Переезд Бабы Грошеньки на Конец Света превратился в целую проблему, так как Пётр не смог обеспечить её доставку. Он уже начал готовить машину к длительному пробегу, желая обрести уверенность в том, что его старенький, видавший виды автомобиль доедет куда надо без ненужных сюрпризов на трассе.
Специально с этой целью он пригласил в помощь одного из своих (немногих) «нормальных» знакомых. И они принялись за работу. Копаться в машине им обоим, похоже, приносило наслаждение. Точнее говоря, копался главным образом «нормальный» знакомый, а Пётр сидел рядом на бордюре и вспоминал былые времена, когда они вместе ходили в школу и никто даже подумать не мог, что Пётр Трубач станет художником.
Бабе Грошеньке, которая, как обычно, была «совершенно пуста» (хотя, вообще-то говоря, непонятно, куда утекала бо́льшая часть её пенсии), пришлось довольствоваться городским транспортом. Но как бы там ни было, в четверг, двадцать четвёртого июня, ровно в четыре часа, все необходимые ей мелочи уже стояли в штрафном строю на комоде в одной из комнат дома.
Комната эта пустовала десятка полтора лет, и, собственно, никто не мог бы толком объяснить почему. К огда-то давно, ещё до рождения Сабины, в ней обитал Таинственный Жилец, от которого остались заржавевший компас и несколько книг по мореходству.
Семейная легенда гласила, что Таинственный Жилец был первой любовью Тёти Моти. По никому не известным причинам он ушёл в море, и с тех пор о нём не было ни слуху ни духу. Даже делая скидку на избыточность фантазии своих родственников, Сабина путём несложного умозаключения не могла не прийти к выводу, что в течение некоторого времени комнату действительно занимал какой-то моряк, в которого Тётя Мотя (естественно!) была влюблена.
С тех самых пор комната пустовала. Тётя Мотя, вооружённая тряпкой и шваброй, появлялась там пару раз в год, выходя потом со слегка покрасневшими глазами. И после этого её долго никто не видел.
– Ты никогда не поймёшь, что такое настоящая любовь, – как-то сказала она Сабине и громко шмыгнула носом.
«С тобою сердцем и мыслями шатен», – донеслось в тот вечер с балкона Ведьмалиновской, и Баба Мина, слышавшая это, сделала одну из своих знаменитых мин.
Сабина помогла внести чемодан Бабы Грошеньки в маленькую комнатку с окном, выходящим на прибрежный бульвар, а сама улизнула к себе на балкон, откуда могла наблюдать за Петром и его другом, усердно искавшими в траве какой-то затерявшийся винтик.
– Сабочка, ты случайно не видела наших загранпаспортов? – спросила мама, просовывая голову в комнату дочери.
– Европейский союз, – буркнула Сабина.
На лице Павлины Трубач нарисовалось непонимание.
– А при чём тут союз? – спросила она.
– На территории Европейского союза вам не нужны никакие паспорта, – громко и выразительно отчеканила Сабина.
В этот момент победоносные вопли снизу сообщили всему миру о том, что потерянный винтик отыскался.
Сабина устремила тоскующий взор на улицу. Мчащиеся по ней машины были новенькими и блестящими, без малейшего намека на ржавчину, а крышки их багажников не подпрыгивали на каждой выбоине…
Она вытащила из клетки Крысика Борисика и начала играть с ним, пряча тыквенные семечки под бутылочными крышечками. Крысик очень любил эти игры, и Сабина готова была поклясться, что видит в его маленьких чёрных глазках блеск триумфа, когда ему с первого раза удавалось найти семечко. А ещё он любил бегать по сконструированному Мастером-Ломастером лабиринту, где каждый раз, когда находил кратчайшую дорогу к награде-сюрпризу, загоралась красная лампочка.
Когда игры закончились, Сабина заперла своего любимца в клетке и вышла из комнаты, чтобы посмотреть, что происходит в доме.
Пётр и Павлина метались по квартире в поисках всех тех абсолютно необходимых вещей, без которых они абсолютно не могли бы обойтись (а с точки зрения Сабины, абсолютно в них не нуждались).
Когда Павлине удалось запихнуть в чемодан все свои этнические ожерелья, артистически изорванные джинсы, кофты и бесконечное количество туфель, Пётр, ни слова не говоря, прижал крышку коленом, застегнул замки и поставил чемодан Павлины в прихожей, рядом со своей дорожной сумкой, в которой были две пары джинсов, две рубашки, один свитер и сильно потёртый кожаный пиджак.
Баба Мина и Баба Грошенька суетились на кухне, всё время натыкаясь друг на друга, а на столе росла гора бутербродов, сваренных вкрутую яиц и пластиковых ёмкостей со всевозможной стряпнёй.
– Ради всех святых, кто же это будет есть? – простонала Павлина, пытаясь в этот момент застегнуть на себе своё самое невообразимое платье. Минуту назад она консультировалась с Тётей Мотей относительно какой-нибудь быстродействующей диеты.
– На дороге всегда может попасться бездомный пёс, – резонно заметила Тётя Мотя.
Громкое хрипение, раздавшееся где-то снизу, там, где подол её юбки подметал грязный пол, сообщило присутствующим, что французский бульдожек Тёти Моти, двухлетний Текила, решил покинуть своё кресло и выбраться в гости этажом ниже.
Сабина заглянула в пластиковый контейнер, находящийся к ней ближе всего. Там оказались листья салата с чем-то ещё.
– Скорее уж бездомный кролик, чем собака, – заметила Сабина ехидно, поглядывая на Текилу. Но Тётя Мотя пропустила её комментарий мимо ушей.
– Я была у Малиновской, – сказала она Павлине, продолжающей упорно сражаться с застёжкой-молнией. – Вообрази себе, она предсказала…
– Да помоги же мне! – простонала Павлина.
Тётя Мотя быстрым уверенным движением застегнула молнию.
– …она предсказала конец света.
Сабина отщипнула кусочек салата. «Что касается меня, то я переживаю его ежедневно, – подумала она. – Думаю, как-нибудь справлюсь и на этот раз».
В своём воображении (которое у неё было богатым, что там ни говори) Сабина представила бездомного кролика на дороге у Петра и Павлины и рассмеялась.
– Это совсем не смешно, – мгновенно вспыхнула Тётя Мотя. – Малиновская никогда не ошибается.
– Ти-ти-ти, – зачмокала Баба Мина, а Пётр в этот самый момент споткнулся о стоящий прямо посреди комнаты мольберт.
– Я же просил ничего не ставить на проходе, – заметил он с лёгким укором в голосе. Баба Грошенька приложила большой кухонный нож к стремительно растущей шишке на его лбу.
– Но ведь ты же сам забыл его убрать, – засмеялась Тётя Мотя.
Сабина вздохнула и посмотрела в окно. Над рекой висело закатное солнце, бросая пурпурный свет на крыши тесно прижатых друг к другу старых домов. Почти неподвижная вода отражала, словно зеркало, красно-оранжевые отблески, а облака окрасились в золото.
– Закат краснее – пастух веселее, – продекламировала Баба Мина.
Однако у Сабины было неоднозначное мнение на этот счёт.
Слишком большое количество знаков на небе и на земле свидетельствовало о том, что наступающие дни будут весьма богаты на события – и не факт, что благоприятные.
Сабина просидела на балконе до поздней ночи, глазея на салют. Как всегда в первый день лета, городская администрация организовала целое шоу, собрав жителей на набережной. Сидя на балконе, Сабина разглядывала взрывающиеся в небе разноцветные фейерверки и всей душой сочувствовала лебедям и уткам.
Пётр и Павлина с приятелями отправились послушать концерт, завершающий праздник, – игнорируя предостережения Бабы Мины, что такие ночные авантюры могут закончиться плохо.
К счастью, ничего плохого с родителями не приключилось, и они благополучно вернулись. Сабина в этот момент уже укладывалась в постель. Тётя Мотя и Павлина, входя в подъезд, громко пели «Марсельезу», а Мастер-Ломастер несколько раз споткнулся на лестнице, но всё же смог самостоятельно добраться до своей плетёной козетки.
Сабина свернулась клубочком. Это была её любимая поза, в которой она всегда засыпала, сколько себя помнила. А ещё у неё с раннего детства осталась привычка подворачивать край одеяла, чтобы под него не забрались какие-нибудь чудовища. Скорее всего, это был результат сказок, рассказываемых ей на ночь отцом. Пётр вкладывал в них всю свою душу, а она у него была довольно мрачной – Сабина поняла это однажды, когда разглядывала чёрные дома и закоулки на картинах отца. Обычно там в небе висела огромная серебряная луна и по крышам домов бродили лунатики. А на одном из полотен в светящемся жёлтом окне была отчётливо видна тёмная фигурка, готовая спрыгнуть вниз.
В сказках Петра фигурировал наводящий ужас Страхолюд – монстр, который облюбовал себе лес у города. В траве тут и там пряталась мелкая нечисть, а ведьмы и колдуньи оккупировали чердаки старых домов. Одним словом, опасность таилась повсюду.
«Какая же я была маленькая и глупая», – сонно подумала Сабина и закрыла глаза.
На рассвете её разбудило адское тарахтение. Это Пётр, невзирая на спящих соседей, повернул в машине ключ зажигания.
– Завёл! – закричал он победно, и его крик наверняка разбудил всех тех, кого ещё не успело вырвать из сна рычание двигателя.
– Будьте молодцами, – прошептала Павлина, наклоняясь над кроватью дочери и целуя её в ухо. – Надеюсь, вы ничего не натворите.
– Я тоже надеюсь, – сквозь сон пробормотала Сабина и перевернулась на другой бок. Босые ноги высунулись из-под одеяла, и на них тут же набросилась целая орава подстерегающих под кроватью чудовищ.
В доме воцарилась гробовая тишина.
Когда настенные часы пробили девять, Сабина встала и на цыпочках прокралась в ванную комнату, пустила воду и влила ароматную пену для ванны.
Крысик Борисик – он, как всегда, был рядом – по свисающему полотенцу вскарабкался на раковину.
Сабина с наслаждением нырнула в пену. И одновременно погрузилась в смелые мечты. На этот день, который ещё только начинался, она уже запланировала бассейн, кино и визит в любимую кондитерскую. Но едва только она позволила приятным мыслям унести себя, как в дверях показалась Баба Грошенька.
– Я нисколько не удивлена, что у вас такие большие счета за воду и газ. Ещё бы, если каждый день устраивать себе такие купания! – произнесла она суровым голосом.
«Я не добавлю ни гроша, ни грошенька…» – подумала Сабина.
– Я не добавлю ни гроша, ни грошенька на эти барские замашки, – продолжила бабушка. Сабина нырнула в пену с головой.
И тут истошный крик Бабы Грошеньки сообщил Сабине о том, что произошла встреча двух биологических видов – человека и грызуна (что касается Крысика Борисика, он со своей стороны проявил при этом стоическое спокойствие).
С мокрыми волосами, пахнущая мятной зубной пастой, Сабина Трубач (двенадцати лет) вышла из ванной комнаты и полной грудью вдохнула запах акации, лившийся в комнату с балкона.
О проекте
О подписке