Правила игры

Не очень далеко еще уйдя от начала, должна рассказать читателям о тех правилах игры, которые пытались мне навязать хулители и проклинатели, подозрительно быстро объединившиеся в целую банду. Они почему-то решили, что вправе разговаривать любым манером, употреблять какие угодно слова и оскорблять меня, а я… Я, по их плану, должна была кротко внимать всему этому или, что еще лучше, покорно принимая и безропотно снося удары, благодарить хулителей за науку и правду. Они не ожидали отпора с моей стороны и были крайне возмущены, когда получили его. Я выбрала записи одной моей корреспондентки, во-первых, потому что в них содержатся наиболее типичные для комментаторов этого сорта обвинения, а во-вторых, потому что это наиболее связный и читабельный текст.

Тося Т.:

Теперь я могу судить о целой книге – пусть с третьего раза, но до конца осилила. Именно не дочитала, а осилила. Если вначале все то, что вы описываете, было мне близко, то дальше стала я в вас, как личности, разочаровываться. Все чаще, все больше из-под маленькой несчастной девочки проглядывала эгоистка с, простите, сволочным характером (эту вашу черту также выдает ваша манера общения, ответы на негативные комментарии). Все кругом такие твари!

Ах, мать плохая – не взяла вас с мужем в гости, куда вас приглашали! А вы не подумали, что мать ваша банально вас стеснялась? Стеснялась того уродца, которого вырастила? Безусловно, она виновата! Виновата!!! Это я не ерничаю. Она сделала вас такой.

Стоп! Обратите внимание: для Тоси Т. нормально, если мать стыдится собственного ребенка. Якобы уродца… Что имеет в виду Тося? Мою внешность? Ну, о ней я довольно-таки критического мнения, но уж уродцем точно никогда не была, да и мать в своих произведениях писала: «моя красивая дочь». Замечу также, что на СИ была размещена моя фотография. Не зависть ли бередит душу бедной Тоси? Фотограф был хороший, фото удалось, возможно даже, оно мне льстит.

Мне могут возразить: Тося имела в виду мое моральное уродство, вроде как я была какая-то не такая, как все, неправильная, что ли. Ой ли? В книге ясно сказано, что уж вести себя я всегда умела, во всяком случае, претензий по этому поводу никогда не было. Я не знаю, как читала Тося мою книгу, но там также было написано, что родичи второго-третьего круга (тети, дяди, двоюродные и троюродные братья и сестры) тогда еще относились ко мне очень даже хорошо. И продолжение истории с гостями там тоже изложено. Но Тося притягивает за уши свою версию: моего «уродства» и права матери стыдиться такой «уродской» дочери. Что ж, это в гораздо большей степени характеризует Тосю и ее мораль, чем меня, что она потом и докажет.

…Я выхожу в красивый ухоженный двор – покормить моих ободранных, уличных кошаков. Половина кошечек раздуты от беременности, другая половина – уже кормящие мамочки. Они трутся о ноги, мурлычут и умильно заглядывают в глаза. Еще бы, я выношу для них молочко и кошачьи чипсы, а им детишек надо выкармливать, так что я – полевая кухня. Они ласковы со мной и прекрасно знают, что я их друг, но… Но никогда эти осторожные, умные животные не показывают мне своих детенышей, надежно спрятанных в разных укромных местах. Кто-то «свил гнездо» в зарослях кустов, куда человеку не продраться сквозь цепкие ветви и колючки, а кто-то пристроил малышей в полуподвальных запертых помещениях, куда можно пробраться только сквозь крохотное оконце. Берегут киски детишек, ох, берегут!

Мяукающие мамашки выводят детенышей «в свет», только когда им исполняется полтора-два месяца и их уже надо приучать к самостоятельности. Я обожаю эти «выходы в люди» маленьких комочков с испуганными глазенками и крохотными хвостиками… Мамы-кошки всем своим видом дают понять миру, что они гордятся потомством. Даже дворовые кошки…

Подленькая мысль о том, что нормально стыдиться своего ребенка, не любить его, если он какой-то «не такой», уж слишком часто, чтобы можно было это проигнорировать, появлялась в некоторых комментариях – и не только мужчин, но, что самое дикое, и женщин тоже.

Тося Т.:

Вы, вероятнее всего, уже родились с некоторыми психологическими отклонениями, а мать не поняла этого, воспитывала вас как нормального ребенка. Плюс к тому, даже к нормальному ребенку, видимо, подходов правильных не знала, вот и получилось, что получилось.

А что получилось-то? Что конкретно? Я кусала людей? Лила кому-нибудь на голову разнообразные напитки? Требовала, чтобы слушали стихи моего сочинения? Что я делала такого, чтобы меня нужно было стыдиться? Ни в книге, ни в жизни ничего подобного не было. Это была даже не фантазия Тоси, а, если называть вещи своими именами, злобная ложь и желание меня оскорбить. Всего лишь. Поэтому Тося продолжает искать другие, с ее точки зрения, слабые места в моей биографии.

Тося Т.:

Но мать ваша – живая женщина. С присущими ей плюсами и минусами. Неужели плюсов у нее совсем-таки нету? Вот вся насквозь черная? Может, душой и скупая, а деньгами? Разве отказывала вам в чем-то? Одну машину подарила (типа с возвратом, но родители наверняка догадывались, что возврата не будет), потом вторую. И если машиной она вас когда-то попрекнула – то квартирами не попрекала. Ни первой, ни второй. Или это мелочи? Действительно, что такое квартира в Москве? Так, пустяки.

Нет, у Тоси Т. глаза явно не в порядке. Потому что получается, что читает она… странным образом. Про квартиры в книге я написала предельно ясно: что я об этом думаю, как я за это благодарна и прочее… Мать действительно меня за квартиры не попрекала. Ну, конечно, для Тоси Т. подобное – подвиг. Очевидно, все, что она делает для детей (если они у нее есть, конечно), она заносит в амбарную книгу, в которой детей заставляет расписаться, а потом всю жизнь попрекает их и напоминает о долге. Разумеется, отсутствие попреков – подвиг в ее глазах, за который требуется отдельная благодарность. Попутно замечу, что приобретение квартир для детей улучшает жилищные условия и родителей, иными словами, взаимовыгодное это мероприятие, даже если не принимать во внимание абсолютную естественность помощи детям со стороны родителей.

Тося Т.:

Самообличительный текст у вас вышел, Катерина. Вы не столько мать дерьмом облили, сколько саму себя. Если хотите, чтобы текст этот в бумажном виде появился, чтоб тысячи людей его прочли – хорошенько отредактируйте. Во-первых, он должен читаться. Читаться легко, без усилий. Во-вторых, еще больше предстоит поработать над содержимым, если вы хотите выглядеть в нем белой и пушистой. Пока что ни белой не получилось, ни пушистой.

У меня тоже было не слишком сладкое детство, так что не упрекайте меня в черствости. В начале книги я сочувствовала вам. В конце меня от вашего невыносимого эгоизма тошнило. Женю вашего жалко. За что ему так повезло?

Сорвалась-таки Тося на откровенную грубость и этим только себя измазала любезной ей субстанцией. Ее вроде бы деловые советы про редактирование в этом контексте выглядят просто смехотворно.

Тосе и иже с ней трудно будет понять то, что я сейчас напишу, но пусть попробуют сделать усилие: я не собиралась выглядеть в своей книге ни белой, ни пушистой, хотя бы потому, что таковой не являюсь. Я писала правду. И о близких, и о себе. Получилась не пушистая? Значит, не соврала. Самое смешное, что это обвинение – самая главная защита моей репутации как автора книги. Если бы еще не было хамства и желания непременно меня оскорбить, я могла бы записать Тосю в сторонницы.

Я была честна в своей книге и писала все, как есть. Не скрывая своих плохих, неправильных поступков и даже не ретушируя их, я старалась их объяснить, а не искала оправданий. Однако мои критики упрекнули меня за то, что свои-то недостатки и пороки я объясняла, а вот материны лишь обличала.

Обвинения эти несостоятельны. Я прекрасно поняла и постаралась объяснить все то, что она делала со мной. Она не любила, не умела любить дочь (вот уж понять почему – увольте!). И по-моему, главное объяснение я сформулировала четко. Однако объяснение не является оправданием. Скажу больше – в моем случае это даже не первый шаг к прощению, потому что как раз суть поведения матери исключает даже возможность прощения. Во всяком случае, пока эта суть остается прежней… И разве объяснение может изменить мое отношение ко всему произошедшему?

После комментариев, подобных Тосиным, в которых всегда присутствует что-то как бы личное, я начинаю лихорадочно вспоминать: а не должна ли я этому человеку денег? Иначе за что он меня так ненавидит? Ему-то я что плохого сделала? Борец за идею? А за какую?

Ну, а последняя Тосина фраза про моего мужа – это уже совсем за пределами позволительного для интеллигентных людей. Мне остается только послать виртуальную пощечину хамке.

На следующее утро, еще не успев позавтракать, я бросилась к компьютеру… Интернет не обманул моих ожиданий: книгу продолжали очень активно читать и комментариев за ночь сильно прибавилось. Однако когда я углубилась в их чтение, мое недоумение вкупе с горечью лишь возросли. Все больше я чувствовала себя во враждебном окружении инопланетян… Я как будто вернулась в детство, когда ощущение чуждости и враждебности окружающего мира было для меня нормой.

Погрузившись в Интернет, я с неудовольствием заметила, что в Сети встречается намного больше хамов, чем в реальной жизни. Это и неудивительно, окажись хам на расстоянии вытянутой руки, он не рискнет показывать свое «культурное» нутро, ведь по физиономии схлопочет. А сидя за компьютером, он чувствует себя в неприкосновенности, и присущая большинству пакостных людей трусость не мешает ему полностью раскрепоститься и делать то, что он вынужден в себе подавлять при реальном общении с людьми. Приведу несколько типичных примеров.

Анна:

Мы знаем о поведении Галины Щербаковой только из написанного психически не вполне здоровой дочерью. И все. Нет никаких подтверждений, что так и было.

Да к сорока годам сто раз вылечиться можно было! Или хотя бы улучшить как следует свое состояние. Это же не идиотия. А к книге написали бы тогда в аннотации: «записки психически неадекватной…»

Вот еще один «добрый» человек – эта Анна стала надоедать мне своими злобными заметками с самого начала и никак не уходила с форума. Я так и не поняла, для чего она это делает. Если не считает меня больной, выходит, хочет просто нахамить. Если считает, что я нездорова, значит, мадам удовлетворяет свой садизм: кто еще может так доводить заведомо больного человека? В обоих случаях портрет получается не очень эстетичный.

Пример другого типичного обвинения.

Читатель:

Автор воспринимает только положительные отзывы. Как там – кто похвалит меня лучше всех? Любая, даже корректная критика не воспринимается.

Автор:

Пожалуйста, ответьте только на один вопрос: слово «дерьмо» про написанное мной – это корректная критика?

Думаете, это убеждает шакалью стаю? Ничуть не бывало. Они даже подводят теоретическую базу под свое право хамить.

Тося Т.: