– Что, простите? – Лиля вдруг испугалась и резко выпрямилась, встретившись глазами с молодой женщиной.

– Она очень рада, спасибо, – повторила та еще раз.

Лиля зашла в квартиру. Ивана не было. Дома было прибрано. На столе лежал свежий батон хлеба и яблоки. Муж, видимо, сам сходил в магазин и навел порядок. Уходил он, похоже, в спешке. Его полуприкрытый ноутбук почти зарылся в плед и задыхался под ним. Такого Лиля вытерпеть не могла и пошла извлекать любимый гаджет мужа.

На экране ноутбука еще что-то мигало, она то ли из любопытства, то ли машинально открыла его и глянула на экран. «Хочу тебя», – было первым, что бросилось ей в глаза. Она дернулась. «Приезжай, если жена не заперла», – сообщение было сдобрено многочисленными смайлами, от которых у Лили зарябило в глазах. «Она приболела, наверное, уехала к родителям, так что жди, моя конфетуля». «Конфетуля» ничего не ответила, видно, пошла собираться к приходу чужого мужа.

Он никогда после свадьбы не говорил ей, что хочет ее, не называл ее конфетой или сладкой. Изредка они веселились, после пары лет брака страсть пропала совсем. Им было удобно друг с другом. Лиля наивно полагала, что это основа любых семейных отношений, а не любовь и секс. Они уже не в том возрасте, а партнерские отношения двух взрослых людей с похожими интересами ей казались намного прочнее. Но, оказывается, ее муж не разделял этого мнения, к которому она так долго шла.

Она заплакала. Схватив хлеб, она откусывала огромные куски и, обливаясь слезами, почти не жуя, глотала их. Хлеб был вкусный, как в детстве. Мягкое, будто сыроватое тесто успокоило ее.

Пережитый день перечеркнул ее прошлую жизнь и навалился тяжелой ношей. Едва коснувшись головой подушки, она провалилась в тревожный, но глубокой сон.

Ей снилась свадьба. Она тогда работала в фирме, где занимались разработкой приложений для смартфонов, где и встретила Ивана два года назад. Одинокий чудик (на два года старше Лили) был неразговорчив, но скоро они нашли общий язык. Оба жили одни, пары давно не было, считали любовь юношеским безумием и всецело отдавались работе.

Как-то, гуляя и обсуждая сетевую жизнь, Ваня предложил вина. Купив бутылку, они распили ее прямо в сквере неподалеку от магазина, и тут Иван вдруг прижал ее к себе и поцеловал. Его щетина кололась, Лиля смеялась, отвечая на поцелуй, а ее руки тем временем блуждали по поджарому телу ее спутника, будто призывая его к более активным действиям. Проснулись они оба у него дома. Лиля почему-то встала и приготовила яичницу. Через два месяца Лиля вскользь обмолвилась о том, что неплохо было бы и пожениться, гостевой брак – дело гиблое. Мамины слова, которые Лиля почти бездумно повторила, достигли цели. Иван сделал ей предложение, сказав, что влюбился в ее яичницу и больше не хочет с ней расставаться. Лиля для начала решила подумать. Думала недолго, тридцать пять лет, детей не хочет, любить не может, после Кольки как-то совсем это чувство выгорело, кому еще такая нужна? Да и ей было, как ни крути, тоскливо без мужского плеча.

Свадьба была веселая. Пьяная. Может, не как у принцессы, да и какая она принцесса, всю свою жизнь в кедах и проходила. Даже под платье кеды надела, как студентка. Мама ругалась тогда сильно, бегала за ней, как за Золушкой, пытаясь всучить какие-то туфли.

А потом Лиля вспомнила, что забыла дома свой шарик.

– Мама, где мой воздушный шар? – вдруг закричала она громко, ощупывая живот.

Гости замолчали, в ресторане наступила гробовая тишина.

– Я же выкинула его, на вот, возьми пупса.

– Мне не нужен пупс, верни мне мой шарик, – Лиля вскочила и побежала.

Она мчалась домой, хотела порыться в мусорном ведре, но ноги стали будто ватными и еле отрывались от земли. Голова гудела, тело не слушалось до тех пор, пока гул не стал невыносимым и не вынес ее из тяжелого сновиденья.

Она открыла глаза. Было еще темно. Рядом сильно храпел Иван. От него пахло спиртным, Лиля поморщилась и опять, едва сдержавшись, побежала в туалет.

…

– Нет, мам, я не беременная.

Мама громко выдохнула, то ли с облегчением, то ли от расстройства.

– Ладно, все равно сходи к врачу. Или приезжай к нам, вместе сходим.

Лиля ее почти не слушала, собираясь в клинику, она параллельно пряталась от мира, населенного детьми. Они все были против нее. Они наступали отовсюду. С экранов телевизоров неслась реклама подгузников и бутылочек, по радио попадались песни для малышей, интернет пестрил всплывающими окнами с рекламой детской одежды, колясок, пустышек. Всего, чего угодно, чтоб еще больше разозлить и расстроить Лилю. Нашествие малышей было столь безжалостным, что Лиля не только ничего не сказала мужу, но и практически забыла про тот факт, что у него есть другая.

Доктор поправила очки, сверкнув крупным бриллиантом на обручальном кольце.

– У вас уже почти восемь недель, анализы замечательные.

– Сколько-сколько? – Неужели она не понимала этого уже целых два месяца?

Врач, будто прочитав ее мысли, улыбнулась:

– Кажется, вы не замечали отсутствия критических дней.

– Да, – хмыкнула Лиля. – Я уже давно не веду дневник, но два месяца…

– Медикаментозный метод, как вы хотели, делать уже поздно, остальные методы травматичны и опасны для вашего здоровья, – женщина вдруг утратила суровый вид и приспустила очки. – Рожать вам надо, милочка.

Малыши с картинок и фотографий, висящих на стене в кабинете доктора, вдруг ожили и, подлетев к Лиле, закружили вокруг нее хоровод.

«Травмоопасно», «риски», «не сможете иметь детей», «удаление плодного яйца», «выскабливание» – страшные слова доносились до Лили, малыши кружились вокруг нее все быстрее, пока Лиля не потеряла сознание.

Она очнулась, рефлекторно схватив медсестру за руку с ваткой с нестерпимым запахом нашатыря.

– Доктор, мне все равно, опасно это или нет, я не хочу иметь детей, они мне не нужны.

– Подумайте о том, что в вас уже зарождается жизнь, у вас чудесная, здоровая беременность и противопоказания для ее прерывания. Наша клиника не возьмет на себя такой риск за пациентку, – доктор опять приспустила очки и снова посмотрела на нее, в этот раз более серьезно.

Лиля медленно вышла. В одной руке заботливо отданная медсестрой ватка с нашатырём, в другой – бумажки с анализами и результатами УЗИ, которые трепетали в руке, как распустившиеся листья, вернувшие деревья к новой жизни. Она достала мобильный телефон с нестерпимым желанием залезть в интернет и найти более сговорчивого врача. Внезапно на экране высветился незнакомый номер.

– Алло? – голос незнакомой девушки был встревожен. – Это Лиля?

– Да… – На секунду ей показалось, что это звонит любовница ее мужа, ее ладошки вспотели, в голове молниеносно развернулся неприятный разговор двух соперниц.

– Это жена Николая Дорофеева, – голос женщины задрожал. – Мы… мы не знакомы, я знаю, что он ваш друг, он… простите, что вас беспокою, я понимаю, все в прошлом…

– Что-то случилось? – перебила ее Лиля.

– Он в тяжелом состоянии, был в реанимации, приходил в сознание и звал вас. Авария.

Лиля медленно поднесла к носу ватку, потерявшую уже столь резкий запах, но все же помогающую выйти из полуобморочного состояния.

– В какой больнице? – она с трудом узнала свой сдавленный голос. Он же недавно звонил, интересовался, как у нее дела, шутил, как всегда, а тут его жена звонит и рассказывает про страшную аварию.

Коля вышел в магазин и возвращался обратно. На пешеходном переходе его сбила машина. Множественные переломы, черепно-мозговая травма. Скорая приехала вовремя. Проехавшись по человеку, автомобиль поменял траекторию движения и внезапно остановился, врезавшись в припаркованную газель. У водителя случился сердечный приступ.

…

Прошло три недели. Дома было тихо. Казалось, даже единственное растение в квартире – розовая герань, подаренная мужем на 8 марта, перестала радоваться наступающему лету и замедлила свой рост. Иван так же молчаливо работал, из дома выходил только в офис и в магазин. Он явно либо понял, что жена обнаружила переписку, либо выжидал подходящего момента, чтобы сообщить, что уходит.

Момент был неподходящий. Жена вела себя странно, болела, да тут еще этот Колька, угодивший в больницу. Лиля ездила к нему два раза в неделю, помогая тем самым Колькиной жене, возившейся с грудничком. Поиски врача были приостановлены. «Да и месяцем позже, месяцем раньше, какая разница», – думала Лиля. Чувствовала она себя лучше. «Не нужен мне ни ребенок, ни муж». Она приняла решение, и, казалось, ничто не могло его изменить.

Коля пришел в себя, был удивлен и рад, что Лилит приезжает его навестить. Было что-то в ней странное, и ему показалось, что ее глаза будто поменяли оттенок.

– Ты что, носишь линзы? – он смотрел на подругу из своего детства внимательно. Все то же самое: кеды, джинсовка, не поменялись с возрастом растрепанные вечно волосы, движения только стали не такие, как были, когда они встречались, а какие-то плавные, округлые.

– Нет, с чего ты взял? – Лиля легко массировала опухшие кончики пальцев на подвешенной, загипсованной ноге своего друга. Она отметила, как тот осунулся, практически вернувшись в студенческий вес.

Николай продолжал смотреть на Лилю. Она определенно изменилась. Глаза были уже не синими, а голубыми, будто посветлели вместе с удлинившимся днем.

Коля вдруг закрыл глаза. Ему вспомнился тот день, залитая солнцем детская площадка. Девочку его мечты наконец выпустили гулять. Все ребята на площадке играли в какую-то увлекательную игру, какую вот, он не помнил, лишь взъерошенный пухлый мальчик не играл, а краем глаза наблюдал за подъездом, в котором жила маленькая Лиля. Она наконец появилась. Колька первым бросился к ней и заметил, что что-то не так. Лилька шла, как хромая гусыня. На полусогнутых ногах, почему-то охая и ахая, она трогательно держалась одной рукой за поясницу, второй обхватывала огромный выпирающий живот. Что там было, ребятам не было известно. Пока Лилька шепеляво рассказывала про заботы материнства и ожидавшую ее коляску, он смотрел в ее огромные голубые глаза. Такой цвет он не мог описать. Колька, родившийся у кареглазых мамы и папы, как завороженный смотрел в эти два небесных огонька, таких необычных для него.

Говорят, у тех, кто был на волосок от смерти, открывается третий глаз. Коля вдруг будто очнулся, уставился на Лилю и хрипло произнес:

– Ты беременная?

– Что? – Лиля опешила, бессознательно схватившись за живот.

– Вот почему ты звала меня тогда, во сне, – Коля со стоном откинулся назад на подушку. – Почему ты мне не сказала?

– Я никому не сказала.

– А как же Иван?

– Нашему браку конец. Мне повезло меньше, чем тебе с Дашей.

– Лилит, ты не понимаешь, дети, они не просто так появляются. Мы с Дашей очень долго этого ждали, просили, молили, прошли лечение.

Лиля махала рукой, прося Николая замолчать, но тот не умолкал.

– А потом, когда мы отчаялись, мы начали звать, и наша дочка пришла к нам, понимаешь, что это значит? Ты позвала своего ребенка!

– Позвала? – Лиля усмехнулась. – Нет, Дорофеев, это не так, это я тебя могу позвать, да и то – могла.

– Глупая ты.

Лиля обиженно замолчала, с больным особо не поспоришь, и начала собираться домой.

…

Разговор, давно уже созревший, готов был уже взорваться, как растение-недотрога, разбрасывающее свои семена при малейшем прикосновении.

Лиля вошла домой. На столе, как обычно, кипел чайник. Заядлые кофеманы, они с мужем могли не есть, когда были увлечены работой, но чашка горячего кофе обязательно должна была стоять рядом.

– Была у Коли, как он?

– Живой.

Лиля сбросила сумку-рюкзак, медленно разулась, отметив, что Иван приобрел себе новые кроссовки. С каким-то отвращением задвинула любимые кеды в темный угол коридора и зашла в комнату. Муж сидел, отвернувшись от компьютера. Занавески на окнах были распахнуты, пробивающийся свет освещал летающие в воздухе частички пыли. Кое-где пыль лежала и на рабочем столе, где стоял компьютер Ивана, но заметнее были те места, где пыль отсутствовала, обнажив деревянное покрытие стола. Куча кабелей, хард-дисков и книжек была убрана. Лиля уловила это сразу. Она взглянула на мужа. Давно она его не разглядывала. Последний месяц они жили как соседи. Она сама не шла на контакт, он не умел. Или не хотел. Она вдруг увидела, как он изменился: борода была подстрижена, немного поседевшие волосы, чистые и блестящие, тоже стали короче. Вместо вытянутой, без определенного цвета домашней майки, в какой он обычно работал дома, на нем была надета новая белая футболка, подчеркивающая подтянутое тело, как у юного мальчика. Она могла бы догадаться и так. Раньше, чем залезла в его переписку.

– Нам надо поговорить.

Лиля подошла к столу и взяла яблоко.

– Давай.

Иван смотрел, как ее большие белые зубы вгрызаются в яблоко и как летят брызги сока, наполняя комнату приятным ароматом. Он вдруг подумал про Настю, суетящуюся на кухне. У нее дома всегда пахло медом и котлетками, которые так любили дети и он. Почему медом? Он не знал. Может, потому, что Настя была теплая и уютная. И сладкая как мед, который так любил в детстве Иван.

– И кто она? – Лиля понимала, что муж просто так сам не расскажет, не сможет, даже если захочет. Такой он человек нерешительный. Хотя… Она вспомнила его решительность в той переписке. Наверное, она его плохо знает.

– Лиля, давай расстанемся на время.

Раздался оглушительный хруст – Лиля откусила очередной кусок яблока.

– На время? Ну так кто она? – повторила она еще раз.

Иван молча поежился.

– Ну чего молчишь? Ты же сам захотел поговорить, – последнее слово она произнесла с надрывом.

Иван смотрел на свою жену, такую близкую и такую далекую. Совсем недавно они смотрели в одну сторону, как ему казалось. Карьера и ничего лишнего. Лиля, подкованная в айти-технологиях покруче любого хакера, лучший программист компании. Казалось – идеальный союз. Бардак и крошки в постели, где они чаще обсуждали работу, чем спали или предавались любовной неге. Любовной… мысли опять улетели к Насте. Она со своей располневшей фигурой никак не могла сравниться с худощавой женой с ее плоским животом. Живот его любовницы после двух беременностей был, может, и неспортивный, но такой мягкий и уютный. От него пылало жаром, когда Иван прикасался к ней. И этот жар он полюбил с неистовой силой. Она готовила обеды и ужины. И при этом эта женщина не была домохозяйкой, у нее был успешный бизнес магазинов нижнего белья.

– Кто она? – повторила вопрос Лиля. – Ты уходишь к ней?

– Да, – кивнул муж. – Я ухожу к ней. Ты ее знаешь. Это Настя, – он почти прошептал это имя.

Огрызок яблока выскользнул из руки Лили, шлепнулся на ламинированный пол и закатился под светлую тумбочку, загруженную современными книжками.

– Стомская? – вырвалось у нее.

Так вот кто эта «Конфетуля»! Ее бывшая подружка-одноклассница. Толстая, с двумя детьми. Стомскую бросил кубинец-муж, укатив на родину с малолетней любовницей. Впрочем, еще тот был альфонс и до этого странного брака.

Лиля ошарашенно смотрела на мужа. Странно, она не чувствовала ревности. В детстве они не были соперницами. Толстая рыжая Стомская, у которой родители были челноками и уже в те времена возили товар из Китая, перепродавая его втридорога в Москве. Тогда она, конечно, была одета лучше всех. Это было единственной причиной, по которой все с ней дружили. В восьмом классе она ходила с железными брекетами на зубах, из-за чего сильно нервничала, плюс есть было неудобно – еда застревала в железных скобах, и Настя сильно похудела, за что была прозвана «Дон Кихотом». Это прозвище держалось два года, пока брекеты не сняли и Стомская опять на радостях не поправилась.