– Меня почти никто не навещает, – пожаловалась девушка. Задрав рукав, она почесала руку. Саша обратила внимание на то, что вся кожа у нее под рукавом изранена. Это не были крупные травмы, скорее множественные микроповреждения. Словно от уколов сотни тонких игл. Большинство ранок почти зажили. Лишь на месте свежей царапины проступила капелька крови. Рукав вернулся в прежнее положение. Девушка продолжала как ни в чем не бывало: – Я очень скучаю по маме. Папа почти все время за границей. А больше у меня никого нет. Кроме брата, но он все равно ни с кем не разговаривает. – Она указала в сторону собравшихся в парке больных.

Сашу осенило. Неужели это шанс? Поспешность – нет. Победа любой ценой – тоже нет. Осторожные и последовательные действия – да. Осмотревшись, нет ли поблизости кого-нибудь из персонала, она спросила:

– Ты давно здесь?

– Второй год. Брат приехал несколько месяцев назад. Суд направил его на обследование во время процесса, а после приговора его перевели в «Тишину». Считается, что мне становится лучше, когда он рядом. Когда-то мы были неразлучны.

– Вижу, что это небольшая клиника. Ты всех тут знаешь?

Она кивнула.

– Может быть, ты знала Лукаса Поляка? – Залусская старалась, чтобы ее голос не выдавал надежду.

Девушка задумалась. Фамилия, казалось, ни о чем ей не говорила.

– Блондин, довольно симпатичный. Крупные губы, светлые глаза. Скорее, спокойный. Возможно, носил толстовки с капюшоном.

Ноль реакции.

– Шрам на плече. Такой забавный, голубого цвета. В детстве он упал с качелей, частицы краски остались под кожей, как бы в форме летящей птицы. Все думают, что это татуировка, – добавила Саша без тени надежды.

– Журавлик! – тут же отреагировала девушка. И засмеялась. – Он научил Яцека рисовать. Брат только с ним и общался. Это твой друг?

– Давний знакомый, – ответила Саша и снова села. – Мне нужно с ним связаться.

– Его уже здесь нет.

– Может, у тебя есть адрес, телефон?

– У него нет мобильного. Но он приходил сюда неделю назад. Мы были на прогулке, – добавила девушка.

Залусская побледнела. Все жертвы Красного Паука были в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Красивые, стройные и одинокие. Девушка идеально вписывалась в психологический профиль убийцы, которого формально не существовало.

– Он часто тебя навещает?

– Я виделась с ним только раз. На время карантина он поселился в городке. У них какой-то исследовательский проект, в котором он принимает участие. Там проверяют, как он адаптируется в обществе или что-то в этом духе. Даже работу ему нашли.

– Что за работа?

– Понятия не имею, но он доволен. Говорит, что ему нравится этот город. Зелено, спокойно. Люди хорошие. Так говорил. Возвращаться в свои места он не хочет. Там, где живут его родители, ему лучше не появляться. Наверное, сделал что-то плохое. Как и все мы. – Она запнулась. – А родители у него хорошие. Приезжали раз в месяц. Очень приличные люди. Мать такая элегантная, как принцесса Диана. Они очень заботятся о нем. – Девушка задумалась. – Но Журавлик все равно должен принимать лекарства и находиться под надзором директора.

– Пани Прус?

– Пана Сачко. Это он здесь все решает.

– Его сегодня не было.

– Поехал на свадьбу. Сегодня в Беловеже важное торжество. Какой-то богач женится. Говорят, невеста чуть старше меня. А ему сто лет в обед.

Сашу это не интересовало.

– Не могла бы ты проводить меня к нему?

– Я не знаю, где будет эта свадьба. Да и надеть мне нечего.

– Я имела в виду Журавлика. Может, навестим его вместе? Как тебе идея?

Девушка колебалась, но было видно, что ей хочется пойти. Она с минуту поборолась с собой и наконец неуверенно сказала:

– Мне нельзя уходить без разрешения.

– У Лукаса было разрешение на то, чтобы взять тебя с собой?

– Мы называли его Журавликом.

– У него был для тебя пропуск?

Девушка кивнула. Саша огляделась.

– Что случится, если мы сейчас пойдем, а через час вернемся? Никто даже не заметит. В котором часу у вас обед?

– Я не могу, – испугалась она. – Правда. Нет.

– Я пошутила, – засмеялась Саша, чтобы скрыть разочарование. – А Лукасу разрешили уйти с тобой с территории клиники? Без присмотра кого-нибудь из взрослых?

– Мне восемнадцать лет. Исполнилось три месяца назад. Я имею право выходить, если требуется. Пани доктор разрешила и замолвила словечко перед директором. Я была даже дома у Журавлика. – Она засияла. – Он сделал несколько моих фотографий. Хочешь посмотреть? Я очень хорошо получилась. И еще он сказал, что я очень фото-что-то-там.

– Фотографии? – Саша шумно проглотила слюну. Она не могла поверить, что администрация клиники идет на такой риск. – Покажешь мне их?

Новая знакомая кивнула и сразу же двинулась в сторону здания. Саша осталась одна. Она боролась с мыслями. Еще несколько минут назад она склонялась к возвращению домой. Ей уже казалось, что энтузиазм по поводу поиска Лукаса сошел на нет, а все это дело – какой-то абсурд. Тем временем знакомство с девушкой диаметрально меняло ситуацию. Неужели Красный Паук снова планировал нападение? Не ради этого ли он подружился с нимфеткой?

Саше хотелось прямо сейчас побежать в полицию и сообщить о том, кем на самом деле является Лукас Поляк. Рассказать, что ей известно со времен работы в ЦБР. Чтобы на этот раз не опоздать. Но она не могла этого сделать. Секретность операции «Дюймовочка», отсутствие доказательств. Неясные гипотезы. Презумпция невиновности. По закону Поляк был излечен и имел право сохранять анонимность. Жить так, как хочет. Прус была права. С одной стороны, обязанностью Саши было защитить эту девочку, с другой – девочка знает, где живет преступник и может к нему проводить. В таком случае Залусской не нужна история болезни и помощь персонала клиники. Но если она использует девочку как приманку ради своих личных целей, то подвергнет ее жизнь опасности. Как же ей поступить?

– Посмотри. – Лолита уже вернулась со стопкой крупноформатных снимков и коробкой конфет. Открыла коробку: – Журавлик мне подарил. С яичным ликером.

У Саши сосало под ложечкой, но она отказалась, занявшись фотографиями. Она без труда узнала знакомую манеру фотографа. Зернистость, минимализм, высокая контрастность, игра формой. Снимки были черно-белые, стильные. Скорей всего, сделанные аналоговым фотоаппаратом. Следовало признать, что мастер не потерял форму. Молодая пациентка клиники была благодарным материалом. Не лезла в объектив. Фотографу удалось сгладить ее слащавость. Однако во взгляде модели Саша заметила некую мрачную тайну. Она задумалась над тем, какова причина того, что девушка оказалась здесь в шестнадцатилетнем возрасте, но пока не решилась спросить.

Вопреки опасениям Саши, среди снимков не было ни одного эротического кадра. И никаких извращений, отличающих фото Красного Паука, те, что он рассылал по отделениям полиции. В целом ничто не указывало на плохие намерения автора. Просто два портрета в полупустой квартире. На дальнем плане – папоротник, узорчатые занавески, полированная мебельная стенка. Саша тут же представила себе интерьер квартиры, которую Поляк снял, скорей всего, у какого-то пожилого человека. На одной из стен, под вышитой салфеткой, висела икона. Похоже на оригинал. Саша почувствовала, что подобралась очень близко. Она найдет его, даже если ради этого придется пожертвовать экзаменом по стрельбе. В случае чего пересдаст осенью. Духу она как-нибудь все объяснит.

– Это у него?

Лолита подтвердила и вынула из папки очередные две фотографии. Эти уже были сняты на пленэре. Одна – на липовой аллее, другая – во дворе. Вдалеке виднелся кирпичный мусорник, расписанный граффити на кириллице. Саша прочла надпись: «Резать ляхов».

– Здесь я лучше всего получилась. – Девушка показала аллею. – Даже не думала, что такое фото можно сделать на улице возле блочного дома.

Саша взяла фотографию в руки. Собеседница, действительно, получилась очень удачно, но это как раз интересовало профайлера меньше всего. Она анализировала элементы фона, пытаясь запомнить каждую деталь, чтобы суметь воспроизвести их в памяти. В отличие от выполненных в квартире, фото содержало множество данных. Саша была уверена, что если снимки были сделаны в Хайнувке, она без труда найдет это место. Блочный дом шестидесятых годов, с фасадом, украшенным красно-белыми узорами. Фрагмент магазина, скорей всего продовольственного, с неоконченной вывеской «арч». За спиной девушки – реклама «овский и сын».

– Это сделано возле его дома. Ты не представляешь, как на нас смотрели. Люди останавливались. У него такой старый-престарый фотоаппарат.

– «Синар»? – Саша напряглась. – У штатива одна из ног – деревянная?

Девушка засмеялась.

– Ты точно его знаешь. Что за совпадение!

– Ты помнишь адрес? – Саша старалась не показывать возбуждения.

– Где-то в центре. Я провожу тебя, если ты поговоришь с директором.

Саша представила себе, с какой готовностью директор бросится ей помогать, но взглянула на нее с улыбкой.

– Как тебя зовут?

– Данка.

– Я думала, что в частных клиниках пациенты имеют право выходить, когда захотят.

– Некоторые находятся здесь добровольно. Я тоже, но папа платит за наше пребывание и поэтому требует, чтобы я отпрашивалась. Я уже сбежала однажды. Из-за брата. Нас поймали в Клобуцке. Надели наручники, били. – Она замолчала.

– Били? – Саша не могла поверить. История звучала как конфабуляция^[11].

– Полицейские, – поспешила пояснить Данка. – С тех пор за мной следят внимательнее.

Саша посмотрела на Данку.

– Почему ты здесь?

Девушка замялась.

– Моя мама погибла. Папа был тогда в Афганистане. Мной занимался брат.

– Это тот, у мольберта? Ученик Лукаса?

Она кивнула.

– Как погибла мама?

– Яцек отрезал ей голову.

Саша смотрела на девочку. Ждала. Но та замкнулась. Профайлер видела по ее взгляду, что она хочет рассказать, но боится реакции. Поэтому решила ее немного подбодрить.

– Почему он это сделал?

– Она не заплатила второй взнос за мою поездку в лыжный лагерь. Я единственная из всей школы не поехала. Говорила, что мы не можем себе это позволить. Мама продавала биодобавки по телефону. Видимо, никто у нее их не покупал. Иногда у нас нечего было есть, потому что она все тратила на котов. Весь дом был в их какашках. Она приносила этих котов с улицы, лечила. Они всюду шастали. Из-за них они ссорились с папой, когда он приезжал. Он ругался, что мы живем в трущобе, а потом опять уезжал. Он военный. У него есть медали. Его почти никогда не было, а если и был, то в основном лежал. Смотрел в потолок, ничего его не интересовало. Ни коты, ни мы. Маму мы спрятали в шкаф. С головой она не помещалась.

– Ты помогала брату?

Она опустила голову.

– У папы в подвале была ножовка по металлу. Я принесла ее. Яцек надел мне наушники и включил «Сэм и Кэт». Это очень смешной сериал. Я ничего не слышала. Потом он пришел весь в крови и сказал мне идти в магазин за большими мусорными мешками. В руке у него была тысяча злотых, пять бумажек по двести. Это были деньги на мой лагерь. Они у нее были, но она не собиралась тратить их на меня. Один из котов тогда болел бабезиозом и лежал под капельницей. Его лечение должно было столько стоить.

Она замолчала. Сидела неподвижно и прижимала к груди фотографии, сделанные Лукасом.

– Потом мы уехали. Жили у знакомых брата, в горах, пока не приехала полиция. Это я проболталась тете. Яцек говорил, что нам надо идти к маме, что там нам будет лучше всего, но я боялась, не хотела в шкаф. Там темно.

– Сколько тебе было лет?

– Тринадцать.

Саша посмотрела на подрагивающие стопы Данки, а потом на ее ангельское личико. На этот раз девушка окончательно ушла в себя.

– Если я еще раз приеду сюда, то попрошу директора разрешить мне сводить тебя на прогулку. Ты ведь не сбежишь от меня?

Данка улыбнулась.

– Купишь мне голубое мороженое? Это мое любимое.

– Обязательно. – Саша достала айфон и кивнула на фотографии. – Можно мне сделать копии?

– Конечно, – согласилась девушка. – Мы правда пойдем гулять?

– При условии, что ты будешь паинькой. Обещаешь?

– Обещаю. А как тебя зовут?

– Меня? – задумалась Саша, наводя фокус на детали снимков, позволяющие локализовать место. – Журавлик называл меня Миленой. Возможно, ты слышала обо мне на занятиях.

– Нет. – Данка покачала головой. – Но он много говорил о какой-то Каролине.

* * *

Саша каталась по Хайнувке уже несколько часов в поисках места, где Поляк фотографировал Данку. Безуспешно. Местные власти распорядились отреставрировать центр города, поэтому большинство зданий были закрыты строительными лесами, на которых стояли маляры и перекрашивали дома в яркие цвета. Почти все вывески были сняты. Готовые фасады одержимый архитектор – видимо, кондитер по призванию – приказал покрыть малиновым, салатовым и абрикосовым цветами. Скоро весь городок станет похож на пряничное чудовище, потому что, поверх цветовой какофонии, кому-то пришло в голову дополнительно украсить фасады нерегулярными полосками оттенка индиго. Поэтому окна на всех зданиях сейчас были заклеены бумагой, а на стенах то и дело встречались ярко-синие иксообразные, поперечные и вертикальные линии, режущие яркий фон на неправильной формы куски.

Рядом с городским рынком, на улице Третьего Мая, территория, подлежащая реставрации, заканчивалась, а может быть, малярам просто не хватило краски, потому что горизонт в этом месте закрывала бурая громада Музея белорусской культуры. Здание девяностых годов, стилистически напоминающее монументальные сооружения, восславляющие торжество коммунизма в Москве или Минске. На первом этаже виднелась вывеска ресторана «Лесной дворик». Какой-то шутник дописал внизу «Лесной дворник», что привлекло внимание Саши и заставило остановиться. Она вдруг почувствовала, насколько устала, раздражена и голодна. Профессор Абраме в таких ситуациях всегда предупреждал: «Сытый не рискует без лишней надобности». Саша временно переключилась на кулинарные дилеммы. Тем более что рекламный щит заманчиво приглашал попробовать пельмени, солянку или картофельную бабку. Саша ни разу не ела ни одно из перечисленных блюд, да и цены были на удивление низкими. В животе у нее громко забурчало, словно в подтверждение того, что она вовремя решила сюда свернуть.

Интерьер ресторана был выполнен в рустикальном стиле. Несмотря на ранний час внутри царил полумрак. Вышитые скатерти, свечи в инкрустированных подсвечниках, покрытые лаком деревянные коряги. Висящие в вазонах цветы гирляндами опадали на спинки высоких стульев. Большая часть столиков была занята. Выходит, что в Хайнувке, вопреки представлениям о провинциальных городках, люди охотно едят вне дома. Саша заняла единственный свободный столик в глубине зала – на двоих, у окна, которое выходило на пивную под зонтиками, посетителями которой были только три похожих друг на друга мордоворота. Они сидели не за столом, а на лавке, сделанной из неотесанного бревна. Качки профессионально пересчитывали толстые пачки денег, время от времени поплевывая на пальцы. Когда перед ними возникло заказанное пиво, они сунули деньги в пакет с изображением пчелы и устроили себе перерыв. Саша с тоской взглянула за запотевшие бокалы и поспешила отвернуться от окна, решив сосредоточиться на меню. Вскоре к ней подошла официантка. На подносе у нее были глиняный горшочек со смальцем и черный хлеб, похожий на домашний.

– Это место зарезервировано, – объявила официантка, бледная и черноволосая, словно Белоснежка. Ее мелкие кудри были уложены гелем с эффектом мокрых волос, и такая прическа очень ее украшала.

Саша осмотрелась. Никакой таблички не было. Не возражая, она встала и окинула взглядом зал ресторана. Ни одного свободного столика.

– Но в виде исключения, вы можете занять его, – улыбнулась девушка. – Вряд ли пан Бондарук сегодня пожалует к нам.

Поставив на стол поднос с закуской, официантка вынула блокнот и приняла заказ. Залусская выбрала борщ, пельмени и салат из капусты. Потом она намазала хлеб толстым слоем смальца и уничтожила аперитив буквально за пару минут, отчего ее аппетит только разыгрался. От скуки она опять посмотрела в окно, но тех троих с пакетом денег уже не было. На бетонном полу, под лавкой, одиноко стояли пустые бокалы и пепельница, полная окурков. Еда здесь была просто восхитительной. Съев половину пельменей, Саша попросила еще порцию. Оказалось, что в заведении подают даже белый чай, причем не какой-нибудь там в пакетиках на веревочке. Ожидая вторую порцию пельменей и немного успокоившись, Саша решила, что останется в Хайнувке еще на одну ночь и вернется в Сопот в воскресенье вечером. Ей хотелось столкнуться лицом к лицу с Лукасом, чем бы это ни закончилось. Она чувствовала, что находится почти у цели, и в то же время сознавала, что в качестве частного лица найти Лукаса будет непросто. В течение дня она несколько раз проезжала мимо районного полицейского участка. Каждый раз ей хотелось свернуть туда, объяснить, что она профайлер, и попросить помощи. Идея была неплохая, но не совсем юридически обоснованная. По опыту Саша знала, что в маленьких провинциальных полицейских участках к таким специалистам, как она, относятся не очень серьезно и прибегают к их услугам лишь в исключительных случаях. Можно было еще обзвонить коллег-полицейских и спросить, не знают ли они кого-нибудь из местных сотрудников, но Саша тут же отказалась от идеи, мысленно слыша их хохот. Когда она в прошлый раз собиралась в эти края по случаю расследования дела Староней, никто из коллег не смог показать ей самую короткую дорогу на карте.