Глава четвертая

Найти нижнее белье в Строгино сложнее, чем кажется. Я мало что знаю о стриптизершах, но уверена, что в своем потрепанном розовом белье из «Таргет»^[9] мне не быть похожей на танцовщицу с шестом. И я не пройду мимо вышибалы если буду выглядеть как вчера.

Кроме способности распознавать ложь, у меня есть шестое чувство, если дело доходит до поиска дешевых вещей. Ближе к вечеру я прекращаю поиски магазинов женского белья и начинаю искать секс-шоп, где нахожу симпатичный розовый парик, мобильный телефон с русской сим-картой (удивительно, что можно найти тут в секс-шопах) и наряд, который больше похож на запутанную головоломку из черных ремней, чем на нижнее белье. Я с трудом влезаю в него, делаю прическу, самый темный макияж и надеваю туфли на высоченных прозрачных каблуках.

Пришло мое время показать себя!

– Ты не можешь пройти, – угрюмо произносит вышибала на русском языке. Он с отвращением морщится и три морщинки появляются на его толстом, покрытом рубцами носу. Либо ему не нравится мой парик, либо мои духи. Наверное, было бы лучше нанести мед на шею. Если он меня и узнал, то виду решил не подавать.

– Я танцовщица, – отвечаю по-английски, прекрасно зная, что вышибала меня понимает.

– Для прослушивания?

Прослушивания?

– Да, – говорю я, одаривая его своей самой широкой улыбкой и подмигивая для убедительности. Он снова усмехается, хотя на этот раз поднимает руку и пропускает меня. Да! Наконец-то я смогу осмотреть клуб.

– Нет, – рявкает он мне вслед. Ах, опять оно, любимое слово в России. Вышибала указывает на дверь сбоку от клуба с надписью «СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД». – Туда.

Черт! На самом деле я не собиралась идти на прослушивание и думала, что смогу проскользнуть мимо вышибалы в главный клуб, немного прогуляться, смешаться с другими танцовщицами и задать пару вопросов.

Дверь в помещение для персонала тяжелая и громко скрипит. Зайдя внутрь, я вижу перед собой длинный темный коридор с множеством дверей. У каждой есть номер и стеклянные окна, в которых видно девушек, двигающихся возле шестов. Нет, не двигающихся.

Танцующих. Скользящих. Вращающихся словно газели.

Именно сюда отправляются умирать вышедшие на пенсию российские гимнастки, когда им исполняется шестнадцать лет. Они слишком стары для выступления на Олимпийских играх, но все еще могут зарабатывать деньги, придавая своим прекрасным телам невероятные формы. Кроме того, на них дорогое и красивое белье, совсем не похожее на то, что продается в Богом забытых секс-шопах. Поправляю свой дешевый парик. Наблюдаю за танцовщицами через стекло, и мне становится тревожно. Пытаюсь успокоиться. Проклятье! Что бы они ни делали, у меня так двигаться не получится. Нужно скорее выбираться отсюда и найти вход в сам клуб.

Ищу выход, как вдруг из ниоткуда передо мной появляется женщина, и мне приходится резко остановиться.

– Ты. – Такая красивая. Я бы и не подумала, что она танцовщица, если бы не ее изящные пальцы, удерживающие айпад. Она протягивает мне бланк, где все написано по-русски.

– Иди в девятую комнату и начинай танцевать. Мы будем наблюдать через окно. Если тебя выберут, заполни.

Киваю ей в ответ и изо всех сил стараюсь выглядеть так, будто мне совсем не страшно. Я не просто буду танцевать, меня будут оценивать. Просто замечательно.

Комната находится в конце коридора, и предполагаю, что именно там проводятся приватные танцы. По-моему, их еще называют комнатами с шампанским, но, возможно, в России это комнаты с водкой.

Делаю глубокий вдох и начинаю снимать пальто.

«Ты сама по себе», – думаю я, натягивая лямки своего нелепого наряда. Не ожидала, что мне действительно придется в нем танцевать. Всю дорогу по пути сюда этот толстый ремень больно терся о мою розочку.

«Просто вспомни уроки танцев, которые ты посещала», – говорю я себе. – «Это как езда на велосипеде. Пробуди в себе Дженнифер Лопес».

Пять лет назад, на мое восемнадцатилетие, Майкела купила мне урок танцев с шестом. Тогда это было модно – работать над координацией движений и качать мышцы. Однако гораздо легче подтянуться на металлическом шесте в спортивных штанах, чем в трико из тугих ремней, впивающихся в твое тело.

Поднимаюсь на крошечную сцену, пошатываясь на своих дурацких шпильках. Над каждым шестом висят зеркала, но я стараюсь не смотреть на себя. Я не такая худая, как другие девушки, и грудь у меня настоящая, из-за чего она сильно подскакивает. Но если я смогу как-то удержаться на каблуках и в то же время выглядеть сексуально, не упав на задницу, то, возможно, все у меня получится.

Шест практически ледяной. И вся комната тоже. Я дышу на руки и тру их друг о друга, чтобы согреться, но это не помогает. Несмотря на холод, мои ладони мокрые от пота. Очень сексуально. Пытаясь сделать простой пируэт, я соскальзываю.

Повторяю снова и на этот раз, раскачиваясь и извиваясь, умудряюсь перевернуться вверх ногами. Неплохо. Не зря ходила на занятия. Покачиваюсь вокруг шеста, опускаюсь и медленно поднимаюсь, при этом стараясь ни о чем не думать.

Пробуди в себе Дженнифер Лопес, Саския! Пробуди в себе Дженнифер Лоуренс, Дженнифер Гарнер, Дженнифер Лав Хьюитт. Боже, да любая Дженнифер сойдет, только перестань выглядеть, как чертова гусеница, которая пытается сломать ветку, на которой сидит.

Делаю еще один пируэт, поскольку до сих пор это движение у меня получается более-менее прилично.

– Еще раз! – рявкает кто-то из угла комнаты.

Мне тяжело дышать, и, не удержавшись, я падаю на пол. Розовый парик соскользнул на глаза. Не слышала, чтобы кто-то входил в комнату. Кто бы это ни был, он говорил по-английски, но с сильным гортанным акцентом. Откуда ему известно, что я говорю по-английски? Поправив парик, вскакиваю на ноги и повторяю пируэт. Мужчина выходит из тени, садится на красный бархатный диван, окружающий мини-сцену, и тихо посмеивается.

Знакомое лицо. Лукка. Младший из братьев Волковых.

Стоит признать, это оказалось просто. Думала, мне придется искать его, но вот он здесь, прямо напротив меня. Стоит быть осторожнее в своих желаниях, потому что порой ведьминские боги могут вручить вам желаемое в самый неожиданный момент. В этом случае, во время стриптиза.

Поднявшись на ноги, прислоняюсь к шесту, закидываю руки за голову и стараюсь держаться непринужденно. Хотя мысленно все еще кричу: «ПРОБУДИ В СЕБЕ ДЖЕННИФЕР».

– Продолжай, – настаивает он.

Медленно двигаю бедрами из стороны в сторону, пытаясь выиграть время, чтобы как следует его рассмотреть. Я еще не готова. Мне казалось, что у меня будет чуть больше времени, прежде чем я столкнусь с главарями.

Вблизи Лукка совсем не такой, каким я его представляла. На фотографиях в «Кровавой хронике» он больше напоминал клоуна, глуповатого младшего брата Константина. Старший, по всей видимости, настоящий мозг этой организации. Однако Лукка не клоун, он скорее Джокер. Безрассудный, но от этого его безрассудства становится страшновато.

Ужасающая шутка.

Наблюдаю за ним, пока он разглядывает меня. Лукка не может стоять спокойно, его губы подрагивают в полуулыбке, а затем на лице снова появляется кровожадное выражение и поблескивают металлические зубы. Разрисованные кончики его пальцев все время двигаются, как будто ищут что-то, за что можно ухватиться. На нем хоккейная рубашка и спортивные штаны, а на плечах, как рюкзак, болтается пустая кобура от пистолета.

Какого дьявола?

Его пальцы испещрены татуировками, похожими на детские каракули, а руки покрыты ими до самой шеи. Татуировки есть даже на левом глазу и на висках.

Белокурые волосы выбриты по бокам и взъерошены наверху. Кроме того, на нем солнцезащитные очки, хотя уже почти полночь, и мы в помещении.

Неожиданно Лукка перестал улыбаться и замер.

– Продолжай танцевать, – приказывает мне.

Пристально наблюдая за мной, он снимает очки, и я задыхаюсь. Его глаза белые, целиком белые, если не считать двух малюсеньких точечек, похожих на брызги крови на гостиничной простыне.

Во рту пересохло, мне трудно глотать, но я не должна выглядеть напуганной. Ведь ничто так не возбуждает Вампира, как страх. Если мне не проникнуть в клуб тайком, тогда мне нужно заполучить эту работу. Нужно сделать Лукку своим новым боссом, если я собираюсь успешно завершить расследование и убраться из этой проклятой страны до конца зимы.

Аккуратно улыбаюсь ему и, как мне кажется, кокетливо киваю головой. Обхватив руками ледяной шест, я разворачиваюсь и перекидываю ноги через голову, оказываюсь внизу, так что мой нос находится в нескольких сантиметрах от пола.

– Хорошо, – произносит Лукка.

Никакой улыбки. Он достает из кармана темную бутылку и делает глоток.

Кто, черт возьми, носит в своих карманах бутылки?

Лукка вытирает слабую красную струйку с полных губ, и я насчитываю по меньшей мере семь золотых колец на его пальцах. Интересно, как далеко простираются его татуировки?

– Имя.

Я пытаюсь вспомнить свои фальшивые данные и легенду.

– Брен… Брэнди. Зовите меня Брэнди.

Я не могу использовать имя Бренда. Для стриптизерши оно совершенно не подходит.

– Ты американка, – говорит он утвердительно.

– Да, как вы узнали? Из-за акцента?

– Обувь.

Я все еще стою вверх ногами и пытаюсь сохранить положение, но перед глазами все начинает расплываться. Довольно сложно вращаться вокруг шеста, но еще труднее, когда нет музыки и Вампир наблюдает за тобой, как за жареным цыпленком в витрине шашлычной. Что не так с моей обувью? Встав на ноги, смотрю на него и пытаюсь запомнить каждую деталь – от лица и тела до одежды и нервных тиков.

– Я беру в «Черный кролик» только лучших танцовщиц, а ты… – Он касается кончиком языка левого резца. – Ты не умеешь танцевать.

Звона нет, он не притворяется. Я облажалась, но молчу. Знаю по собственному опыту, что чем меньше говоришь, тем меньше плохого с тобой происходит.

Выпрямившись, он подходит ближе, а затем наклоняется вперед, уперевшись локтями на сцену.

– Откуда ты? – произносит Лукка на ломаном английском.

– Из Нью-Йорка.

– Почему Москва? Нравится холод? – Он говорит это, глядя мне на грудь.

От мороза в комнате соски затвердели, но от его белоснежных, пристально смотрящих глаз они становятся еще тверже. Странный мраморно-белый взгляд Лукки встречается с моим и замирает, будто ему известно, о чем я думаю.

– Сядь, – произносит он тихо. – Давай поговорим.

Опускаюсь на зеркальный пол и сажусь по-лягушачьи, чуть придвигаясь к нему. Мое лицо оказывается напротив его. Может, я и не умею танцевать, но есть другие вещи, которые мне подвластны, чтобы привлечь на свою сторону таких парней, как он.

– Я в бегах, – говорю шепотом, заставляя его приблизиться ко мне. – Намного легче быть тем, кем действительно хочешь, только если ты далеко от дома.

Все это часть моего представления, но после с содроганием осознаю, что так оно и есть. Я думаю о своей маме, которая всегда донимает меня, Джексоне, давшем мне этот последний шанс, и о моей сестре, по которой скучаю, как по отрубленной конечности, и понимаю, что бегство – это именно то, чем я занимаюсь в «Хронике». Мне нравится «Кровавая хроника», мне нравится анонимность и постоянные путешествия. Потому что мне нравится забывать. И сегодня, сегодня вечером в Москве я стану танцовщицей с именем Брэнди, а у Брэнди нет печальной предыстории. У нее просто есть то, что нужно расследовать. И белоглазая мишень.

Он облизывает уголок губ, и от страха дрожь пробегает по моей груди, мимо кружева на животе и прямо вниз, туда, где ремень впивается в меня.

– Кем ты хочешь быть, Брэнди? – спрашивает он, проводя пальцем вдоль моего лба и убирая прядь неоново-розовых волос. Так близко, что я чувствую его дыхание на моей щеке. Запах шампанского и крови.

– Просто хочу повеселиться, – отвечаю ему. Именно таким он мне и кажется, тем, кто любит повеселиться. И я права, потому что в ответ он одаривает меня своей ухмылкой, от которой по позвоночнику пробегает приятный холодок.

Я наклоняюсь ближе, а затем быстро, как не смог бы человек, Лукка касается моего лица одной рукой, зажимает мой подбородок между большим и указательным пальцами и смотрит.

В нормальной ситуации я бы, конечно, отстранилась, но мне нужно знать, что будет дальше. Надо завоевать его доверие. Медленно проводя пальцем по моей шее, он приближается ко мне. Его губы выглядят мягкими, и, возможно, все было бы не так ужасно, если бы я…

Вскрикиваю, ощутив боль от раны на шее, и дергаюсь от укуса. Его белые как кость глаза впиваются в мои, пока он касается царапины и убирает окровавленный палец. Медленно, словно призывая ему помешать, Лукка подносит его ко рту и слизывает каплю моей крови, будто пробует хорошее виски. Через мгновение он сплевывает и морщится от отвращения.

– Ну, привет, Ведьмочка, – нежно произносит Лукка.

Проклятье, он меня раскусил! Хуже некуда.

Пытаюсь отползти назад, но он хватает меня за лодыжки и тянет на себя, так что мои ноги теперь свисают со сцены.

Лукка улыбается, его клыки сверкают в тусклом свете комнаты. Затем он снимает с меня парик и отбрасывает в сторону.

Я изо всех сил пытаюсь дышать равномерно. Так ли это важно, что он знает обо мне? Скорее всего, ему неизвестно, что я репортер. Но другое дело – Ведьмы. Он действительно может их ненавидеть.

– Что ты делаешь в «Черном кролике», Брэнди? – Голос каменный, а лицо неподвижно.

Не отвечаю, и он с силой встряхивает меня.

– Кто прислал тебя?

Начинаю импровизировать.

– Ты, Лукка. Мне хотелось встретиться с тобой. Я много слышала о тебе.

Целюсь прямо в его тщеславие. Если не сработает, то придется достать нож из пальто и целиться во что-нибудь другое. Он тянет за один из моих ремней, а затем резко отпускает.

– Очень лестно. Что ты умеешь?

– О чем ты?

Лицо Лукки в сантиметре передо мной, холод его золотых цепей ощущается на моей груди. Я смутно осознаю, что он стоит между моих ног.

– Не прикидывайся тупой американкой. Какой у тебя Ведьмовской дар? – шепчет он мне на ухо.

– Я Верити. Распознаю ложь.

Лукка делает шаг назад, а я поднимаюсь следом, чувствуя некоторое облегчение.

– И это все? – спрашивает он.

Несмотря на то, что в комнате холодно, мои щеки горят от того же унижения, которое преследовало меня всю жизнь. Саския, дочь одной из самых могущественных Ведьм в мире, но все, что она может сделать, это распознать ложь. Как убого.

Кажется, он начинает терять ко мне интерес, а этого я допустить не могу.

– Еще умею разговаривать на многих языках, в том числе на русском, – добавляю неуверенным тоном.

– Мы идем к моему брату, – говорит он, поднимая бутылку, в которой, как я теперь уверена, кровь какого-то бедняги.

– За здоровье, – восклицает он по-русски, желая мне крепкого здоровья, прежде чем сделать еще один глоток. – Костя, возможно, заинтересуется твоими услугами.

Константин?

– Услугами танцовщицы? – Мой голос запинается.

Лукка задирает голову к потолку и смеется, долго и громко.

– Ладно! Поняла, – вскрикиваю я.

– Прости, Ведьмочка, но танцуешь ты дерьмово. Как старая пьяная бабуля в движущемся автобусе.

Он хохочет. Его призрачно-белый взгляд определенно кажется сумасшедшим, в хорошем смысле. Мгновение спустя его лицо становится серьезным, и Лукка рассматривает меня, наклонив голову.

– Но Костику ты такой не понравишься. Нет, Костя любит все прекрасное и совершенное. Твой парик дешевка, – Лукка поднимает его со сцены и бросает за спину. Затем он дергает еще один из моих ремней. – И одеяние тоже.

Я закатываю глаза.

– Зато не выгляжу как русская версия Ваниллы Айс^[10].

А что? Я должна просто сидеть здесь полуголая, пока он оскорбляет мои танцы и одежду?

Лукка снимает с себя одну из своих толстых золотых цепей, надевает ее на меня и, напевая себе под нос «айс айс бэби», начинает закручивать вокруг моей шеи, пока она не образует петлю. Затем нежно притягивает меня к себе и целует в щеку, оставляя след крови, которую только что пил.

Лукка отстраняется и некоторое время просто смотрит на меня.

– Вот. Так-то лучше! – с безумной радостью в голосе произносит он. – Пошли. У меня в машине есть белье получше.

Лукка направляется к двери, и я неохотно следую за ним.

В его машине есть нижнее белье получше?!