Глава 3

Мама уверяла, что собрала только самое необходимое, но чемодан упрямо не закрывался. Рома давил на крышку, а мать упорно тянула «собачку» молнии, едва слышно бормоча ругательства. В его душе росло глухое раздражение. Запихнуть бы половину из этих вещей обратно в шкаф, да мама не позволит.

– Давай я сам?

– Да погоди, он уже почти закрылся! Отдохни. Как ты себя чувствуешь? Иди посиди, мы сами как-нибудь, – покраснев от натуги пропыхтела она.

– Норм, – ответил Рома, наверное, раз двадцатый за день. Но послушно обогнул журнальный столик с многострадальным чемоданом и поплёлся к дивану.

– Давай уберём этот свитер? В нём только девок пугать, – саркастически заметил папа, показывая пальцем на кусок серой шерсти, застрявшей между зубцами молнии.

– Нормальный свитер. Он связан с любовью, а следовательно, прекрасен, – сказала мама, утрамбовывая его поглубже в недра чемодана. – Рома, не слушай отца, у него в голове один ветер, – она укоризненно посмотрела на папу. – Забыл уже, как тебя недавно продуло? А кто тебя потом лечил? В августе по вечерам уже прохладно, так что свитер точно пригодится.

– А пацан-то вырос уже, ему пора носить что-то помоднее. Он же не дед в шерсти париться, – не унимался отец.

– То есть тебе свитер мой не нравится? Ещё скажи «прошлый век», – мама зло зыркнула на отца, а потом с удвоенной силой налегла на чемодан, под таким яростным напором он сдался и, наконец, закрылся.

Он стоял возле двери и всем своим пухлым видом показывал, что готов к трём неделям свободной жизни. Мама устало упала на диван рядом с Ромой, задев гитару, отчего та жалобно застонала.

– Всё равно мне не нравится идея с лагерем! Ромка опять там чего-нибудь отчебучит в своём репертуаре, – сказала она, отдуваясь и оттягивая ворот водолазки горчичного цвета.

– Ну всё, опять началось! – возмутился Рома, порываясь встать, но мама схватила за руку, и он плюхнулся обратно.

– Чего опять? Не опять, а снова. Вот как тебя отпускать? Двух недель не прошло с твоей последней выходки, до сих пор в себя прийти не могу.

– Бесит уже! Сто раз ведь говорил, просто ролёвка была и всё! Побегали с пацанами, помахались мечами. Подумаешь, с лестницы прыгнул неудачно, а ты и рада развести кипеж. Ничего страшного не стряслось.

Рома лукавил. Сам испугался, когда подвернул больную лодыжку. Именно её он полгода назад сломал на такой же ролевухе. В глазах потемнело, и он еле схватился за перила лестницы. Не помнил, как очутился на ступеньках, тут же вырвало. Голова кружилась. Парни перепуганно столпились, трясли его за плечи, со страху подумали, что снова сломал ногу, и вызвали скорую. Скорая, конечно, связалась с полицией, подозревая избиение. Полиция насмерть перепугала маму. В общем, та ещё заварушка вышла. Мама тогда неделю рыдала и показательно капала в стакан корвалол.

– Всё будет хорошо. Ну чего ты, правда, – отец втиснулся между ними. – Там отличные вожатые. Ростислав сказал, что детям просто некогда будет заниматься ерундой, каждая минута занята. Он показал расписание – концерты всякие, интеллектуальные игры, викторины. И никакого экстрима!

– Да знаю! Но всё равно как-то неспокойно мне!

– Я Ростика с универа знаю. Он лучший у нас на потоке был, всегда и во всём первый. А уж сколько он сам вожатым проездил, не перечесть, потом методистом, потом до начальника лагеря дорос!

Отец ещё что-то говорил подбадривающее, а Рома вспомнил тот день, когда родители встретились с Ростиславом Александровичем и тот долго уговаривал маму отправить сына в лагерь. Отец давно уже был «за», а вот мама…

– Приму как родного, – сказал Ростислав Александрович. – Но и спрос будет в два раза строже.

Мама вроде сдалась, но после этого десять раз пожалела о своём решении.

Она вздохнула:

– Там же нагрузка огромная, они всё время бегают и что-то делают.

– Вот и хорошо! Чем больше двигается, тем быстрее придёт в норму, поверь мне.

Она вздохнула, как бы соглашаясь с ним, но в глазах всё равно сквозило недоверие. Рома, в душе негодуя, делал вид, что ему всё равно, а сам исподтишка наблюдал за родительскими препирательствами.

– И кстати, насчёт девушек, – выделила мама слово «девушек» и повернулась к Ромке. – Ты поаккуратнее там. Выбирай, с кем общаться, а то знаешь, всякие сейчас пошли. Найдётся какая-нибудь… Глупостей каких-нибудь не натвори. Об учёбе надо сейчас думать.

Рома закатил глаза:

– Да ё-маё! Мам, ну не начинай, а! Какая учёба? Ещё только август!

– Ой, да ладно тебе, Лен! – хитро сощурившись, попытался сгладить обстановку отец. – Что ты к нему пристала? Такая, не такая. Она должна ему нравиться, а не тебе. Ты себя-то вспомни. Примерная, что ли, была?

Мама обернулась к нему, прикоснулась пальцами к непослушной чёлке. Рома отвёл глаза и заелозил на диване, пытаясь встать. «Самое время смыться. Чемодан собран, может, сыгрануть в «колду»?

– Мы, кстати, в лагере с твоей мамой познакомились, та ещё была заноза, – остановил его едва начатый побег отец.

– Миша! – покраснела мать и отпихнула его от себя. – Ты обещал не припоминать мне эту историю.

Мобильник спасительно завибрировал, и Рома, кое-как оторвав задницу от дивана, похромал в коридор, чтобы не слушать секретную историю чудесного знакомства. Заодно подхватил старенькую гитару и поставил её рядом с чемоданом. Её он тоже решил взять с собою. Когда сломал ногу, гитара стала единственным развлечением в бесконечной череде одинаковых дней. Рома накачал из интернета аккордов, и несколько вечеров отец учил его исполнять самые простые песни. Потом он уже справлялся сам.

– Да, – выдохнул Рома в трубку.

– Привет, старичок! Собрался уже? – ехидно поинтересовалась Лариса.

– Ага, чемодан напоминает бомбу, которая вот-вот взорвётся. А ты?

– Осталось немного вещей, не влезли. Думала к тебе запихнуть, но, видимо, не получится. Как самочувствие?

– Ларис, давай хоть ты не будешь эту чушь спрашивать? Мама уже достала. Она со мной только о таблетках и самочувствии разговаривает, как будто мне семьдесят пять на днях исполнится.

– Ой всё, не ворчи, старичок. Я просто так спросила, ты какой-то нервный.

– Да достали уже, они постоянно несут какой-то бред! Поскорей бы свалить уже отсюда.

Лариска сдавленно хихикнула:

– Не преувеличивай.

– У меня иногда ощущение, что они с другой планеты. Прикинь, отвернусь, а у кого-то из них из груди вырвется «чужой» и сожрёт меня! Хотя мама и так прекрасно высасывает мозги своими психами!

– Скажешь тоже. Ладно, до завтра! В лагере оттопыримся на всю катушку. Ночь потерпеть и свобода! Йуху!

– Пока! – Рома сбросил вызов, задумчиво постоял в коридоре, прислушался к голосам родаков. «Да, Ларка права, завтра всё изменится». Завтра он сам будет принимать решения. Нога болела и распухла. Матери говорить нельзя. «Где эта дурацкая мазь?»

Утром Рома чувствовал себя бодрее. Что-то вчера непривычно расклеился, даже пожалел сам себя. Какие глупости. Но насчёт трости решил точно: её с собой не повезу. Мама, конечно, распсиховалась, потом начала уговаривать, потом льстить:

– Да ты с ней вылитый доктор Хаус!

Рома даже комментировать не стал. Она, не найдя поддержки, обратила свой тревожный взор на отца и начала пилить. Пилила его на остановке, потом в автобусе, от второй остановки до комитета по делам молодежи:

– Миша, я волнуюсь!

– Это обычное твоё состояние, я не удивлен.

– У меня ощущение, что мы хотим избавиться от своего больного ребенка.

– Да, блин! Больно… – возмутился Рома, но отец прервал его на полуслове.

– Лен, мы обсуждали это сто раз! Избавиться! Сама говорила, что он от безделья на стенку лезет, потому что мы весь день на работе, а кроме нас некому его развлекать, – папа говорил спокойно, Рома завидовал его терпению. Он решил пока не лезть со своим мнением и послушать, что на этот раз мама придумала, чтобы не отпустить в лагерь.

– Как он там будет? Один! – смахивая слёзы, говорила мама.

Они, наконец-то, дошли до места отъезда и остановились. Кругом суетились люди. Этот хаос заражал энергией.