Глава 5

На следующее утро мы собирались на работу второпях. Планёрка была на десять.

– Хочешь, чтобы Курумканский относился сносно, не опаздывай, – ворчала я, распихивая Андрея в бока.

– Главное, чтобы ты надеть ничего не забыла, малая, – отшучивался он, зная, как я ненавижу опаздывать.

В ординаторской Курумканский щурился, только что руки не тёр.

– Семья превыше всего, Вера Доржовна? Семейные обязанности никто не отменял.

По помещению прокатились смешки, пока мы усаживались на пустующие места. Полина покраснела.

Я же попыталась сосредоточиться, неосознанно растирая кровоподтёк от нанесённых вчерашних ударов. Моя тонкая кожа хранила любые следы, даже от негрубого воздействия. Челюсть побаливала, но синяк благодаря мази пожелтел.

Умел Курумканский подколоть.

– Что ж, продолжим. Наш вчерашний клиент. Требуется пересадка. Что там по анализам?

– Пока не подойдёт очередь в листе ожидания, хроническая почечная недостаточность и гемодиализ.

– Что ж, реципиент у нас фигура большая, – произнёс он задумчиво. – И меня не захотел. Страшно подумать, все подписали бумаги о неразглашении?

Раздались смешки, но народ закивал.

– Оно и не мудрено. Я его тоже не хочу. Как говорится, мужская особь о мужскую, сколько ни трись, толку не будет. Кто сможет доказать обратное, приходите вечером после пяти на сеновал. Обсудим премию ЮНЕСКО.

Трудно представить Батыра Хазановича, ростом в два метра, с типичными чертами бурята, по совместительству являющегося шаманом в Ольхонском районе, занимающимся чем-то непристойным. Скорее будет борьба или игра на топшууре.

– Кто был на вчерашнем фестивале, не рассказывайте мне. Ни-че-го. Боюсь, бубен не выдержит. Игорь Петрович, что по девушке?

Патологоанатом скривился.

– Умерла.

– Да вы что? Ай-яй-яй. Хотелось бы узнать, от чьих страстных объятий девица скончалась? В жизни не доверю в руки такому своих дочерей!

Он выразительно посмотрел на Андрея, а затем ехидно улыбнулся Полине. Те не смотрели друг на друга демонстративно.

– Ничьих. Судмедэксперт написал в отчёте, при торможении пострадавшая напряглась, выкручивая руль, из-за чего перекрутила позвоночник. В момент удара получила травму. Она жила, пока кровь поступала из разорванных артерий. Кровоизлияние – вопрос времени. Её спутнику повезло больше.

– Вот что и требовалось доказать, везение – вещь относительная, – продолжил улыбаться Батыр Хазанович. – А между прочим, девушка завещание составила и донор нашего реципиента.

– Как донор?

Я не смогла сдержать вопрос от удивления. Обычно если реципиент не числится в листе ожидания на операцию, не планировал трансплантаций (тем более пересадки почек), чтобы сделать пересадку, нужно попасть в лист ожидания и пожить в Москве, пока найдут подходящего донора. Нужна федеральная квота. Ещё надо иметь определённый возраст, сопутствующие заболевания и недлительный диализный стаж. Ну, это у нас дом. А это же шейх!

– А что, Вера Доржевна, серьёзная ныне молодёжь? Да? Находит человека, которому подходит донорски по органам, пишет завещание, тусит с ним, а потом умирает в автокатастрофе. И дарит почки. Не прелесть? А? Если б я был султан…

– Да, кто же в таком возрасте пишет?

– Хороший вопрос, но нас не касается. Наша задача – решить, кто будет оперировать.

Он сощурился, каверзно оглядел собравшихся и хмыкнул.

– Раз-два-три-четыре-пять.

Пока он выдерживал театральную паузу, мне передали папку. Беглым взглядом осмотрела данные по пациенту.

– Как насчёт тебя?

Я аж поперхнулась.

Я!? Да, за что? С вытянувшимся лицом посмотрела на старого шамана.

– У меня недостаточно опыта, Батыр Хазанович. Нужно ещё лет пять практики. Пожалейте, – с волнением, уговаривающе, посмотрела на коллег.

Те старательно отводили взгляд, пряча сожаление, и только Полина смотрела с ненавистью. И я не поняла, а почему? Ей-то что за дело? Ведь если верить словам Андрея, у неё кто-то есть и между ними всё кончено.

– Так отказывайся. Чего ждёшь? Увольняйся.

«Батыр Хазанович! Он же старый. Организм не переживёт». Это мне хотелось прокричать. Но я только смотрела на хитрого бурята, не чувствуя на щеках влагу. Все же видели органы на снимках. Дипломатия, не дипломатия, нам-то что… Приказ из Москвы, и я крайняя.

– Но он же страдает от зависимостей, – произнесла ровно, словно читала закон.

Он подошёл ко мне, вытер большими пальцами навернувшиеся слёзы, убирая выбившиеся светлые волосы за уши.

– Тебе духи будут помогать. Не позорь отца, – внушил, как ребёнку.

Последний аргумент казался убойным, но не издевательским. Он же сам мне как отец. Учитель. А позориться дочке ламы не положено.

– Давно простирания делала?

Я отрицательно покачала головой. Последнее время – редко. Только на праздники Монлам Ченмо, да на Дуйнхор. Стыдно. Отец не желал часто меня видеть, зная про Андрея и мои поездки.

– Езжай сегодня в Иволгинский, подношения сделай.

В Иволгинский я, конечно, съезжу, куда ж деваться без уважения к старшим.

– Я хотел бы его оперировать.

Курумканский обернулся и пристально посмотрел на Андрея, недовольно признался:

– Буду иметь в виду. Нужно только с клиентом договориться. По страховке может выбрать любого. Это же небожитель.

Он посмотрел на меня.

– Все свободны, кроме тебя.

Оставшись наедине, он дал время мне ознакомиться с картой клиента, а затем произнёс:

– Пора браться за скальпель, дочка.

– Может, Андрей?

– У него нет опыта.

– Я с ассистирую.

Курумканский повёл взглядом, разглядывая висящие шаманские бубны вдоль белой стены. Он их повесил много лет назад, когда стал главным врачом отделения, отгонял злых духов. Разочарованно выдохнул:

– Нет в нём, всем нутром чую. Нет. Понимаешь, не хочет помогать. О себе думает.

– Все мы о себе думаем, – я спрятала взгляд.

Последнее время Андрей всё меньше и меньше брал операций, занимался собой и пациентами без хирургического вмешательства. Такое случалось с любым во время кризисов. А тут сам захотел. Разве это плохо?

– В тебе дар есть и жажда помочь, а в нём?

– Может быть, из-за Полины? – закусила нижнюю губу.

Тут же подняла на него стыдливый взгляд, пока он тер подбородок.

– Знаю я, что ты хочешь сказать. Думаешь, не знаю? Как вы живёте друг с другом – ваше дело, но выбор он делал.

– Наказываете её?

– Всё жду, когда поумнеет. Учиться начнёт.

– Мы планируем развестись.

– Раз хороший, чего бежишь?

Я облизнула губы, виновато разглядывая Курумканского из-под ресниц.

– Знаешь, за что твой отец не любит его? Я скажу. За то, что не тянет он тебя, девочка. Думаешь, слепой? Не вижу? Не понимаю, как вокруг тебя толпами вьются, – он сузил глаза, и его отеческий взгляд перестал быть наставническим, приобретая жар, свойственный мужскому нутру. Хлыстнул им по мне, обжигая изнутри.

Я растерялась. Не нашла, что ответить. И ведь откликнулась. На долю секунды, на крохотный миг, нутро ёкнуло. Повинно поджала губы.

– Что ж, пошли, нам нужно с клиентом пообщаться. Ещё Прасковью Дмитриевну штурмовать.

Глава 6

VIP-палаты в городской больнице Улан-Удэ располагались на пятом этаже. Оттуда открывался дивный вид на Селенгу, разливающуюся многочисленными потоками. Река петляла замысловатыми рисунками, огибая город с двух сторон. И хотя она не растаяла толком, в это утро никто из обитателей больницы не смотрел в окна.

Новость о том, что в больнице лежит настоящий шейх, быстро облетела округу. Слух о том, что это миллионер из самой Аравии, вызвал переполох в сонном распорядке дня. Ведь, если повезет, то можно не только лично повстречаться, но и выйти замуж. Весь персонал больницы, а также пациентки – от мала до велика, бедные и побогаче – обсуждали эту возможность на каждом углу.

Они смаковали детали аварии, пересказывали друг другу новости о том, что планируется серьезная операция и, возможно, её будут делать в Москве. А может быть, сам президент прилетит для сопровождения. Дипломатия и прочее.

Те, кто был понаглее и мечтал взять быка за рога, толпились у входа и за входом в VIP-коридор. Прасковья Дмитриевна в святая святых посторонних не пускала, жутким взглядом и страшным голосом отсекая размечтавшихся, лишь одной своей немаленькой фигурой. Хотя нужно заметить, её скулы уже сводило от приторного выражения спокойствия, сквозь которое прорывалось желание сходить домой и взять двустволку у мужа, заряженную солью. Хотелось охладить пыл "посольства" невест и визитеров, считающих, что они способны дать фору любому журналисту.

Когда к ней подошли двое мужчин с накинутыми поверх элегантных деловых костюмов из знаменитой английской шерсти белыми халатами, она, ленясь оторвать зад от стула, зычным голосом гаркнула:

– Куда!?

– Это люди шейха, – из-за их плеч высунулась Полина Курумканская и под нос слеповатой Прасковьи Дмитриевны просунула справку, наспех нацарапанную на вахте перекосившимся почерком вахтёрши.

Я усмехнулась, наблюдая за этой встречей, где Прасковья Дмитриевна и охрана шейха. Я шла с Курумканским в том же направлении и не могла не заметить, как светится Полинка, насколько льнет к одному из арабов. Липнет так, что сомневаться не приходится – у неё с ним отношения или планы на них. Но при виде другого тело бросило в жар и пот, так что руки затряслись. Мало мне было Галиба в спа-салоне. Похоже, что конец света наступил – прямо сейчас, и прямо сегодня!

Мужчины прошли внутрь, а Курумканский, фыркнув на собравшуюся толпу, разогнал её грозным взглядом.

– Устроили зоопарк, – ругался он. – Прасковья Дмитриевна, кто разрешал пропускать?

– Справка же, справочка была.

– Что, любая бумажка – справка?

Забрав её со стола, он направился внутрь, дойдя до палаты номер один. Толкнул дверь, игнорируя четверых охранников.

В палате двое мужчин стояли, а шейх лежал. Его матрас был слегка приподнят для общения с посетителями.

– Позвольте представить моих людей, – перевела с лёгкостью Полина, кокетливо улыбаясь и намеренно игнорируя угрюмый взгляд отца.

– Чем обязан? – спросил тот.

– Изабелла вас раскрасила, мисс, – улыбнулся шейх, обратившись неожиданно ко мне, готовой умереть на месте вместо шейха и привлекая их внимание.

– Так бывает, когда происходит кровоизлияние в мозг. Ваша подруга не виновата, – ответила я, понимая, что все смотрят и внимательно изучают. Особенно Марс. И мне не по себе от его взгляда и присутствия. Я поёжилась, покраснела, вспоминая прошлое. И никуда не деться. А хочется исчезнуть и выйти за дверь. И хоть рядом Курумканский, меня мутит и не по себе.

– Они здесь, чтобы уладить правовые моменты и составить договор. Марс Брицкриг, – обратился он, представив первого мужчину, мрачнеющему Курумканскому.

Он кивнул, перестал изучать меня и теперь предельно внимательно смотрел на Курумканского. Словно пытался разгадать, какие отношения связывают главу отделения и меня.

Марс Блицкриг смотрел сквозь старого шамана и сворачивал взглядом на меня. А мне хотелось быстрее завершить встречу.

Быстрее.

Быстрей!

Ещё быстрее…

Признаться себе, отчего, было выше моих сил. В этот момент я остро пожалела, что не ношу обручального кольца. А затем с удивлением осознала, что даже не знаю, где оно лежит дома.

– Это Мухамед Али.

Второй мужчина постарше, весь седой, показался привлекательным. Настолько, что подумалось, неужели все высокородные арабы такие? Идиотская мысль, но именно она мешала сосредоточиться. А точнее, прожигающий взгляд Марса Блицкрига. Он смотрел без стеснения. Прямо. Так что заметила не только я, но и Курумканский с Полиной. Любопытно, казалось, Марс не узнал ни её, ни меня. Или узнал, но не стал афишировать. Может быть, это всё как-то связано со спа-салоном и Галибом?

Шейх смотрел на меня, но с усмешкой, как будто знал о нашем общем прошлом. Курумканский вскинул руки вверх.

– Вы выбрали врача? Хочу предложить Веру Баргузинскую, – он протянул руку в мою сторону. – Лучший специалист.

Мужчины повернулись к шейху, который смотрел всё с той же улыбкой, застывшей, ничего не значащей и вежливо-обходительной, а затем развёл руки. Слегка усмехнулся, мол, в следующий раз, моя дорогая.

– Я выбрал Андрея Ритмова, – сообщил он.

– Почему?

– В его биографии нет негативных инцидентов, – произнёс Мухамед Али.

Курумканский нахмурился и понял всё без дальнейших слов. Покачал головой.

– Вера – лучший мой хирург, думаю, и в Забайкалье.

– Вы не поняли, мы сделали выбор, – с нажимом произнёс Али, и Курумканский всплеснул руками, взревел:

– В деле указано, её вины нет.

Я не выдержала и вышла за дверь. Это выше моих сил! Я больше ни на кого не смотрела и не слушала, прислонилась спиной к стене. В моей биографии и в самом деле был негативный случай. И сейчас на душе я ощущала внутреннюю мешанину страха, позора и ужаса. Дикая смесь, в которой профессиональная гордость перевесила всё остальное. Мне не смыть пятно позора. Не смыть, сколько бы жизней я ни спасла после. Люди судят не объективно, а субъективно, а в вопросах здоровья тем более.

Из палаты вышла Полина. Остановилась, она взглядом разбирала меня с некоторым презрением. За последнее время она расцвела. Прибавила в груди и как-то стала выглядеть женственнее. Дамское самолюбие напомнило о себе неприятным ощущением в груди.

– Думаю, ты заслужила, – заявила она, не в силах скрыть триумфа и злорадства.