Дурость

Глупость обрушилась на меня орущим Ниагарским водопадом. Скажу сразу: довольно долго я была подавлена мыслью, что количество глупых людей, оказывается, превышает все мыслимые пределы. Причем эти люди вроде бы считают себя если уж не писателями, то активными читателями, т. е. причисляют себя к читающей, мыслящей части населения. И зачем их только учили читать-писать!

Брунгильда:

Знаете, что мне не понравилось в вашем романе? Ваше неумение «просчитать» восприятие читателя. Это касается, прежде всего, воспоминаний о детских обидах. Так что завидовать особо некому было.

И онанисты по темным углам, и уголовники, пристающие к девочкам (правда, не ко мне, но одноклассницу изнасиловали), и много что еще – это было у всех. К тому же – повторяю – вы жили в Москве, которую «чистили» от всякого криминала. А представьте, что творилось в провинциальных сибирских городках, где численность коренного населения порой меньше численности зэков в расположенных в них зонах и поселениях? А ведь читать будут и люди, выросшие в таких местах.

Так что вот эти детали ослабляют и размывают нужный эффект. Автор из-за них выглядит какой-то завистливой мещанкой, которая оценивает мир только через шмотки. Первая реакция, если анализировать чисто по фактажу: «Идеальное детство. Музыкальная школа, полная семья, не голодает, не раздета. Чего еще надо?»

Н-да, убедительно, если исходить из того, что равняться надо на идиотов. Оказывается, «это было у всех». Другими словами, Брунгильда хочет сказать, что во всей России нет и пары нормальных родителей, которые берегли своих дочек от насильников, встречали девочек в темных дворах, не пускали туда, где опасно… Хорошенькое представление у дамы о соотечественниках! Странно, но я знавала родителей, которые все это делали и почему-то не считались белыми воронами… Скажу по секрету, что такими было большинство известных мне семей. Это мои мать с отцом были альбиносами среди черных пернатых. Если верить Брунгильде, то получается, что за пределами столицы жили сплошь родители-монстры. Не очень-то правдоподобно… Но вот Брунгильда утверждает, что так и было.

Вспоминаю… Вернее, не могу забыть… Холодный зимний вечер. Я подхожу к своему двору и, как всегда, окунаюсь в его чернильную темноту: ни один фонарик не горит, идти вдоль дома приходится почти на ощупь. Всю дорогу от одного угла здания до другого, где мой подъезд, я шепотом молюсь неизвестно кому: «Пожалуйста, пусть я дойду до дома, пожалуйста, пусть на меня никто не набросится!» Мне очень страшно. Но впереди ждет еще более жуткое испытание – подъезд. Там никогда нет света, пол по щиколотку залит мочой. В самом лучшем случае меня там может ждать уснувший в собственной луже алкаш. В худшем – маньяк. И еще одно чувство не дает мне покоя: если со мной что-то случится, маме станет плохо, и я буду виновата! Беспокоящее меня чувство – это готовое в случае чего развернуться в полный рост типичное чувство вины. Чувство вины потенциальной жертвы. Жертвы – не маньяка, а, прежде всего, родительского преступного равнодушия. Это я теперь так ловко формулирую, а тогда, маленькая еще девочка, трясясь от всех этих негативных, мучительных эмоций – страха, вины, усталости и даже обреченности, – пробиралась мелкими перебежками к своему «родному» дому, мечтая дойти до него невредимой…

Каждый раз (каждый день!) в подъезде мои зубы отстукивают какой-то неровный, нездоровый марш. Ощупью я нахожу кнопку лифта, все время вжимая голову в плечи в ожидании нападения с любой стороны: мои-то глаза еще не привыкли к темноте, а глаза того, кто, возможно, притаился в черном углу, уже давно хорошо видят… Как читатели знают из моей первой книги, мне не всегда везло, иногда в подъезде таки таились «рожи». Чаще всего я успевала выскочить обратно на улицу и, отойдя в сторону, просто ждала, когда кто-то из соседей, мне знакомых, выйдет или будет заходить в подъезд. Но однажды на меня все-таки напали… Буквально за неделю до убийства в подъезде же моей одноклассницы…

Никого это не беспокоило в моей семье. Семья всегда в это время уютно торчала перед телевизором.

Так что, в нашей стране все родители были такими? Все семьи настолько ужасающе относились к детям? Не просто не верю, а знаю, что это не так. Мои родители – уродливое исключение из нормального правила. Любящие родители оберегают своих детей от подобных кошмаров любой ценой. Мои же любой ценой хотели не безопасности своей дочери, а совершенно другого.

Была бы верующей, сказала бы, что меня хранил Бог. Но на самом деле думаю, я себя сохранила сама, так как была очень осторожной и пугливой. Чего мне это стоило? Да так, пустяка – здоровья.

Кстати, именно по этой причине в подростковом возрасте у меня началось страшное мужененавистничество. Мне стали совершенно омерзительны любые мужские проявления чего угодно: я видела носки отца или брата – меня начинало тошнить, отец выходил из комнаты в жутких трусах – я готова была его ударить… Когда к нам приезжали родственники или друзья родителей – несвежие провинциалы, – меня от мужского запаха мутило так, что я бывала вынуждена выбегать из-за стола и нестись в ванную комнату – сполоснуть лицо водой, чтобы меня все-таки не вырвало.

Я не воспринимала мужчин как защиту – я не видела в них ни защиты, ни безопасности, ведь никто из них меня, девчонку, не защищал от страшного мира, загаженного подъезда, сальных рож… Мужчина для меня стал либо угрозой, либо дурно пахнущим, перхотным существом, способным лишь на несложную физическую работу и ищущим по магазинам по поручению жены спальный гарнитур. Или стоящим в очередях за дефицитной колбасой. Потом, по наблюдениям вокруг себя, я выделила еще один очень распространенный тип: алкашей.

Странно даже, что со временем это прошло. Теперь я понимаю, что у меня были все шансы стать, к примеру, лесбиянкой или просто мужененавистницей, принципиально не выходящей замуж и не имеющей с противоположным полом никаких отношений. Но природа, к счастью, все-таки взяла свое.

Елка:

Столько лет в душе держать обиду и ненависть… И таким способом нагадить старенькой матери! Ведь Галине Щербаковой сейчас под восемьдесят! Хорошо, если ваша мать это не прочитает. Знать, что у тебя такая злопамятная дочь… ну, я бы не хотела.

Спешу успокоить Елку: мать это не прочитала. Хотя и знала о книге со слов «доброжелателей», поспешивших ей сообщить о публикации. Впрочем, откуда мне знать, что и как рассказали «заботливые и добрые» вестники Галине Николаевне? И чего своими нашептываниями добивались?

Я попыталась дать Елке добрый совет, как быть, чтобы с ней не случилось подобной истории: любите и берегите своих детей. Но Елка не хотела советов, она хотела браниться на моем форуме, лишь для этого туда приходила. И приходила, и приходила, и брань сыпалась из нее, как засохшие иглы с перестоявшей новогодней елки.

А потом позвонили мартышки, то есть нет, ко мне пожаловало чье-то Мнение.

Мнение:

Наверно, все эти мелочные детали и килобайты слез выжаты по совету психотерапевта. Иногда они советуют выговариваться подобным образом, чтобы пациент одолел свое помрачение и избавился от инфекции застрявших в психике детских комплексов. Но потом настоятельно рекомендуют эти гнойные сопли непременно выкидывать, стирать, сжигать. Или оставить у самого специалиста в качестве материала для очередной статьи. Тайна исповеди в данном случае гарантируется.

Зачем люди читают? Я всегда думала, для того, чтобы, как минимум, понимать прочитанное. Раз десять в «Маме» я упоминала психиатров, но напрасно. Читатели, не умеющие понимать написанное, упорно видели вместо слова «психиатр» – «психотерапевт», а то и «психолог». Отчего происходит эта постоянная подмена? Мракобесие ли «рулит» (не поминай черта) или для них нет разницы? Сообщаю снова, хотя писала об этом и в «Маме», и десятки раз в комментах: психиатры подобных советов не дают. Они врачи и пользуются другими методами лечения. Психологи, психотерапевты и психиатры – это специалисты отличающихся друг от друга профессий. С этими непонятками, ну, просто как в анекдоте, когда блондинка говорит подруге, что их общая знакомая вышла замуж за ветеринара, а та удивляется:

– За старика?

– Да нет, – объясняет блондинка, – это те, которые мяса не едят.

Мнение:

Такой метод хорошо работает в том случае, когда пациент действительно желает избавиться от душевной занозы. В данном же случае налицо обратный факт: пациентка дорожит своими страданиями и желает видеть вокруг себя сочувствующую аудиторию.

Да, очень дорожу своими страданиями! Потому что эти страдания – большая часть моей жизни. Мне куда 40 лет жизни деть прикажете? Выбросить на помойку? Попробуйте сначала сами, а потом давайте такие советы «космического масштаба и космической же глупости» (М. Булгаков). А сочувствующую аудиторию я нашла. Об этом речь впереди. Пока же разбираюсь с другого сорта аудиторией, в частности, с Мнением.

Мнение:

Эта подростковая истеричность в сорокалетней даме выглядит болезненным извращением. Все жуткие случаи, которые она описывает, по эмоциональному накалу могли бы соответствовать состоянию ребенка, в течение ряда лет терпящего сексуальное насилие. Здесь же видим лишь маниакальную замкнутость на собственных переживаниях, бесконечное пережевывание деталей, стремление постоянно обновлять впечатления. Объектом вражды пациентка избрала собственную мать – явление нередкое среди девочек-подростков, но благополучно проходящее с началом взрослой жизни. Страх не соответствовать требованиям своих родителей, боязнь осуждения с их стороны нередко сопровождаются у таких детей заниженной самооценкой и в отношении своих сверстников.

Господи, уж не возомнило ли себя это Мнение еще одним психологом? Нет, больше меня на мякине не проведешь!

Мнение:

Настоящая инфантильность, свидетельствующая о наличии глубоких психоневрологических расстройств, проявляется позднее и выражается нередко в повышенной агрессивности. Автор строит свой собственный образ как противоположность абсолютно негативной фигуре собственной матери и потому получает на выходе такой же абсолют: ангельски-воздушное существо без всяких человеческих пороков. Это даже не образ, а картина: изысканный сюрреализм вместо человека с придуманным фоном (древние камни вечного города, бокал вина, утонченные беседы).

Чувствуете, какой пошел глубокий анализ? Правда, идет вразрез с мнением Тоси Т., которая утверждала, что я получилась не то что «белой и пушистой», а ужасной и кошмарной… Гм, непонятно. Диаметрально противоположные выводы, а оценка книги одинаковая. Плюрализм во всей красе.

Закончило Мнение свой анализ книги апокалиптически.

Мнение:

Героиня не видит реальности и неверно оценивает собственную ситуацию, поглощенная причудливыми миражами своего воображения. А помрачение, длящееся так долго, в конце концов выливается в новую трагедию.

В этом месте я заплакала, жалея себя, но потом вспомнила, что никакой трагедии со мной сейчас не происходит, и успокоилась. Надо успокоить и Мнение, ведь он, нет, она, нет, оно переживает.

Недавно мне попалась информация о том, что в России 34% населения вообще не читает книг. Грустно… Но боюсь, что из оставшихся 66%, как минимум, половина не в состоянии понять прочитанное. Что не менее грустно. Может быть, лучше бы они тоже не читали, раз не впрок?

Ilagri:

С детства ненавидела Павлика Морозова. Не думала, что встречу персону еще хуже. Более гнусной вещи не встречала. Начала читать и как будто выкупалась в помоях. Вам случайно не ваш психотерапевт посоветовал это написать?

Видно, писала пожилая дама. В детстве была знакома с пионером-героем, но почему-то ненавидела его. Но почему она тоже привязалась к моему несуществующему психотерапевту? Кстати, Павлика Морозова убил собственный дед. А меня не успели. Может быть, это так разозлило Ilagri?

Варя:

Да никакая вы не любящая мать. О любви к дочери вы просто говорите. Когда вам удобно. Если бы вы любили дочь – она жила бы с вами. И видеть ее вы хотели бы всегда. Под любым предлогом. Зазывали бы к себе.

Да-а-а… Разве молодые люди не мечтают о собственном жилье, о самостоятельности? Вряд ли нормальная молодая девушка мечтает все время жить с родителями. Иначе она не была бы нормальной.

Варя:

Говорить о любви – одно. Любить другое. Вы никого не любите. Для вас все плохие. Мать – плохая, брат – плохой, его жена – тоже и вообще – все плохие.

Нет, не все. Дочь – хорошая, муж – хороший, друзья – хорошие. А вот комментаторы попадаются хреновые.

Варя:

Одна вы хорошая и несчастная. А критически посмотреть на себя? Жить с психически не вполне здоровым и неуравновешенным человеком очень трудно. Таким людям всегда все преувеличенно кажется, любой пустяк такие люди раздувают до вселенских обид.

P.S. И мать, и брат, и остальные, наверно, обычные люди, а автор на все смотрит через призму детских обид, страхов и своего психического состояния.