Мила недовольно поджимает губы и разворачивается к деду. Достает из заднего кармана сторублевую купюру и вручает ему.

– А я говорил тебе, Милочка, что так и будет, – с издевкой говорит ей дед и забирает деньги. – Максим всегда задает слишком много вопросов.

Меня накрывает громкий смех, когда Мила снова поворачивается ко мне и пускает огненные стрелы из глаз.

– Чего ржешь? Не мог по-другому ответить? Сложно что ли сказать, да, любимая сестренка, отвезу тебя к подружке и делайте что хотите!

– Стыдоба-то какая! Дед у внучки деньги забирает! – подначивает бабушка, неодобрительно покачав головой.

– Не преувеличивай. Спор есть спор, – киваю я, подмигнув деду. – Проигравший платит.

– Ты-то у нас эксперт по части споров и всяких игр, да? – ехидничает Мила. – Так отвезешь меня? – Выжидающе гляжу на нее. Если честно, иной раз быть в роли строгого-старшего-брата уж очень занимательно. – Господи, да! Родители Даши будут дома! И мы уже заказали пиццу в «Американ Хот»! Может, адрес пиццерии назвать тебе и время доставки?

– Да отвезет он тебя, куда денется! – подключается бабушка. – Но Максим, наверное, рассчитывал, что ты сегодня у него останешься, как и всегда.

– Да уж конечно, – бубнит Мила, стрельнув в меня насмешливым взглядом, – у него сегодня закрытое мероприятие в клубе. И он просто обязан там быть.

– Снова у кого-то праздник? – улыбается мне бабушка.

Перевожу глаза на сестру, что демонстративно медленно складывает руки на груди и глядит на меня с победной улыбкой, мол, давай, выкручивайся.

– Да. Ничего особенного. – И прежде, чем Мила снова попытается что-то ляпнуть, я вплотную подхожу к ней и с улыбкой добавляю: – Собирай вещи. Через пятнадцать минут выезжаем.

– Теперь ты меня жди, братец, я есть хочу, – говорит она, подтолкнув меня плечом. Достает из холодильника упаковку йогурта, молочный батончик и вытягивает из подставки чайную ложку.

Мы втроем переглядываемся и, не скрывая улыбки, наблюдаем за её обжорством. Должно быть, действительно проголодалась, пока ждала меня.

– Что? – спрашивает Мила, оглядев нас.

Дед пожимает плечами, бабушка криво улыбается, а я свожу глаза в кучу и за всех отвечаю:

– Не лопнешь? Уже джинсы по швам расходятся.

– Сейчас у тебя что-нибудь разойдется! – рявкает она. – В столовой кормят отвратительно! Я ненавижу морковку, капусту и печень. Уже неделю ничего кроме этого не дают.

– Мм, печень, – забавляюсь я, нарочно облизав губы. Вообще-то, я тоже её ненавижу, но ради мелкого издевательства стоит притвориться. – Надо будет приготовить её завтра и накормить тебя.

– Козел.

– Мила! – восклицает бабушка. – Сколько раз можно говорить?

– Я его полтора часа ждала! Уже вахтерша смену закончила, а я все сидела в пустом коридоре и с пустым желудком. Даже булочек в столовой не было!

– Ну, все-все, я понял, что плохой. – Подхожу к ней и заключаю в объятия. Когда чувствую, что её напряжение постепенно уходит, сжимаю крепче и начинаю чесать темную макушку костяшками пальцев. Мила дергается, вырывается и верещит, как поросенок.

– Детский сад! – говорит бабушка, поставив руки в боки. – Максим!

– Козел! Отпусти меня! Пож-ж-жа-а-а-алуйста! Хва-а-атит!

Люблю слушать её смех. Когда Мила была совсем маленькой, я подходил к качающемуся креслу, где она сидела как мышка, и называл пирожком. Щипал за пухлые щечки и изображал всякие рожицы, а она закатывалась в таком смехе, что потом начинала икать. Я чувствовал себя самым крутым старшим братом. А сейчас, почему-то, редко когда могу назвать себя таким.

– Балда ты, Макс, – говорит она мне, опустив глаза на испачканный йогуртом пол. – Будешь продолжать в том же духе, не сделаю себе татушку на шее.

– Мы ведь договорились! – с фальшивым беспокойством восклицаю я.

– Ну, не знаю. Иной раз ты такой противный. Боюсь, что к тому моменту, когда мне исполнится восемнадцать, а это, смею напомнить, будет через четыре месяца, ты так надоешь мне, что я точно откажусь от этой глупой затеи.

Ага, как же!

– Эй! – Поворачиваюсь к ней левым боком и указываю на свою тату на шее. – Это – ты для меня. Ты – мой пульс. И я должен у тебя быть. Мы ведь обещали друг другу.

Мила закатывает глаза и делает вид, что раздумывает.

– Вижу для тебя это очень важно, да? – серьезным тоном спрашивает она. Вот же актриса!

– Еще как, – подыгрываю я.

– Ладно. Может, тогда не будем ждать моего совершеннолетия? Поедем на неделе и нарисуем мне твой пульс, м? А то серьезно, ну достал уже своими приколами и вечными придирками. Могу и передумать.

Глубоко вздыхаю и опускаю глаза. Изображаю задумчивость.

– Мм, так ты согласен?

Слабо киваю, словно взвешиваю все «за» и «против»:

– Набить тебе татушку до совершеннолетия?

– Угу. – Вижу, как засветились её глаза. Слишком плохо Мила скрывает свои коварные мыслишки. – Ты ведь взрослый, с твоего согласия мне нарисуют что угодно.

– Тогда ты будешь самой крутой в классе, – говорю я с деланной серьезностью. – Считай: тебе семнадцать, ты в одиннадцатом классе и у тебя татуха на шее. Все станут завидовать.

– Ой, при чем здесь это! Все ведь для тебя. То есть, это значимо для нас.

– Мм…

– Ну, так сделаем?

Улыбаюсь ей и притягиваю к себе. Целую макушку и шепотом говорю:

– Ни. За. Что. Только после совершеннолетия.

Она тут же отталкивает меня и протяжно рычит. А дед громко хлопает в ладоши и поднимает над головой кулаки:

– Есть! Давай, Мила, как вы там говорите… Гони еще одну сотку!

* * *

Мне все не дает покоя её бегающий взгляд. Обычно трещит не умолкая, пока мы едем в город, а тут вдруг молчит, словно мышка. Украдкой поглядываю на нее: прижала к себе дорожную полупустую сумку, задумчиво смотрит в окно…

– Мила, в чем дело?

Поворачивает ко мне голову и часто хлопает ресницами.

– А в чем дело?

– Это я и пытаюсь выяснить. Ты что-то задумала?

– Пф! Что за глупости? – отмахивается она. Лицо заметно порозовело. – Просто думаю о всяком вот и все.

– О чем именно?

– О всяком.

– Ну, о чем конкретно?

Наконец-то, знакомое недовольство!

– Знаешь, иной раз я благодарю бога, что хотя бы мои мысли остаются вне твоих знаний! Иначе бы застрелилась!

– Не преувеличивай, – усмехаюсь я, переключив песню.

– Зачем?! Оставь! Это же Black Bacardi! Я её обожаю!

Возвращаю песню назад и Мила тут же начинает подпевать музыкальной группе.

– Можно вопрос? – вдруг спрашивает она.

– Валяй.

– А у меня когда-нибудь появится золотой билетик?

– Лучше продолжай петь.

– Макс! Тебе сложно ответить что ли?

Сворачиваю в узкий двор цветных многоэтажек, где живет одноклассница Милы. У третьего подъезда останавливаю автомобиль, убавляю звук динамиков и поворачиваюсь к сестре.

– Как долго еще мне выслушивать все это?

– Что – «все это»? – озадаченно спрашивает Мила.

– Не строй из себя дурочку, ладно? Мне осточертело выглядеть идиотом на глазах у бабушки, когда тебе вдруг приходит в голову сказать ей какую-нибудь хрень. Хватит уже говорить об этом, ясно? Не твоего ума дело, что творится в моей личной жизни!

– Поправочка: у тебя нет никакой личной жизни, – вставляет она, махнув указательным пальцем перед моим лицом.

– Повторяю, это не твоего ума дело, Мила, – строго говорю я. – Прекрати строить из себя глупую девчонку!

– А ты перестань вести себя, как идиот! – огрызается Мила. – И это – еще как мое дело! Я просто хочу понять, какой ты там! Что в этих чертовых субботах такого интересного?

– Попридержи язык. Мне двадцать девять лет и я вправе делать то, что посчитаю нужным. А ты ведешь себя, как ребенок, хотя пора бы уже повзрослеть!

– Знаешь, сложно как-то быть взрослой и самостоятельной, когда каждый твой шаг контролируется козлом, у которого не жизнь, а какое-то дерьмо! И у друзей твоих жизнь сущее дерьмо!

– Мила…

– Знаешь, как я объясняю все это? На тебя одного свалилось слишком много людей, о которых нужно заботиться. Ты не был готов к такому. И единственное отвлечение от столь изнурительной работы – субботний вечер раз в месяц, верно?

Несколько секунд Мила смотрит на меня, ожидая ответа, а я и слова не могу вымолвить. Как будто языка лишился за эти несколько секунд. Молча наблюдаю, как она небрежно надевает вязаную шапку и накручивает на руку ремешок дорожной сумки. Если не скажу ей что-нибудь в ответ, она решит, что абсолютно права, а мое молчание тому доказательство.

– Просто ответь мне сейчас, – говорит она тихо, опустив голову. – У меня когда-нибудь будет возможность получить золотой билет? Ты когда-нибудь сможешь показать мне свою другую жизнь?

О закрытых вечеринках Мила узнала случайно. Есть у нее способность появляться в ненужном месте и в не лучшее время. И, пожалуй, если она все-таки свяжет свою жизнь с журналистикой, то это ей пойдет только на пользу – будет хватать сенсацию за хвост.

– Мила, зачем тебе это? – спрашиваю я, коснувшись её руки. – Пожалуйста, выброси из головы этот мусор, ладно? Это обыкновенные вечеринки с выпивкой, разговорами, танцами…

– И девками, готовыми на что угодно, – усмехается она.

На губах появляется слабая улыбка, но вместе с тем несколько угрожающая. Что-то незнакомое промелькнуло в задумчивом взгляде сестры, заставив меня напрячься.

– Ладно, Макс, я пойду, – говорит она, продолжая задумчиво улыбаться. – Хорошего тебе вечера.