Дорога на край Мира

Лента асфальта ползла вперёд. Тонкая мелодия свирели путалась в пушистых ветвях евгении. Казалось – вдали гудит завод, в сердце которого кипит металл. Цепочка следов от босых ног неровной тропинкой темнела на асфальте, усыпанном мелкой бетонной крошкой. Следы ходили от одного края пути к другому, то и дело забирались на выщербленный бордюр. Ножки осторожно скакали попеременно с жёлтой краски на белую, а потом – бетонные блоки закончились, и пришлось вернуться обратно на асфальт. В редкой траве блестели битые стёкла, сухие стебли подёрнулись ржавчиной. Сегодня маленькой путнице совсем не хотелось бегать по кустам – без обуви там и делать нечего. Хотя весело прятаться в вечной зелени – наверное, кусты умрут последними.

– Я не хочу этого видеть! Пусть живут вечно! И никогда-никогда не завянут! – бойкий голос отозвался от ветвей. Перевёрнутая фигура быстро мелькнула в пустой баночке из-под джема, лежащей среди корней.

Лента асфальта обрывалась десять метров спустя. Свесив ноги, на краю сидел старик. Рукава коричневой рубашки подвёрнуты до локтей, на смуглой коже сквозь морщины видны вены. Видавший виды ремень, уже начавший рассыхаться от времени, поддерживал чёрные брюки, с заплатами на карманах. Седые кудрявые волосы непослушными прядями вылезали из–под выгоревшей на солнце шляпы.

– Дядюшка Том! – радостный оклик ребёнка прервал мелодию.

Старик опустил флейту и неторопливо обернулся. Высохшие губы расплылись в доброй улыбке.

– Привет-привет, малышка! И сегодня тоже пришла? – спросил он усталым голосом.

– Конечно! Вот только угадайте – кто я сегодня?

Девочка восьми лет поставила плетёную корзину ровно на разделительную полосу и стала ждать ответа. Старик сразу же понял разгадку, но решил не спешить с ответом. Он деловито потёр подбородок, потом встал и подошёл поближе к девочке. Посмотрел на неё внимательно, поднял взгляд наверх, потёр затылок, а потом хлопнул себя по лбу.

– Ну, конечно же! Красная Шапочка! – произнёс он.

– Да! Да! Угадали! – торжествующе вскрикнула девочка.

– Рад, что ты сегодня весёлая, Мирра, – улыбнулся старик.

– А вам – весело?

– Ну, когда ко мне приходят гости – мне всегда весело!

Грустно вздохнув, он погладил девочку по волосам и сел обратно. Под поношенными ботинками зияла бездна – это был край мира.

***

– Где же ты взяла этот костюмчик?

– Мама сшила!

– А где она взяла ткань?

– Не знаю! – весело захихикала девочка и продолжила скакать по дорожке.

Дядя Том усмехнулся, потёр лоб и снова стал смотреть на бездну.

Завода не стало ночью – можно сказать, что жертв не было. Но у оставшихся здесь людей было своё мнение на этот счёт. Две массивные полые трубы тогда как подпрыгнули. Шесть бело-красных упали, как тонкие тополя. На несколько секунд раскрылся огненный зев на месте сердца этой колонии – и ничего не стало. Ни земли, ни неба.

Только край.

Край, который остался там, за защитным барьером, странное дело, включившимся вовремя. Никого не оказалось на месте взрыва – комендантский час был строг для всех. Может, из–за этой автоматики всё и случилось? Замкнуло где-то что-то? Или диверсия? Если подумать, этот завод поставлял добрую массу ресурсов – даром что был построен на месторождении, и таком богатом, что на Земле и не снилось.

«Земля…» – невольно дядя Том запрокидывал голову и вглядывался ввысь.

Какая из этих точек над головой Земля – та самая, на которую был тут же послан сигнал бедствия? Когда с одной из этих точек прилетит подмога? Что они будут делать? Увезут всех обратно?

Да, это наиболее вероятно.

Ведь там, на Земле, когда на шахте истощался ресурс, городки, живущие над ним, умирали – быстро и беспробудно.

– Не помереть бы, дожидаясь вас, господа, – проворчал себе под нос старик, мусоля край воротника. Потом осёкся и оглянулся. Нет, Мирра не услышала. Вон там она – плескается в луже на асфальте. Ох и влетит ей от матери за это дело!

– Я – подводная лодка! – детский смех разносился по дороге.

А кто знает – может, и восстанавливать всё будут? Или, как это делается – на буксир возьмут остаток этого трёклятого астероида, который на честном слове держится, на котором и остались те самые дома, те самые улицы, те самые люди.

«Бедная малышка – один–единственный ребёнок здесь. Как же ей скучно и грустно, небось».

Красное платьице порхало туда–сюда, потом остановилось и подсело к Тому под бок.

– А знаете что?

– Что же, сказочка моя?

– А мне площадку игровую сделали!

– Да, вот как?

– Правда–правда! – повторила она, словно сама пытаясь поверить в свои слова. – Из куска трубы дяди рабочие мне сделали горку!

– О! Умно!

– Туда кусок лестницы приделали! Чтобы я залезать могла!

– Ну, это точно надо!

– А ещё я хочу песочницу! Но только её пока нельзя сделать – мне так сказали. Песка нет.

– Это жаль.

– Но ничего! Я буду караулить ночью – вот придёт Песочный человечек, как начнёт всех усыплять, а я его мешок с песком – раз! – и украду!

– А у тебя получится?

– Ещё как! Ты же мне сам рассказывал про эту сказку! Ночью приходит Песочный человечек и дарит людям сны своим волшебным песком! А вот я!..

Кто бы мог подумать. Весёлая судьба у останков этого завода. Был сердцем этого мира – пока оно билось. А после – стал кусками для детской площадки. Не такую себе ты участь видел, да, Разрушитель мира?

Где–то внизу ещё можно было рассмотреть зацепившийся кусок оплавленного рельса – раньше там ходили поезда. Вот присядешь, бывало, у окошка, едешь себе, смотришь на эту махину из окна. А она там – гудит себе, работает. О чём-то своём думаешь, и мысли такие приходят – как в детстве.

Как в детстве, что полетишь ты в космос, эту тёмную махину, что поселишься ты на какой–то неисследованной планете или на худой конец, астероиде. Этом астероиде, одном из сотен тысяч, которые вращаются здесь за орбитой Красной планеты. Вот иногда и подумаешь – а стоило ли изобретать ракеты? И осваивать колонии так далеко? И всё это рухнуло как карточный домик – в бездну, в одночасье.

Не выдержал кусок камня жадного инородного сердца – слишком сильно впилась игла завода в его чрево.

Всё это произошло столько времени назад. Всё верили, что помощь придёт скоро, вот-вот. На сигнал бедствия не ответили ни на следующий день, ни через два дня. Тишина, как будто их забыли на этом куске камня, летающем в большом пустом нигде.

Месяца два как уже. Поначалу все носили защитные костюмы, а некоторые даже достали скафандры, но это скоро прошло.

Первым стал дядя Том – его всегда так называли. Спустя неделю после взрыва, он первый переоделся в привычную гражданскую одежду и, поигрывая своей любимой ещё с юных лет свирелью в морщинистой руке, пошёл на край мира.

– Может, и словлю там что–нибудь? А? – пошутил он при этом.

Остальные посчитали, что старик спятил, но вскоре все присоединились к нему. Из закромов, сумок и шкафов доставались земные одежды – платья, простые брюки, то, что взяли с собой на память, просто так. Все решили, что это, наверное, поможет справиться с большим горем, которое так внезапно на них обрушилось. Ведь если видишь, как по улице идёт люди в простой земной одежде, как в гости к тебе заходит не космонавт с далёкой планеты, а простой сосед в рубашке и джинсах. С порога говорит – «Эй, смотри я торт принёс! Заваривай чай!» – и дальше застолье до ночи.

Дядя Том оказался прав. Это и правда помогло, это и правда не допустило паники. О, если бы она победила – здесь бы уже никого не было. Мало ли что люди могут натворить под страхом! Страшно подумать.

О сигнале решили не говорить. Не напоминать об этом. Так что, о нём помнил только дядя Том. Он сам вызвался на это – вставал с утра пораньше, плотно завтракал и шёл по длинной ленте асфальта туда, на край мира. И смотрел оттуда ввысь – может всё же прилетит помощь? Может сигнал услышали?

А обед ему носила Мирра – так все договорились. И ей было весело – каждый день приключение и путешествие. Не каждый ребёнок может похвастаться тем, что ходит на край мира!

– Дядя Том? – раздался детский голос.

– Хм? – протянул старик, заглядывая в корзинку. О, пирожки и термос с чаем. Отлично.

– Слушайте, а…

Резкий гул прервал вопрос девочки. Дядя Том схватился за шляпу и чуть не выронил трубку изо рта. Потом поднял голову. К краю мира приближались несколько железных клиньев с ровными, как у птицы, вошедшей в пике, крыльями. Слегка прищурившись, он смог разглядеть на одном из них такой знакомый голубой шар с зелёными пятнами на нём.

– У нас гости! Летите сюда! У нас есть пирожки! – завизжала Мирра, пытаясь перекричать гул.

Дядя Том молчал. Но он уже понял главное – сигнал всё-таки услышали.

Пришла помощь. Она уже здесь.

Источник

Рассвет лениво выползал на безоблачное небо. Хорошо – как назло, они забыли взять с собой зонтик.

На поясе у неё висела тряпица, повязанная на человеческий манер. Пёстрая – ей она нравилась сильнее остальных. Такая же ветошь свисала с блестящих плеч.

Он шёл рядом, шурша широкополой шляпой из проволоки. Сплёл её сам – и очень этим гордился.

– Мы определённо похожи на людей, да, Дона? – голосовой аппарат выдавал мягкий баритон.

– А ты их видел хоть когда–нибудь, Катод? – насмешливо ответила гиноид.

– На картинках, да!

– Там их все видели, – выдохнула она.

– Да, вот бы…

– Не заканчивай, я тоже об этом думаю.

Два робота, блестя железом, неторопливо мерили шагами дорогу. До руин завода оставалось около километра.

***

Они ходили к источнику – всегда вместе. По дороге туда, кувшин гремел пустотой и неприятно хлопал по спине – Катод не обращал на это внимания. Для него было важно другое – Дона была рядом. Он уверен, что она тоже ждала этого момента – не зря ведь надевала именно этот наряд.

Когда она набирала журчащее масло в кувшин и ставила его на свои точёные плечи, капли стекали с горлышка, и Дона замирала как статуя на рассвете. Подняв подбородок, положив руку на бедро, изогнув шею. Ради него так и стояла – час, два всё так же неподвижно.

Вот и сегодня – густое тёмное масло заструилось в недра кувшина. Глухо булькнув, он занял своё законное место.

– Ну что, готов? – Дона откинула жестяные кудри на спину.

– Почти! – взволновано ответил он.

Из-под куска бетонной стены он вытащил скрученный лист металла, обёрнутый полиэтиленом. Катод развернул его и закрепил на прутьях, торчащих из обломков второго этажа, низ прижали тяжёлые кирпичи. Можно начинать.

Запахло сваркой. Накаляя на горелке титановое перо, Катод нежно наносил линии и точки на лист. То выглядывая из-за него, то снова прячась, он уже заканчивал свой шедевр. Дона в лучах звезды – как красиво, так и вдохновляет! Стоп. Кувшин надо чуть повернуть – ручка не так расположена.

Прошел час, утро прогнало рассвет. Надо заканчивать работу и всё прятать. Скоро сюда придут остальные.

– Пора, – обеспокоено сказал он.

– Давай, скорее, – Дона поторопила его. Прислонив кувшин к камню, она помогла своему другу снять лист со штырей. – Прячь, быстрее.

Хрустнул пакет, горелка потушена. Вдали послышались шаги. К источнику шли остальные.

***

Паломничество начиналось каждое утро, заканчивалось примерно к полудню. Роботы шли – кто с кружками, кто с тазами, кто с кастрюлями. А они шли с кувшином – еле нашли его. Правда, он был дырявым, но Катод его быстро починил. Он вообще был на все руки мастер! За это его и ценили, поэтому и разрешали самым первым уходить к источнику – чтобы набрать самое свежее масло.

Источник просыпался с восходом звезды и замолкал к полудню. Но этого было достаточно – он поможет им пережить и этот день. Когда их механические тела ржавели, масло было спасением. Источник давал панацею – избавлял их от бед, помогал двигаться, говорить, жить. Он заботился о них.

В развалинах разрушенного города они нашли себе приют. Когда-то здесь был завод – кто знает, может, там их и создали? Так или иначе, они осели здесь.

В их поселении не знали – есть ли другие роботы, которые остались здесь, или же они последние. Жаль, что проверить было нельзя. Те, кто уходил – не возвращались, сколько бы масла они с собой не брали. Ломались ли они, съедала ли их ржавчина – чума этого мира, было неизвестно. Но после третьего пропавшего, добровольцев (или безумцев) больше не нашлось.

***

Рассвет принёс плохие вести. Источник иссяк. Пустой кувшин прислонился к камню. Дона молчаливо смотрела на сухую дыру, запах нефти витал в воздухе. Катод стоял рядом и думал. Нехорошо. Очень нехорошо. Настолько, что он боялся подумать, как отреагируют другие.

– Надо что–то делать.

– Что? – пустым голосом спросила Дона.

– Что-то, – ответил он. Присев на корточки, он запачкал ногу жирной пылью. Потом встал и скрылся за куском стены. Дона продолжала молча ждать. Она сегодня видела на горизонте облака, и они опять забыли зонт. А навес над источником уже прогнил, и укрыться от воды они не смогут. А ведь оставалось так недолго до завершения картины. Она хотела показать её подругам – они бы позавидовали.

– Мне больно, – железные веки задёргались. – Мне больно.

Дона смотрела на горизонт. Потом закрыла глаза – она кое-что вспомнила.

Как глупо – почему она видит какое–то странное помещение. Вокруг много одежды, и на ней она тоже висит. Катоду она уже рассказывала эту историю – он предположил, что её выплавили из бывшей вешалки для одежды. Ох, ему тогда досталось. А сам же он хвастался, что сделан из вычислительного прибора с какого–то конвейера. Тоже мне – умник нашёлся. Хотя…

«Может поэтому, я люблю наряжаться, и поэтому он любит технику. Он такой последовательный. Какая теперь разница – всё равно – как только прольётся дождь – он смоет все воспоминания. И нас с ними».

***

Расщелину в стене Катод нашёл не сразу – рядом с ней чернела странная квадратная панель, усыпанная блестящими квадратами. Знакомый запах масла доносился из недр щели. Почему он не замечал её раньше? Ах да – он не ходил сюда особо. За разломом оказалась тяжёлая дверь. С трудом, но она всё же поддалась.

Сухой воздух на лестнице пронзили лучи восходящей звезды. Оставив шляпу у входа, Катод зашёл в помещение. Спуск вниз был долгим. Придерживаясь за стену, он то и дело перепрыгивал через провалы в лестнице. Хорошо, что Дона с ним не пошла – ей бы тут не понравилось.

Вязкая пыль покрывала стены. Пол скользил – пятна масла были везде. Перила закрывали проход к большой старой помпе, тихо гудящей в дальней части машинного отделения.