– Успокойся, ты так убьешь его, – сердце Тиграна бешено колотится, он тяжело дышит. Смотрю на него: в серых глазах – пламя, они как раскалённое железо. Провела рукой по щеке. Мой тигр заступился за меня.

– Зачем ты меня остановила? Защищаешь? Его? После того, что он сделал с тобой?

Дурак! Я в первую очередь за него испугалась, что его посадят.

– Придурок! – отталкиваю его. – А знаешь, делай что хочешь! Ты мне никто, и я тебе тоже!

Похромала до станции метро, по дороге подняла рюкзак с вещами. У него оторвана лямка. Одни убытки от этих мужчин.

Позади меня сигналит черная иномарка. Поравнявшись со мной, опускается стекло, там за рулём Тигран.

– Садись, – говорит он командным голосом.

– Нет, – покачала головой и сразу пожалела об этом. Голова чугунная, жутко болит, меня клонит в сон, останавливаюсь, тру виски, пытаясь вернуть себе ясность.

Из машины выходит Тигран.

– Проваливай. От тебя одни проблемы, – с трудом говорю ему, язык не двигается, словно я пьяная, перед глазами тёмные пятна.

– Чёрт! – слышу его голос, как в вакууме, перед глазами чернота, ноги не слушаются. И я падаю в чьи-то крепкие руки.

– Детка, что с тобой? – у Тиграна встревоженный голос, смотрю в красивое по-мужски лицо.

– Я не знаю. Голова, – как в замедленной съёмке, меня не слушается моё тело.

– Лера, у тебя сотрясение. Нужно срочно в больницу, – взлетаю куда-то то вверх, руки болтаются, как плети. В этих крепких мужских объятиях так хорошо, что сон вмиг меня сморил.

Он такой чудесный: в нём голос Тиграна говорит, что я нравлюсь, хочет, чтобы я осталась с ним, что после нашей встречи думает только обо мне. Такой нежный и заботливый. Приснится же такое!

Из него меня резко вырывает ужасный запах нашатыря. Смотрю на женщину в белом халате.

– Валерия, вы пришли в себя? Сейчас мы отвезем вас на ЭЭГ, потом поставим капельницу.

Оглядываюсь, я в больнице, но она какая-то странная. Шторки на окнах, мягкая кровать, евроремонт и огромный плазменный телевизор на стене.

Где привычные мне панцирная койка, на которой спишь с чудесными ощущениями, что тебя бьют ногами?

Шторы? Редкость в больницах. А где болотного цвета стены?

А главное: соседи. Я одна в палате. Может, в Питере Минздрав так заботится о горожанах, и бесплатное лечение стало на таком высоком уровне? Нет, это Россия, детка.

Вот же привязалось! Точно! Где Тигран? Он же меня сюда привёз? Или меня Димка так отделал, что глюки начались?

Машина, ласковый голос, всё сон?

На обследовании на мою голову надевают шапочку с проводками, чувствую себя инопланетянином. Потом как принцессу везут на кресле, не слушая мое ворчание, что я сама могу дойти, что я на голову больная, а не на ноги.

– Мы должны о вас заботиться, это наша работа, – говорит вежливая медсестра.

– Кому должны? А почему вы полис мой не просите?

– Лечение оплачено.

– Кем? – может, Димка раскаялся?

– Громовым.

– Кто это?

– Мужчина, приятный такой. Он привёз вас в больницу.

Может, на улице кто помог?

В палате мне ставят капельницу, смотрю, как медленно стекает вниз капелька. В голове одни вопросы. Как Димка мог так поступить? Я его считала лучшим человеком в своей жизни.

Да, я не святая, никогда ею не была, но такой жестокости не ожидала от него. И всё из-за чего? Что перекрыла доступ к телу, а сама вешаюсь на другого?

Может, я это правда заслужила?

Пришёл полицейский, тучный дядечка лет под сорок.

– Донская? Валерия? – кивнула. – Мне нужно взять у вас показания.

– Зачем?

– Вас избили, мы должны принять меры.

– А если я не хочу, чтобы вы их принимали?

– Тогда пишите отказ.

Не хочу, чтобы Димка пострадал, у его мамы сердце слабое, она не переживёт.

И я сама себя убедила, что спровоцировала эту ситуацию.

Общаться с ним больше не буду. Но эти допросы, суды мне не нужны.

Полицейский ушёл довольный, одним делом меньше.

А мои мысли вернулись к Тиграну. Не складывалась у меня картинка. То он такой властный, ему на меня глубоко наплевать, то заступается.

Я ждала его целый день, и когда совсем потеряла надежду, он сам пришёл. Такой холодный, неприступный, смотрел на меня безразличным взглядом.

– Тебе лучше? – буднично, спросил он.

Кивнула. Он сел на краешек кровати.

– Я тебе гостинцы принёс, – ставит пакет на тумбочку.

– Твоя фамилия Громов? – вот так вот, с места в карьер. Я должна знать.

– Да.

– Значит, это ты оплатил лечение. Зачем? Когда я тебя об этом не просила! – супер, теперь я ему обязана.

– Спасибо будет достаточно, – снисходительно улыбнулся этот красавчик.

– Спасибо. Я всё верну, как только устроюсь на работу.

– Лера, перестань. Для меня эти деньги ничего не значат.

– Мы это не обсуждаем, я просто ставлю тебя в известность, – не хочу и не буду ни от кого зависеть.

– Как там Димка?

– Тебя интересует этот подлец? – рычит как страшный зверь, мне становится страшно, когда он такой.

– Он мой парень.

– Бывший!

– Да, но я всё равно переживают, ты так его бил…

– А он тебя? Жалею только о том, что ты меня остановила.

– Спасибо тебе за то, что заступаешься. Я так растерялась, не ожидала такого от Димки. Но согласись, ты переборщил, – его перекосило.

– Не понимаю женщин, их бьют, а они всё равно жалеют обидчика. Что у тебя в голове, Лера?

– Всё в порядке у меня с головой! Я тебе всего-то ничего знаю. Хотя вообще не знаю. Может ты маньяк какой-нибудь, и мучаешь женщин в подвалах. А с Димой мы столько лет вместе, я не могу перечеркнуть всё то, что он хорошего сделал для меня. Да, он обидел меня, но я сама виновата, не могла тебя оттолкнуть.

– Ну, и оставайся с ним! Поднявший на женщину руку один раз, сделает это снова. Совет вам да любовь, – развернулся, громко хлопнув дверью.

Что это было? Ревность? Но с чего вдруг? Два поцелуя и всё! Я не буду я с Димкой, но Тигран прав. Просто я человек такой, не могу долго держать обиду.

Хлопнул дверью, психанул. Тиран! Зачем приходил?

Во мне проснулась какая-то незнакомая, романтичная особа, хотела, чтобы он позаботился обо мне, а то принёс гостинцы и всё, стоял такой холодный, неприступный.

Через два дня вернулась домой, подошла к своей комнате и офигела: дверной замок был содран с корнем, в деревянной двери зияла дырка от него.

Открываю дверь, продолжаю офигевать: в моей кровати, на моем любимом дорогом белье, на которое я долгое время откладывала, лежит огромная бабища, килограммов под сто пятьдесят. На ней почивает голый сосед, Толик. По всей моей комнате, любовно вылизанной накануне, валялись бутылки.

– Что за хрень здесь происходит?! – заорала я, сверля влюблённую парочку убийственным взглядом. Толя поднял пропитую морду, поморщился.

– Что ты так орёшь! Голова раскалывается! – схватился за свою бедовую.

– А ну пошли вон из моей комнаты!

– Вернулась на мою голову, иди туда, где шаталась!

– Сам вали! А то посажу тебя за проникновение на частную собственность!

– Что ты сказала, лимита?! – он шёл в мою сторону, сморщенная сосиска между его ног покачивалась в разные стороны.

Этот кошмар теперь будет преследовать меня оставшуюся жизнь.

– Да я тебя сейчас… – из его рта текла слюна. Не долго, достала электрошокер, купленный мной утром и разрядила его в соседа. Толик дернулся, упал на пол.

Питер хоть и не бандитский, но упырей еще много осталось, вот один пригрелся на моей койке. Пнула его кроссовкой.

– Эй, ты живой? – стало не по себе, он лежал не двигался. Нет, в тюрьму из-за этого урода совсем не хотелось.

Толик перевернулся на другой бок. Чёрт! Он не сдох, просто уснул.

– Эй, – попинала его легонечко, для порядка, – вставай!

– Уйди, старуха, я в печали, – пробубнил сосед, почесывая голый зад.

Я тебе покажу старуху.

– Выпить хочешь? – волшебная фраза, как живительная вода, вмиг разбудила мертвое тело.

– Наливай, – заплетающимся языком проговорил он.

– Сейчас налью, – подошла к тумбочке, на которой стояла ваза с Димкиными цветами с клумбы, вытащила завядший букет и полила это подобие человека.

– А-а-а! – закричал он. – Ты что творишь, дура!

– Я тебе… – зарычал, встал с пола. В моей руке затрещал электрошокер.

– Ну. Что медлишь? Учти, вода хорошо проводит ток, – беспокойно смотрел на мою руку.

– Да пошла ты! – развернулся и ушёл.

– Дамочку свою забери! – крикнула вдогонку.

– Себе оставь.

– На кой она мне? – фух, вернулась домой, называется.

– Эй, мадам? – тормошу её, она захрапела, обдав меня перегаром.

– Я и тебя полить могу.

– Да встаю я, встаю, – диван под ней прогнулся, жалобно застонав. Бедненький мой диванчик, я полгода за него кредит выплачивала.

Топая, как динозавр Рекс, она направилась к двери. Под складками её тела, увидела свои красные стринги. Как они на неё налезли, загадка.

Осмотрела свою некогда уютную комнатку, напоминающую сейчас Русь после набегов печенегов.

Сгребла с дивана постельное, больше на нём спать не буду, слишком брезгливая, тут никакая стирка не поможет. Безжалостно засунула его в мусорные пакеты, собрала бутылки, валяющиеся по квартире.

Вытерла слёзы, обидно так стало, всю душу вложила в свою комнату, кредит этот непомерный плачу, а они нагадили в душу.

И поговорить не с кем. Маме звонить нельзя, она будет уговаривать, чтобы я вернулась назад. Димки для меня больше не существует. От одиночества выть хочется. Ещё и за кредит платить…

Твою!! У меня же деньги были припрятаны для платежа. Достала из шкафа зимнюю обувь, там под стелькой пусто.

Могла бы догадаться. Откуда у Толика деньги на пиво? Он кроме вонючего спирта ничего не пил.

– Ах, ты же сволочь! – кинула на пол сапог, побежала в комнату этого урода, распахнула дверь с ноги.

– Где мои деньги? Говнюк! Он только рассмеялся.

– А денежки то тю-тю! – лыбился он.

– Ты понимаешь, что я посажу тебя, и Ольга тебе не поможет. Кстати, где она? – она бы точно заступилась за мою квартирку.

– В больнице с сердечным приступом лежит.

– Что?! Ах ты, гад! Довел маму.

– Не фиг было лезть! Подумаешь, хату твою вскрыл, делов-то.

– В какую больницу увезли?

– Вон врач адрес на тумбочке оставил.

Дальше не слушала, схватила сумку, ключи, побежала по адресу.

Хоть бы с ней было всё хорошо. Вспомнила, как она радушно принимала меня, как подкармливала, всё то время, что я жила здесь.

Денег нет, голова до сих пор кружится после сотрясения. Что теперь делать, ума не приложу. Вот говорили же умные люди: храните деньги в сберегательной кассе. Так нет же!

***

В палате Ольга, в халатике в цветочек, из-под которого выглядывает белая ночная сорочка. Вместе с ней лежат ещё четыре человека.

– Ну, как вы? – ставлю пакет с фруктами на тумбочку, сажусь на панцирную койку.

– Здравствуй, Лерочка. Нормально. Ты дома была уже?

– Да, – осторожно отвечаю, не хочу её волновать.

– Прости меня, Толя как с цепи сорвалась. Я пыталась его остановить. Не переживай, я с пенсии всё возмещу.

– Он взрослый, (мудак) мужик, пусть он и платит. Почему вы должны тратить грошовую пенсию на его выкрутасы?

– Где ему взять? Он уже пять лет не пытается найти работу, устроиться, – дальше в моей голове трёхэтажный мат в его честь.

– Пусть суд заставляет.

– Нет, что ты! Ему нельзя в тюрьму, он не выдержит, – опять сплошной мат. Что же она его так балует?

– Мальчик вырос, Ольга, надо дать ему шанс справиться со своими косяками, – хотелось как-то мягко донести, что нельзя до такой степени оберегать детей.

– Может ты и права, – неожиданно согласилась она.

– Девушка, – сказала медсестра, – извините, у нас тихий час.

– Хорошо. До свидания, – пожимаю Оле руку. – Выздоравливайте.

Подхожу к дому, возле подъезда меня ждёт Димка с цветами с клумбы.

Проплыла мимо него, даже не взглянув.

– Лера, подожди, – дернул меня за руку.

– Чего тебе?

– Хотел извиниться. В меня словно бес вселился.

– Я заметила. К экзорцисту сходил?

– Перестань. Ты сама меня довела, – повысил голос.

– Дим, забудь меня. Для меня в тот момент ты умер.

– Ты с ним?!

– Нет. Я сама по себе. Просто я думала, что ты на такое не способен, я совсем тебя не знала.

– Лера, – он прижал меня к себе, – я так тебя люблю.

– Вранье. Я маму тоже люблю, но никогда не смогла бы поднять руку на любимого человека, – срываю его руки с талии.

Раньше меня всегда что-то останавливало, чтобы по-настоящему сблизиться с ним, как оказалось, это было верное решение

Есть вопросы поинтересней. Что теперь делать?

Надеваю голубой сарафан, любимые белые кроссовки, напульсники. В уши наушники, любимая музыка Виктора Цоя. Вперёд в клуб!

В клубе Илья репетирует танцы, девочки пытаются крутиться на шесте.

Ни за что не стала бы так танцевать для людей. Я ходила, но лишь для того, чтобы поддержать форму, и интересно было.

– Нет! Не так, девочки! Что ты пилона боишься? Он не кусается.

– Привет, Илья, – сажусь рядом.

– Привет Лера. Нет, это кошмар! – рассмеялась, когда стриптизерша свалилась с пилона, как бегемот плюхнулась на попу. Кстати, эта та самая, что смеялась надо мной. Теперь моя очередь.

– Что ты смеёшься? Ты ничего не понимаешь в искусстве! Это тебе не рот под фонограмму открывать.

– Я тебя умоляю! – закатила глаза. – У нас девчонки за месяц этому учились.

– Может, покажешь? – ехидничает она.

– Я певица, а не танцовщица.

– Я и говорю, это не всем дано, тем более таким убогим.

Стерва! Вызов мне бросает? На слабо берёт? Никогда не боялась ответить.

– Ok. Дайте костюм, покажу вам мастер-класс.

– Ты умеешь? – удивленно спрашивает Илья.

– Что тут уметь? Вот рот открывать это талант.

– Ню, ню, – улыбается змеюка. – С удовольствием посмотрю, как ты опозоришься.

Вот из принципа докажу ей! Пусть это по-детски, но я такая.

Переодевшись, кричу из-за кулис:

– Музыку! – ну конечно! Что они могли поставить? Рок! Главное: не долбануться с этих высоченных шпилек.

Но я нашла выход, поползла, прогибаясь в спине, волна, голову назад, шпагат, потом просто крутилась на пилоне, когда доползла до самого верха, разжала ноги и под громкое: «Ах!» упала почти до пола. Потом крутилась вниз головой, не забывая изгибаться, как змея.

Когда закончилась музыка, в зале было тихо, потом раздались громкие аплодисменты.

– Ну, как-то так, – улыбаюсь.

– Ты должна выступать! – сказал Илья. Моя завистница удостоила его презрительным взглядом.

– Ну, уж нет! Я певица, а это так, хобби. Так что, контракт мой готов?

– Да. Переодевайся и поднимайся в мой офис.

– Хорошо, – виляя попой, а по-другому никак на таких-то каблуках, пошла переодеваться.

Пока на меня смотрели, нормально шла, но за кулисами, на этих цырлах, раз десять ногу подвернула. Один раз так неудачно, что полетела, хорошо, что меня поймали на лету. Поднимаю глаза, а там… Чёрт! Точнее дьявол!

Тигран…

Он отодвигает меня от себя, осматривает блестящие сиреневые леггинсы, голый живот, а от груди в лифчике с пушапом, его глаза совсем не хотят отрываться.

Меня всю колотит, когда он по-звериному облизывается.

– Тигран, – позвала его, он с неохотой перевел взгляд на моё лицо.

– Почему ты в таком виде?! – уже рычал он.

Ой, ладно! Можно подумать ему не понравилось.

– Поспорили с девчонками, что я не умею. Так, стоп, а ты что здесь делаешь?

– К другу приходил, – он отпустил меня, скрестив руки на груди.

А как же страстный поцелуй, жаркие объятия. Я скучаю по нему.

– И как твой «Димочка» поживает? – спросил он.

– Хорошо, цветочки мне таскает.

– Что значит, цветочки?! Ты опять с ним?

– Тебя это не должно касаться. Ты мне никто! Всё, пока, – улыбка стервы и пошла, виляя попой, чувствовала, каким долгим взглядом он меня провожает, прожигает, злится.

У самой гримерки поймал меня, впился губами. Я пожирала его, словно он мой лучший десерт.

Он поднял меня, придавил к двери, я обвила его ногами. Он упирается мне в промежность нехилым таким бугром.

Ой, мамочки! Так просто все не закончится…