3

– Меня уволили.

– Что? – выпучила я глаза. – Как?

– Вот так. Сказали, что я могу собирать свои вещи и освободить рабочее место. Очевидно, что сегодня основная зачистка произошла в нашем отделе. Этот Грозный уволил шесть человек.

– Шесть? – не верила я своим ушам.

Наташа не скрывала эмоций и тихонько рыдала на плече у Артема. Валера сидел за своим столом с побледневшим от шока лицом, а Настя, с грохотом захлопнув за собой дверь дамской комнаты, громко закричала, не в силах сдержать в себе негатив.

– Мне заплатят небольшую компенсацию, – сообщила Юля поникшим голосом. – Надеюсь, что я смогу найти другую работу в самые ближайшие дни, но… Боже, что же мне делать?

– А ты говорила, что у тебя ребенок? Что ты воспитываешь его одна? Что у тебя нет никакой финансовой поддержки со стороны?

Юля кивнула.

– Этот Абрам не стал меня слушать. Перебил и сказал, что мне выплатят компенсацию только потому, что эта новость стала для меня неожиданностью.

– А он хоть как-то объяснил причину увольнения?

– Сказал, что это вынужденная мера. И заценил кроссовки.

– Что сделал? – насторожилась я.

– Сказал, что у меня симпатичные кроссовки. Что же мне теперь делать? Я ведь всю себя этой работе отдавала. Я каждое утро приходила сюда с желанием добиться успехов! Я хотела быть такой же, как Кристина Валерьевна, а теперь… Максимум, что мне светит, какое-нибудь крошечное рекламное агентство, расположенное в подвале старой пятиэтажки. Николь, – едва сдерживая слезы, спросила она, – а ты ничего ему не говорила обо мне? Пока вы были в лифте?

По моей спине пробежал холодок. Юля глядела на меня такими жалостливыми и растерянными глазами, что я так и не смогла найти в себе силы сказать ей правду. Впрочем, я даже не понимала, какую именно, но точно осознавала, что мои необдуманные слова о заднице босса стали тому причиной. Хотя это было и нелепо учитывая, что этим боссом был взрослый и серьезный мужик.

– Нет, – ответила я, чувствуя я на себе неподъемную тяжесть вины. – Да мы и не говорили особо. Лифт застрял и… Что-то у меня голова разболелась. А эта дурацкая блузка! Она ведь совершенно не пропускает воздух!

– Ужасный день, – вздохнула Юля, разочарованно оглядев офис. Настроения не было даже у тех, кто по непонятным причинам сумел сохранить работу. – У меня нет слов. Я могу попросить тебя об одолжении?

– Что угодно.

– Ты не могла бы собрать мои вещи и завтра отправить их ко мне домой курьером? Здесь их не много. Только мои любимые цветные ручки, стикеры-цветочки, календарь… Я заберу только фотографию сына. На большее у меня нет сил и желания.

Юля взяла стеклянную рамку с фотографией, на которой причудливый, с двумя торчащими зубами, улыбался счастливый голубоглазый мальчишка. Она целовала эту фотографию несколько раз на дню и всякий раз приговаривала, что безумно соскучилась по сынишке. У меня заболела душа.

– Конечно. Можешь не волноваться, я всё сделаю.

– Спасибо тебе, Николь. – Юля надела пальто с меховым воротником и, наверное, впервые не пригладила его. – Я пойду. Созвонимся как-нибудь, хорошо?

– Обязательно!

Я даже не нашла в себе сил подняться, чтобы обнять её. От чувства вины у меня зашевелились волосы на голове, а фантазии в голове разыгрывались с нешуточной скоростью. Перед глазами улыбался голубоглазый мальчишка, который секундами позже безмолвно плакал на дождливой улице, сидя на огромных клетчатых сумках, потому что несколькими минутами позже их с мамой выставил на улицу банк, которому они задолжали по ипотеке. Я видела отчаявшуюся в себе Юлю, вокруг которой стояли пустые бутылки с водкой, а её сынишка прятался в шкафу, потому пьяная мама – буйная мама. Я понимала, что эти фантазии не имели ничего общего с реальностью, ведь Юля была ответственной и готовой на всё ради благополучия своего ребенка молодой мамочкой. Она точно найдет новую работу и всё у нее будет ещё лучше, чем когда-либо, просто… Я ведь не смогу спокойно спать и продолжать здесь работать, зная, что она потеряла работу из-за меня. Потому что нельзя говорить боссу, что он чешет задницу.

* * *

Радовало, что хотя бы секретарша осталась прежней. Диана выглянула из-под стопок разноцветных папок с документами, которыми был обложен весь её стол. А стол этот был довольно-таки внушительных размеров для нее одной.

– Наш новый босс у себя? – спросила я, кивнув на закрытую темную дверь.

– У себя. Что ты хотела?

– Мне нужно поговорить с ним.

– Тогда садись в очередь, – кивнула она на диванчики. Все места были заняты сотрудниками компании, на лицах которых так и застыло пугающее негодование. – Очевидно, что сегодня у него приемный день.

– Это все те, кого он собрался увольнять? – тихо спросила я.

– Слушай, у меня, как ты видишь, очень много работы, – сквозь зубы шепнула Диана. – И мне нужно выполнить её до конца рабочего дня. «Кровь из носа» – так он мне сказал. А учитывая, что увольнения не заканчиваются, я бы очень хотела успеть всё сделать, потому что терять работу в моем случае – не вариант. Садись и жди.

Прямо-таки агрессор какой-то, а не начальник! Но делать было нечего и я осталась ждать в приемной. В любой другой день я бы не позволила себе просто сидеть в очереди полтора часа. Но сегодня он был необычным по всем фронтам, и я точно знала, что не смогу сделать ничего толкового в таком подавленном состоянии. Я понятия не имела, чем именно занималась Диана. Всё то время, что я просидела в приемной, она открывала одну папку за другой, вносила какие-то данные в компьютер и складывала их на открытых деревянных полках, которые поднимались к самому потолку и продолжались в виде длинных балок, на которых горели небольшие круглые светильники. Она вздыхала слишком много раз, не поднимала головы и отвечала на телефонные звонки без особой и привычной для своей должности доброжелательности. Две женщины тихонько обсуждали нового босса. И никому их едва слышимый разговор не казался неуместным, потому что всех сгрызало любопытство: откуда взялся этот бульдозер, делающий такие существенные дыры в некогда большом коллективе?

Этому Абраму Грозному было сорок два года. Он много лет занимался реабилитацией крупных и увядающих организаций, которые самостоятельно не могли выбраться из охватившего их кризиса. О его личной жизни женщины ничего не сказали, зато, несмотря на охватившие нашу компанию волнения, они-таки нашли его привлекательным. Мол за маской решительного и сурового управленца скрывался добросердечный и чуткий мужчина. Разве он виноват, что его должность требовала особой твердости характера? Но вот стоило первой покинуть его кабинет, как её бархатное личико исказила гримаса возмущения. А вторая вообще не сдержала в себе ругательство и назвала его «уродом». Разумеется, сам виновник этих комплиментов не услышал.

Мужчина, за которым была я, вышел из кабинета агрессора с опущенной головой и взглядом, полным разочарования и болезненной печали. Во рту у меня пересохло. Прежде, я никогда не чувствовала себя настолько неуверенной, как сейчас. И я даже разозлиться не могла на себя за это предательское чувство, которому никак не могла противостоять. Расправив складки на юбке влажными ладонями, я предварительно постучала в дверь.

Когда я вошла в кабинет, в котором не осталось ничего от прежнего хозяина, в нос ударил древесно-цитрусовый аромат, воплощающий в себе свободу, мужественность и чистую сексуальность. Я почувствовала его ещё в лифте, но как это обычно со мной случалось, всё свое внимание я направляла на беспокоящие меня вещи. А может это происходило само по себе. Но, как бы то ни было, в кабине лифта я не могла с такой доскональностью прочувствовать этот особый и завлекающий запах, поскольку в тот момент меня обуяли тревоги. Впрочем, они сковывали меня и сейчас, но обновленный дизайн некогда светлого и по-домашнему уютного кабинета, поражал размахом строгой и ледяной роскоши.

С новой обстановкой мой обалдевший взгляд знакомился очень медленно. Я и сама понимала, насколько мое поведение казалось нелепым, но не могла сказать себе «стоп» и напомнить, почему именно я сюда пришла. Светлые стены перекрывали встроенные темные шкафы. За открытыми полками, на которых стояли книги, светилась стена из теплого с рыжими прожилками дерева. Эти вставки разбавляли мрачную изысканность интерьера, будто напоминали, что суровый хозяин сих убранств ещё умел улыбаться. Во главе темной стены стоял глянцевый стол, полностью копирующий рисунок светящихся панелей. С невероятной идеальностью он сочетался с плотными и тяжелыми занавесками цвета благородного пепла, который подсвечивался и сверкал от нескольких светильников в таком многоярусном и по-настоящему завораживающем потолке… Разве можно было сказать такое о потолке? Просто о потолке! Но у меня в тот момент даже дыхание перехватило. За годы своей жизни я повидала много роскошных и впечатляющих интерьеров, где одна дверная ручка могла стоить целое состояние, но этот кабинет… Сказать было нечего. Дизайнер постарался на славу.

Я вернулась на землю, когда из открытых раздвижных дверей, ведущих на личную террасу, в кабинет вошел его теперешний хозяин. Изумленная увиденным, я даже не обратила внимания, что внутри было холодно, потому что с открытой террасы дул ледяной декабрьский ветер.

Абрам задвинул стеклянные двери, которые издавали плавный и тихий шорох. Неприятно было осознавать, но в этом холоде и роскоши тьмы я чувствовала себя беспомощнее комара, который хотя бы мог укусить для какой-никакой а демонстрации уверенности в себе. Но с каждой секундой моего молчания, становилась всё более очевидной ошибка, заставившая меня прийти сюда. Кто я такая, чтобы суметь повлиять на решение, которое принял этот властный и бескомпромиссный мужчина? Оценивающий и выжидающий взгляд которого напоминал мне отца…

Возможно, что именно последняя мысль меня и отрезвила. По крайней мере, влепила болезненную оплеуху, после которой я и расправила плечи.

– Мне нужно кое-что с вами обсудить, – сказала я, сложив руки в замок. – Это не займет много времени.

– Ты слышала, что я говорил внизу? – спросил он без единого грамма доброжелательности. Ну, той, что была хотя бы в лифте. – Никакого выканья.

Я почувствовала себя ребенком, которого отчитала воспитательница.

– Без проблем. – Мои брови подпрыгнули. – Мне нужно обсудить с тобой кое-что очень важное. Для меня.

– Вперед, – кивнул он на велюровый стул цвета глубокой морской бирюзы.

– Как я уже сказала, это не займет много времени. Я только хочу знать, увольнение Све́товой Юлии как-то связано с тем, что я не распознала в тебе нового босса и сказала, что он увольняет людей без особой на той причины?

– Нет, ты сказала, что перед ним лежит большой список с именами и он медленно ведет по ним пальцем сверху вниз. А когда ему хочется почесать задницу, он останавливается. И человек с фамилией, на которой замирает его палец, вылетает с работы. Я похож на мальчишку, который обижается на чепуху? – спросил он, задержав на мне холодный взгляд. Спрятав руки в передних карманах джинсов, он сел за свой стол в кресло, которое определенно было выполнено на заказ. Откинувшись на мягкую спинку, Абрам снова посмотрел на меня.

– Я не стану отвечать на этот вопрос, потому что он нелепый.

– Он риторический. Ответ на него знает даже букашка.

Я опешила. Порядочный незнакомец в лифте испарился в один миг.

– Ты мне ответишь на вопрос?

– А я должен обсуждать с тобой решение, которое принял?

– Если на него никак не повлияли мои необдуманные слова, то я хочу знать причину, по которой моя подруга лишилась работы.

– Подруга или коллега? – спросил он, не сводя с меня глаз цвета мокрого асфальта в тумане раннего утра.

– Ты не озвучил ей причину увольнения.

– Это неправда, – без единой эмоции сказал Абрам. – Человека нельзя уволить без веской причины. И так же нельзя от него её утаить.

– Почему ты уволил её? – Я с трудом сохраняла в себе последние остатки уверенности. Мне казалось, что Абрам говорил только то, что не подлежало никакому обсуждению, а если я и решалась продолжать, то открывала перед ним только самую глупую и безмозглую часть своей натуры. Но я прождала его под дверью почти два часа и мне нужны были ответы на простые вопросы. – Юля была нашим аналитиком, но она зарекомендовала себя, как разносторонний специалист. Она курировала проекты, держала под контролем дизайнеров, которые постоянно срывали сроки изготовления макетов. Ты совершаешь ошибку, увольняя по-настоящему хороших специалистов, которые обожают свою работу.

– Ты ведь пришла сюда, потому что тебя терзает чувство вины. Ты думала, что я уволил твою подругу, потому что у меня раздутое эго нарцисса, которое ты задела словом «задница». Не пойму логику. Ведь в таком случае я бы уволил тебя, а не человека, которого в глаза не видел. Я же говорил, что нет смысла переживать о том, что от тебя не зависит. Я не увольняю людей без веской причины. Тема закрыта. Можешь идти.

Собираясь с мыслями там в коридоре, я запланировала речь, в которой обязательно хотела упомянуть о наличии у Юли четырехлетнего ребенка, о её финансовых обязательствах перед банком, и вообще дать понять, что поступать так с человеком, проработавшим в компании не один год, просто бесчеловечно! Но тяжелый взгляд Абрама не позволял мне шевельнуть даже кончиком языка. Он взглянул на свои часы и терпеливо вздохнул, очевидно намекая мне поскорее убраться.

– Незнакомцем ты был намного приятнее, – сказала я полушепотом и покинула мрачный кабинет в состоянии слишком паршивом, чтобы оставшиеся четыре часа посвятить всю себя плодотворной работе.