Глава 2

Кира

Потрясений мне всегда хватало в жизни, она меня на радостные события не поощряла, всегда приносила новые испытания, которые с каждым годом давались все тяжелее и тяжелее.

Начну с того, что мои родители развелись, когда мне было около пяти лет. Собственно, ни до этого возраста, ни после – лучше не было. Мама, красивая и привлекательная женщина, всегда стремилась найти себе мужа. Именно только мужа, про то, что нужно искать и мне отца – она даже не думала.

Мужчин в ее жизни было более чем достаточно, но отношения не развивались дальше определенного порога – в ЗАГС маму не звали, предлагая свободные отношения. А все потому, что с ней была обуза, на тот момент не такая уж и маленькая. Целых десять лет от роду.

К этому возрасту я умела делать по дому совершенно все, а как иначе – если есть возможность остаться голодной? Так что стирать, убирать и готовить – могла чуть ли не с закрытыми глазами.

Мама, мне кажется, была только рада, что основная часть обязанностей, если не вся – спадала с ее плеч. Так что со временем она даже перестала покупать продукты в магазине, оставляя деньги, а потом и карточку. Однако все расходы четко контролировала – на себя или шоколадку я потратить средства не могла. Бывало даже, приходилось составлять список, в котором прописывала наименование товара и его приблизительную стоимость. И очень сильно огорчалась, если цена на какой-то продукт возрастала. Приходилось бегать по магазинам и искать вариант дешевле.

Кроме дома, я еще училась в школе – не так, как хотелось бы матери, но так, как могла сама. Увы, с физикой и химией мне было настолько тяжело, что с трудом наскребала на четверку. Точные науки явно были не для меня, зато все остальное запоминалось легко. Особенно история и ее многочисленные события. Удивительно, но я взахлеб могла читать разные книги, сопоставлять события, делать какие-то свои наблюдения, но высчитывать интегралы и квадратные корни не получалось.

К моменту окончания школы я поняла, что даже не знаю, на кого идти учиться. Ведь мне если и светит – то только бюджет. Платить за учебу мать не будет, тем более у нее наклюнулся новый роман, который окончательно вскружил ей голову.

Будущий отчим появился после выпускного, когда сдала все экзамены и собиралась поступать в институт. Он пришел вместе с мамой вечером, когда я никого не ждала. Внимательно осмотрел нашу небольшую двухкомнатную квартиру с нишей и уточнил:

– Кто занимается домом?

Мать несколько раз моргнула и созналась:

– Кира…

– Хозяйку вырастила? Это хорошо!

Мужчина прошел в кухню и сел за стол, мне же ничего не оставалось, как кормить незваных гостей. Ухажер мамы ел быстро, пробуя все блюда, которые я готовила вчера, хвалил или делал замечания – неважно. Не обращала на него никакого внимания, пока он неожиданно не заявил:

– Собирайтесь, девочки. Вы переезжаете ко мне.

На сборы нам дали всего час, в который лично я уложилась, а вот мама – нет.

– Значит, берешь то, что успела сложить, – пожал плечами Геннадий, так звали мужчину, и первым вышел из квартиры.

Мама, как привязанная собачонка последовала за ним, ну и я следом, запирая квартиру и закидывая на плечо сумку с одеждой и документами.

Самое интересное началось уже в огромных апартаментах, в которых жил мужчина. Он сразу же раздал команды, кто и чем будет заниматься. На мне, естественно – был дом и кухня, а вот на маме… В общем, мне не понравилось его отношение, его вседозволенность. Однако, как и всегда это бывает – промолчала. Слишком привыкла к фразе: «Тебя никто не спрашивал».

Меня никто и на следующий день не спросил…, просто запретили выходить из дома, не разрешили подавать заявления в институт, отобрали документы и четко указали на место, которое я теперь занимаю в этом доме – кухарка, домработница, прачка.

До мамы быстро стал доходить тот факт, что мы попали к тирану, причем сильно попали. Геннадий мог ударить, мог придраться к незначительным деталям, инспектировал квартиру, когда приезжал домой и морально давил.

Было страшно, а еще страшнее стало, что спустя какое-то время она исчезла и не появлялась. Ее телефон не отвечал, Геннадий злился, срывался на мне и снова звонил. Я же поняла, что она попросту сбежала… без меня.

Дни тянулись как-то обреченно долго, в моей серой жизни не было ничего, кроме дома, магазина и маленькой комнаты без окна и дневного света. Мне не позволялось дружить, звонить знакомым и жаловаться на отчима. О да, он все предусмотрел, даже с матерью успел расписаться, чтобы окончательно иметь на меня рычаги давления – до совершеннолетия успел. И в день моего рождения косо смотрел, естественно – ни о каком подарке и праздничном застолье речи просто не было, Геннадий лишь сильнее нагружал работой и угрожал наказать. Один раз я даже взбрыкнула, заявив, что мне восемнадцать лет, и я сама могу решать, что делать и где жить. Тогда-то меня заперли на сутки в комнате без еды, воды и возможности выходить… Больше я ничего не говорила, стала покладистой, внимательной, но вот в душе. О, что там у меня творилось! Я не просто готовилась к побегу, нет, я решила отравить Геннадия! Я была готова даже придушить его, сил только маловато для этого.

К сожалению, доступа к интернету у меня не было, зато в моем обиходе всегда имелась аптечка, где я знала каждую инструкцию наизусть, но вот нужного препарата среди того количества лекарств не было.

Одним днем я вышла в магазин. Этот поход был запланирован, даже имелся список и приблизительное время, которое потребуется для того, чтобы дойти до торгового центра, выбрать товар, постоять в очереди на кассе и вернуться обратно. Геннадий контролировал каждый мой шаг – то ли сам, то ли людей для этого нанял, но мог пересказать, у какой полки я остановилась немного дольше, и почему именно там.

В этот день я привычно быстро дошла до магазина, вот только совсем не ожидала, что рядом со мной у прилавка встанет старушка.

– Тиран твой меня не заметит, – сразу заговорила она.

От этих слов я вздрогнула всем телом, а бабушка положила свою сморщенную сухую руку поверх моих ладоней, что держали тележку.

– Дам тебе снадобье, в еду добавишь. Запаха и вкуса не имеет, для тебя безвредно будет. А вот этого, – она головой куда-то в сторону указала, – уничтожит так, что никто и ничего не поймет.

Я только и смотрела на то, как в карман мне прячут маленький бумажный кулечек.

– Ждешь три дня, – вещала тем временем старуха, – можешь и вещи собрать, только они тебе не понадобятся. Спасение твое будет в другом мире, в другом человеке, еще страшнее твоего тирана… Вот только разница между ними существенная окажется – мой человек тебя не тронет, заботой и вниманием наградит, свободу даст, помощником сделает, а не рабыней.

Я глубоко вздохнула, потому что предложение было совсем сомнительным, но это был шанс – единственный в моей жизни, потому что все догадывались, что я попала в нехорошие руки, но молчали. Даже соседи молчали, когда я плакала и просила помощи, взгляд отводили, увидев нас с Геннадием, и головы опускали. Никому до меня дела не было. А тут старуха, которая говорит загадками, выглядит странно, да и знает намного больше… словно живет с нами в одной квартире или умеет читать мысли.

Я так и не поняла, в какой момент бабушка ушла. Вот только рядом стояла, смотрела своими глазами, в которых мне чудилось столько мудрости, словно она прожила не одно столетие, словно знала каждого находящегося в магазине человека с пеленок и точно могла предугадать, что с ним случится завтра, через неделю и через год. А потом я голову подняла, и нет подола черного платья, нет корзинки, что она поставила на пол – только я с тележкой, наполовину заполненной продуктами, да кулечек в кармане, что говорил о том – все было на самом деле.

Вернувшись домой, я быстро спрятала то, что мне дали и стала отсчитывать три дня. Не было сомнений, не было страха. Была уверенность в том, что только так я и могу поступить.

Через три дня я привычно готовила свежую еду, которая никогда на деле не повторялась, щедро сыпала вместе со специями зеленые крупинки из мешочка во все блюда, даже в морс. Впервые я не пробовала еду на вкус, хотя точно знала, что ничего пересолить не могла – за столько времени глазомер выработался хоть куда. Да и… если сама вдруг отравлюсь – будет обидно, что Геннадий останется. Пусть он первым все попробует, а если сомнение почувствует – смогу съесть все. Терять уже больше нечего.

Он пришел как всегда вовремя, не задержавшись ни на минуту. Привычно придирчиво осмотрел дом и сел за стол. Ел жадно, словно голодным весь день ходил и своего секретаря привычно не вывел в ресторан. После ужина Геннадий ушел в свой кабинет, хотя обычно любил рассказать о своем дне, словно благодаря моему молчанию, он проживал некоторые важные для себя моменты еще раз, смотрел на них под другим углом и придумывал выходы из неудобных для него ситуаций.

Я же прождала довольно долго. Прежде чем подхватить небольшую сумку, выскользнуть из комнаты и выйти в коридор. Быстро обувшись, я вышла из квартиры и побежала вниз. Меня уже больше ничего не могло остановить. Встань передо мной кто-то, прегради дорогу – я просто удавлю!

Гена меня не преследовал, его люди меня не заметили, даже консьерж отсутствовал на своем месте.

Выскочив на улицу, я продолжила свой бег, окрыленная долгожданной свободой, которая придавала новые силы, поднимала боевой дух. Я была благодарна бабушке, что пришла на помощь. Ух, как же мне хотелось ее отблагодарить… И словно по желанию – яркий свет, который ослепил, несильный удар в спину. Поняла только, что лежу на деревянном чистом полу, в месте, где пахнет травами. И силы, которые ранее меня переполняли, уходят. На их место приходит слабость, сонливость и спокойствие.

– Отдыхай, дитя, – слышу голос бабушки, – теперь ты в безопасности!

Вот только после ее слов глаза мои закрылись, а я погрузилась в долгожданный сон, зная, что бояться мне больше нечего.

* * *

Проснулась я от странного тепла, что расходился по всему телу, было немного неприятно и жарко, но позволить себе шевелиться не могла. Сильная и широкая ладонь лежала на моем лбу, именно от нее и шло тепло. Мужчина, что был явно очень высок и широк в плечах, как подкошенный рухнул на колени перед моей кроватью, но руку не убрал. Хмурил густые черные брови, поджимал губы и больше не двигался. Только капельки пота на лбу и висках говорили о том, что передо мной живой человек.