в курсе, что она моя девчонка.
Теперь уже речь шла о каких-то идиотских стандартах отношений. Кафешки, кинотеатры, цветы.. может, сразу кольцо да в загс?
Мне это было не близко. Чего я и не стал скрывать. Еще месяц она со мной потусила, после чего заявила, цитирую «с тобой никакого развития, наши отношений стоят на месте, ты меня не любишь». Странно, ведь я никогда и не говорил, что люблю ее. Я шептал что хочу ее, что она офигенная, что она классная, что она Моя и так далее, но признаний в любви что-то не припомню, чтобы она теперь этим меня попрекала.
Короче, мы опять разошлись и я стал путаться вновь без запоминания имен. Не скажу, что это был лучший период в моей жизни (каждый раз даже с защитой опасаешься подцепить какую-нибудь фигню от подобных девчонок, через которых прошла вся округа), но и точно не худший. Постоянный секс, никаких заморочек.
К середине марта Андреа вновь появилась на нашем «старом месте». Только в этот раз я узнал ее с большим трудом и то, только по татуировке на икре. Не знаю уж, что за хрень случилась в ее жизни за эти неполные два месяца, но она состригла свои шикарные волосы, сделала ирокез и покрасила их в синий. Я уже говорил, что на лицо она и так была не красотка? Так вот, эта фигня сделала его просто квадратным и каким-то сплюснутым. К тому же и новый стиль одежды скорее уродовал ее фигуру, чем подчеркивал достоинства.
В какой-то момент я даже решил, что она вдруг решила заделаться в парня и тогда это многое объясняло, но все запуталось еще сильнее, когда она вновь стала намекать мне на то, чтобы развлечься. Я, конечно, помнил, какая горячая она в постели, но был не до конца уверен, что у меня на нее в принципе встанет, а ведь это необходимое начало для любого акта.
Прикола ради, конечно, один раз я все-таки с ней переспал в таком ее облике. С трудом у меня встал, но уже на середине процесса (когда она сменила позу и повернулась ко мне лицом) тут же упал. Она разозлилась, а мне почему-то стало дико смешно.
После я закрутил с другой девчонкой (не боже упаси с Андреа). Ее звали Мика. Она была подружкой девчонки Дилана, и пересеклись мы с ней на одной из таких прогулок. Глупая, как пробка, но горячая, как раскаленные угли. Мы уже переспали пару раз, и я подумывал, достаточно ли она клевая, чтобы затусить с ней на постоянной основе – она явно была не против такого поворота событий, но не наседала.
Именно в тот момент, в последний числах марта, в рядах нашей веселой компании появилась Питерсон.
-2-
Не думаю, что я бы обратил на нее внимание, если бы она заявилась все такой же – нескладной Занудой с сжатыми в районе груди руками. Ну, не более, чем на остальных – и может, даже не узнал бы. Потому что вначале я ее именно что увидел – и лишь потом понял, что узнал.
– Смотри – хмыкает Дилан и стреляет глазами в сторону. Лениво убираю метлу, которой больше пыли поднимал, чем подметал, и оборачиваюсь.
Возле куратора (я знаю, что его зовут Сэм, но он бесится, если я так зову его при других «подопечных») топчется девчонка. Достаточно фигуристая, чтобы на ней можно было зацепить взгляд. Нет, у нее нет огромной груди или талии с тростинку, но все что надо точно имеется. Светлые волосы собраны в хвост, а на ногах обтягивающие легинсы – словно она пришла на аэробику, а не метлой мести.
Чуть склоняю голову, поднявшись снизу вверх. Зеленые глаза, пухлые щеки.. ее лицо кажется мне смутно знакомым.
– Зачетная соска, да? – хмыкает Дилан, и ему повезло, что у его девчонки работы закончились на неделю раньше. За такие речи он бы уже давно отхватил метлой по загривку.
– Ниче так – соглашаюсь я.
И тут, когда девица, взяв метлу, скептично с некоторым отвращением оглядывает нас всех, я вдруг вспоминаю, где уже видел этот взгляд. Стоя возле доски. Тогда тоже мелькали такие же огни – перед тем, как ей пришлось фыркнуть и начать мне подсказывать.
Питерсон.
Черт меня возьми!
Эта догадка удивляет сильнее появления подобной девчонки здесь, хотя одно другого стоит. Та Зануда, которую я помнил со средней школы, которая покорненько решала задачки и отлизывала учителям, теперь загремела аж на исправительные?
Это определенно интересно. Даже не столько, что именно она натворила – а один факт того, что она это натворила.
Держа метлу, будто какую-то грязную тряпку, она брезгливо выходит к нам. Так идет, словно заходит в клетку к диким бешеным зверям. Это даже забавно. Она украдкой стреляет глазами по сторонам – так же быстро как на том уроке, когда сидела через проход от меня. Ставлю сотку, она и сейчас думает, что никто этого не видит.
Смотрю на Андреа – вижу, как она насупилась. Ситуация накаляется – Андреа не терпит белоручек, и тем более белоручек, которые смотрят на нас свысока. Будто они птицы высокого полета, а мы черви под ногами. Сказать честно, я тоже таких терпеть не могу и зачастую именно они получают от меня тумаков, но, очевидно, у Питерсон это просто врожденное слабоумие. Как и в школе, она еще не усекла, как тут что устроено и как следует себя вести.
Но как и в школе, стоит ей понять – и вести они себя станет осмотрительнее. Так и быть, решаю по старой памяти вытащить ее из ситуации, которая становится все более обостренной. И когда Андреа уже отмахивается от своей метлы и делает шаг к ней, я подаю голос:
– Ну надо же, какие лица. Теперь за А без + тоже гонят отрабатывать? Какой кошмар.
Увидев, что я обращаюсь к новенькой, Андреа отступает. Не то, чтобы она сильно меня уважала после того, как прямо во время секса у меня упал, но просто раз я уже начал, то нет смысла вмешиваться и быковать. Как минимум, теперь уже не на что – потому что теперь Питерсон с отвращением смотрит не на нас всех, включая Андреа – а только на меня.
Хотя, признаю – на мгновение за отвращением вижу искреннее удивление. Такое, будто она увидела меня не на исправительных, а на посту заместителя президента. Уж где, как не здесь мне быть? По-моему, нечему удивляться.
Она будто даже как делает шаг вперед, но заметив остальных парней вокруг меня, которые без всякого стеснения пожирают ее глазами, остается на месте со своей метлой:
– О, Сантино..
– Ага – усмехаюсь я – так и за что теперь сюда садят пай-девочек? Нам еще ждать новеньких?
На ее лицо вновь возвращается маска отвращения. Она закатывает глаза и показывает средний палец. Надо же! Какие некультурные знаки! Меня разбирает хохот, и я решаю объяснить приятелям, откуда знаю это недоразумение. Ловко переворачиваю метлу вверх тормашками, и говорю в нее, подобно микрофону:
– Спешу представить вам человека, благодаря которому я получил первую и единственную в своей жизни A+! Кстати как тебя зовут, помощница?
Переворачиваю метлу к ней, но она раздраженно отпихивает ее и сверкает глазами. Воу, а у этой кошечки есть когти. Я слегка ухмыляюсь, не спуская с нее глаз. Любопытство начинает все возрастать с каждой ее проявленной реакцией.
Что еще она может?
Мне хочется испытать ее сейчас на все и сразу, будто тест-драйв у тачки. Увидеть, до какой точки кипения можно довести, и что она при этом сделает? Подобный контраст внешности и поведения даже заставляет меня чуть напрячься ниже бедер, но я вовремя беру себя в руки и вновь поворачиваюсь к парням:
– Дадим ей время, господа, девочка-с-дневником еще не сжилась с мыслью о своей участи.
– Зато ты, я смотрю, уже здесь обжился.
Когда я оборачиваюсь, она так яростно метет дорогу, что вся пыль поднимается и тут же оседает уже на нее. От этого представления становится еще смешнее.
– Ага – подначиваю я ее – провожу здесь времени больше, чем в школе.
– О, это несомненно повод для гордости!
Бинго! Кусается!
Друзья позади замолкают, зная, как я отношусь к подобным высокомерным заявлениям, но я скорее забавляюсь, чем злюсь. Укусила!
Она определенно интереснее, чем была два года назад. Хотя… если она уже скатилась на D и ширяется по углам, то ничего удивительного. Это интересно, только если она до сих пор примерная пай-девочка, а если отбитая наркоманка или шлюха – то ничего удивительного в ее манере общения.
Надо узнать, за что она сюда загремела:
– Лучше расскажи о своей гордости. За что тебя сюда направили? – вальяжно облокачиваюсь о метлу, словно о дорогую золотую трость – давай же, поведай дядюшке Сантино о единственном достойном поступке в своей жизни.
Она раздражённо фыркает и отходит со своей метлой прочь. Ей повезло, что она подходит не к группке с Андреа, иначе бы вся моя помощь пошла псу под хвост.
О проекте
О подписке