Подвешенная клетка

– Боюсь, что это единственный выход. Надо обрезать трос, – заключает бригадир и сплёвывает окурок на пол.

Электрический привод визжал под своим коробом. Я смотрю на странную железную конструкцию. Вал и тросы, что крутятся и держат всё это – и противовес, и лифт. Всё чрево этой шахты у меня под ногами – глубокой четырехэтажной шахты, в которую можно упасть, в которой можно застрять и этой страшой коробке, откуда нет выхода – и тогда поминай, как звали. Я чувствую, какой здесь тонкий пол.

– Хорошо, несите инструмент, – отвечаю я и сажусь на кусок бетонного блока, лежащий в углу. Шаги затихают, и я остаюсь под крышей одна.

– Успокойся, Леона, успокойся, – говорю я самой себе, а успокоиться не могу. Ведь даже здесь, под крышей слышны крики из лифта. А там никого нет, или, по крайней мере, нам так кажется.

Здание отеля задрожало – лифт опять поехал вверх, я слышу, как дрожат стены шахты.

Этот страх, этот ужас у меня с детства – я тогда застряла в лифте, когда была на работе у отца. Восемь лет и тебя держат внутри четыре страшные стенки. Достали меня через десять минут – долгих и вечных, запомнившихся на всю жизнь.

Нет света, тебя никто не слышит, а трос сейчас оборвётся. Я знаю точно, и меня никто не переубедит. Я ненавижу лифты – лестницы куда уж лучше. Да, они безопасные. Они не хотят тебя похоронить в себе. Они – не клетка на тонкой верёвочке.

Бригадир возвращается, мы вскрываем короб на блоке с электрическим приводом.

Трос уже давно оборвался. А кабина снова поехала вверх и врезалась в потолок шахты.

Я купила отель с привидением в лифте.

***

Старый, потрёпанный всеми ветрами отель и участок земли, приобретённый мной не так давно практически за бесценок. Удобное место для отдыха – берег моря, зелёные поля, чуть вдалеке от шумных городов и небольшая деревенька рядом. Отреставрировать – и будет как новенький, ретро сейчас в моде. Отличное место для отеля и бизнеса – так и казалось до того момента, как сломанный лифт поехал на второй этаж. Первым это обнаружил бригадир, что давал оценку состоянию дома.

– Хозяйка Леона, приехать вам надо, – и я примчалась на следующее же утро.

Мимо моей машины пронёсся рекламный щит с объявлением о пропаже некоей Бетти Д. Листку уже лет пятьдесят, а то и больше. Почему он ещё здесь висит? Неважно, через пять минут я уже была у отеля. С моря дул холодный ветер, ходили тучи, наверное, будет сильный дождь.

Ковёр в приёмной истлел и покрылся плесенью, со стен со сползшими обоями из высохших рам на опустевший приморский отель смотрели танцовщицы кабаре и певички с томными глазами.

– Всё на слом, – сказала я и пошла к лифту.

Створчатые двери ржавой решеткой преграждали путь в затхлую шахту, их которой раздавался шум. Как только я подошла к двери, глухой удар раздался из запертой кабины, а потом я услышала женский крик. Тонкий голос звал на помощь, умолял открыть двери, а затем лифт резко поехал на второй этаж. Электричество в отеле отключили пятьдесят лет назад.

Я сказала прекратить любые работы и заняться лифтом. Двери его не открывались ни на одном этаже, кабина металась с одного этажа на другой.

Когда мы поднимались под крышу с бригадиром, у меня сильно закружилась голова. Этой ночью я спала плохо – потому что мне снился странный сон.

***

…Дует тёплый ветер, кричат чайки, машина осталась далеко позади. С друзьями мы гуляем по берегу, сбежали из колледжа на выходные – даже детям зажиточных родителей надо отдыхать! Джереми сказал, что этот отель принадлежал ещё его деду, но отец не захотел тратить на него деньги. Нам интересно, мы заходим посмотреть, мы молоды и хотим приключений. Мы запомним эту поездку – мало кто может похвастаться, что гулял по заброшенному отелю!

«Мне здесь не нравится…»

Джереми сказал, что поцелует меня, если я прокачусь на лифте. Я боюсь их как огня, но ради него смогу вытерпеть.

«Главное не застрять!»

Бонни и Джереми включают электричество от запасного блока – лифт снова заработал. Девочки смеются надо мной, заталкивают меня в лифт, я не успеваю выйти.

«Он едет, он застрял!»

Мальчики отключили электричество и снова включили.

«Я не могу выбраться, не могу!»

Лифт ездит с этажа на этаж, я в ужасе нажимаю кнопки. Слышу, как остальные смеются, они меня здесь оставят?

«Они меня не выпустят, я умру здесь…»

Глухой удар раздаётся по всей шахте. Кабина опускается на первый этаж, открывается дверь, я уже мертва. Они закрывают лифт снова, молча уходят и говорят всем, что я упала с обрыва и утонула в море…

Но Бетти осталась в отеле, застряла в лифте и всё ещё ждёт, что кто-то придёт ей на помощь и откроет двери. Поэтому каждую ночь она зовёт, а теперь она зовёт куда громче – потому что в отель наконец-то пришли люди.

***

«Меня кто-нибудь слышит?»

– Что за чертовщина? – бригадир с непониманием и неподдельным ужасом смотрит на крутящийся пустой вал.

Я хватаюсь за голову и вскакиваю на ноги. Мне кажется, что подо мной сейчас провалится пол.

«Я здесь, в лифте, помогите мне!»

Замолчи, тебе надо замолчать!

Я думаю, думаю, как нам остановить эту проклятую кабину! Может, разбить её инструментами или взорвать? Нет, рабочие пострадают.

«Откройте дверь, пожалуйста! Помогите мне!»

Оборачиваюсь. Кусок бетона выглядит тяжёлым.

– Скинуть, – бригадир услышал мой голос – и сразу всё понял.

Топот на лестнице – все остальные рабочие бегут наверх, хватают этот кусок бетона. Тот крошится по углам, как они волокут его к шахте. Люк скрипит и открывается.

«Я на третьем этаже. Я разобьюсь, если трос сейчас оборвётся!»

Кусок бетонного блока бьётся о стенки шахты и падает на крышу лифта. Кабина, завизжав, с грохотом падает вниз, поднимая едкое облако мелкой пыли. Тишина, он больше никуда не поедет. Кажется, все кричат от радости – а я даже пошевелиться не могу.

Лифт упал в шахту.

– Я всегда знала, что лифт рано или поздно упадёт, я всем говорила, а они меня не слушали, – слова вырываются из меня.

Кажется, я сейчас заплачу.

– Пошли вниз, хозяйка, посмотрим, что там, в конце – концов, – бригадир подаёт мне руку.

Второй он держится за нательный крест, хотя, мне, наверное, кажется.

***

Лом врезался между двух ржавых створок старого лифта, показался зазор. Двери упрямились, не хотели открывать то, что скрыто за ними, крики стихли полностью. Через полминуты ржавая створка отъехала в сторону.

– О Боже, – бригадир замер на пороге кабины.

Я выглянула из-за его плеча – и тоже потеряла дар речи.

Я поняла, что увидела заключительную сцену из моего беспокойного сна. В ржавой, но прочной кабине, на истлевшем в клочья ковре, откинувшись в угол, лежал скелет в тусклом желтом платье. Мода двадцатых годов, или примерно так. На лбу черепа виднелась глубокая вмятина, с одной стороны обрывающаяся неровной сквозной трещиной. Решётки внутри покрыты царапинами, занавески – дырами, на одном из боков лифта виднелся след от удара.

Я знала, что тут произошло. Сон опять стучится из задворок сознания. Над её криками смеялись, застрявшая Бетти страдала клаустрофобией. Железная подвешенная клетка не отпустила её – и после смерти тоже.

– Я здесь умру, – это и были её последние слова, сказанные перед тем, как она разбила себе голову о кабину лифта.

– Что вы сказали, мисс Леона? – спросил меня бригадир.

Я поняла, что сказала вслух эту обречённую фразу. Наверное, Бетти была красивой при жизни, если одевалась вот так, богатая студентка, наследница была, а может и нет, а эта чёртова клетка убила её, заперла, зажевала, закрыла, и никто не пришёл, она совсем одна. А тех, кто её убил, никто не наказал – или наказал?

– Господи, хозяйка, да что с вами? Выйдите! Макс, выведи её!

Один из рабочих подхватил меня под руки тёплыми, живыми ладонями, вывел на улицу, прочь от железного гроба с непогребённым телом. Хороший этот парень Макс, да и остальные тоже. Выпишу им премию – главное не забыть.

– Вам как, воды, может? – спросил он у меня дрожащим голосом.

– Нет, нет, нет, – бормочу в ответ я. – Нет, нет, нет, спасибо.

Одноэтажные дома, или площадка для кемпинга, да! Да, именно так, но никаких лифтов! Никаких лифтов! Никаких! Пусть этот отель и те, кто сделал это с несчастной девушкой, отправятся к Дьяволу!

– Ломайте отель! Ломайте его! – закричала я из последних сил.

Полуимпериал, плющ и первоцвет

Матвей Семёнович дрожащими пальцами положил золотой полуимпериал на надгробный камень. Ему показалось, что из-под земли раздался стон.

– Ах, – ответили губы студента. – Сейчас, сейчас.

И он начал обходить могилу, чуть покачиваясь и подпрыгивая в такт тихому свисту ветра.

– Нельзя просто ходить. Надо танцевать, – прошептал Матвей сам себе.

Ноги от напряжения казались ватными и еле гнулись.

«Как будто я заново учусь ходить!» – пронеслось в него в голове.

Что-то защекотало лодыжку. Неужели сработало?

Матвей разочарованно отдёрнул ногу от прутика соломы, и продолжил неспешный танец вокруг могилы.

Откуда здесь взялась солома? Как так вышло? А, наверняка, упала с телеги гробовщика. Да, видны следы от колёс! От дороги ветром принесло упавшую с воза соломинку. Не отвлекаться! Нельзя забывать считать круги, а не то…

И Матвей продолжил танец вокруг могильного камня юной гимназистки Лизоньки Плющевой, что умерла двадцать три года назад.

***

– Ах, Мотенька, Мотенька! Что тебе досталось? – увлечённо спросила Софья.

– Да, да! Мотя, скажи! – поддержала сестру Настенька.

Щебет младших сестёр раздражал Матвея Семёновича. Эти барышни с их глупыми играми и мечты о прекрасной и вечной любви с безбедным, молодым, верным и прекрасным аристократом.

Ну да. Неудивительно, что батюшка сомневается в том, сможет ли Софья найти себе жениха и отправлять ли Настю в гимназию. Ох, ничего, скоро он вернётся в институт – и вновь продолжится весёлая студенческая жизнь.

– Завидую Виктору – он уже сам преподаёт, – проворчал Матвей, вспоминая старшего брата.

– Мотенька! Мотенька! – не унимались младшие сёстры.

«Я понимаю! Именно тогда она подала мне знак! Это было не случайно!»

Матвей вздохнул и бросил карту на кружевную скатерть чайного столика. Девочки приподнялись со стульев, чтобы как следует разглядеть карточку.

– Что там? Что там? – верещала младшенькая Настя.

– Смотри! Это Плющ! У братика – Плющ!

– Так, посмотрим, что же означает «Плющ» на языке цветов! О! «Привязанность»!

– Привязанность?

– «Привязанность»! – кивнула София. – Хо-хо! Мотенька, это означает, что скоро ты встретишь человека, что станет для тебя… Мотя! Мотя, ты куда?

Матвей отодвинул стул и, не оборачиваясь, вышел из гостиной. Ох, ничего, спустя два дня он вернётся в общежитие из родительского дома. Надо продержаться только два дня!

– Я так умру, – просипел он. – Я так не смогу.

***

– Говорю тебе, Леонид, я был уверен, что или сразу сойду с ума дома, или умру от скуки!

– Не переживай, Мотя, ты вновь на воле, – Леонид Дмитриевич хлопнул своего друга по плечу и они продолжили прогулку.

Могильные камни проплывали слева и справа двух молодых студентов. Все из их «альма—матер» любили это место. Преподаватели и коменданты сюда не ходили – и можно было бедокурить и пить вино сколько душе влезет.

– Ах, что за таинство хранится здесь? – то ли пропел, то ли пробормотал Леонид, подняв голову и следя за стаей грачей, поднявшихся с крыши колокольни. Кладбищенская дорога отсырела после дождя, в скользкой грязи остались следы от колёс телеги. Мелкие соломинки торчали из земли. Сама телега с гробом, сопровождаемая воющей и плачущей толпой, приблизилась к воротам церкви. Два студента с интересом наблюдали за тем, как мужики пытаются поднять дубовый гроб с телеги.

– Уронят, – усмехнулся Леонид.

Он ошибся.

– Ну, ладно, Мотя, пошли в общежитие. Уже поздно, комендант будет лютовать. Мотя? Мотя, ты куда?

Матвей Семёнович увлечённо осматривал один надгробный камень, стоявший чуть поодаль от дороги. При свете заходящего солнца, он казался отлитым из серебра – светло-серый мрамор блестел и манил к себе.

– Леон, ты только посмотри на эту элегию, – и Матвей отодвинул сухие побеги плюща с надгробия.

«Плющева Елизавета N. «18ХХ-18ХХ»» Сложились крылья у нашего ангелочка, да взлетит твоя душенька в небеса».

– Душевно, – Леонид присоединился к другу. Он заметил два отверстия и овальный след на камне. – Здесь что-то было?

– Да, вот это. Лежало рядом в траве, – и Матвей протянул другу стальную пластину с литографией.

Лицо юной девушки, трагически скончавшейся в семнадцать лет, смотрело на них пустыми глазами.

– Хороша!

– Да, просто прелесть! Залюбуешься!

– Ладно, оставь её портрет, и пойдём. Уже и правда, пора, – и Леонид Дмитриевич направился к выходу с кладбища.

– Да, нам пора, – согласился с другом Матвей и положил портрет во внутренний карман сюртука.

***

Спустя две ночи, Лизонька Плющева явилась к нему. Матвей пожалел, что он спал в это время. Гимназистка сидела на его кровати, молча смотрела на юношу, а затем на свой портрет, прислонённый к подсвечнику на прикроватном столике.

Наутро, Матвей почувствовал лёгкий запах дождя и мокрого сена в своей комнате. Да, окно открыто, идёт дождь, а кучер задаёт корм лошадям на конюшне.

– Наваждение! Любопытно! – сказал Матвей Сергеевич сама себе, взглянув на прикроватный столик. Портрет, принесённый с кладбища, лежал вниз рисунком.

***

– Мотя, ты меня пугаешь.

– С чего бы это, Леон?

– Зачем ты ищешь в библиотеке книги о духах и привидениях?

– Мне интересно.

– Скажи сразу, вот что интересно мне – ты взял портрет с кладбища с собой?

Матвей промолчал.

– Да?

– Ну, ты же держишь у себя на столике портрет моей младшей сестры.

– Это совершенно другое! София живая! Она говорит и ходит, дышит и сердце её бьётся!

Матвей только отмахнулся от него.

– Леон, неужели тебе не интересно, до чего мы можем дойти? Чем всё это кончится? А что если я смогу призвать привидение Лизоньки? Её дух, а? Ты представляешь, а? Это интересно, это необъяснимо это забавно! Ты представляешь, какой шорох мы сможем навести в общежитии?

Леонид в ответ только покачал головой.

– Ты играешься с этим так, как будто это простая забава. Мёртвые не любят, когда их тревожат просто так!

– Это просто гимназистка, да и что плохого или страшного может сделать её дух? Походит по комнате? Не глупи, Леон. Крестьяне этой ерундой занимаются вовремя крещенских вечеров – и ничего! Что мне будет?

– Мёртвых надо уважать.

– И это говорит тот, кто спорил на то – уронят ли гроб с покойником с телеги или же нет!

– Это другое, – Леон развернулся и пошёл к себе в комнату. – Не делай глупостей. И я с тобой не пойду их делать – это уж точно!

Матвей Семёнович ничего не ответил. Сегодня ночью он пойдёт на кладбище вновь. Дух Лизоньки Плющевой встанет из могилы – он всё для этого сделает. На прикроватном столике, рядом с портретом гимназистки, лежали письма от младших сестёр. На песчаного цвета бумаге изящным почерком описывался народный обряд по призыву духа из могилы и заметки из настольной игры «Язык цветов». Золотой полуимпериал, полученный от батюшки на расходы, блестел рядом.

Сегодня ночью.