– Ты способна догадаться обо всем сама, Люси, – мягко произнес он. – Тебе не показалось, что никто из гостей в бальном зале не заметил меня? Ведь никто не приветствовал меня, не взглянул в мою сторону, даже твой отец.

Она молчала.

– Дети иногда могут видеть меня, – продолжал он. – Но другие – крайне редко. Люди, достигшие твоего возраста, меня не видят.

– Что ж, благодарю за комплимент, – негодующим тоном воскликнула Люси. – Я пока не считаю себя старухой.

– Нет, – губы его тронула улыбка. – Нет, ты не старуха.

– Но ты сказал, что тебя пригласили, – упорно продолжала Люси. – Как это возможно, если никто не видит тебя, хотя я никак не могу понять, почему…

– Были приглашены все Блэкторны, – пояснил он. – Приглашение было адресовано Татьяне Блэкторн и ее семье. Я – член ее семьи. Меня зовут Джесс Блэкторн.

– Но он же умер, – выпалила Люси, не успев обдумать свои слова. Потом встретилась с юношей взглядом. – Выходит, ты – призрак?

– Ну, – хмыкнул он, – в общем, да.

– Так вот почему ты сказал «даже твой отец», – вслух размышляла Люси. – Ведь он может видеть призраков. Все Эрондейлы могут. Мой брат, мой отец – они тоже должны были тебя увидеть.

– Я отличаюсь от обычных призраков, и если ты меня видишь, значит, ты – необычная девушка, – сказал Джесс. Теперь, когда она узнала, кто он такой, сходство бросалось в глаза. Он был таким же высоким, как Татьяна, и у него были правильные, точеные черты лица, как у Габриэля. Но волосы, черные, как смоль, он, должно быть, унаследовал от отца. В жилах его смешалась кровь Блэкторнов и Лайтвудов.

– Но я же могу прикоснуться к себе, – возражала Люси. – Я прикасалась к тебе в лесу. Ты вытащил меня из ямы. Никто не может дотронуться до призрака.

Он пожал плечами.

– Можешь представить себе, что я стою на пороге. Я не могу выйти из двери и знаю, что мне никогда не позволят вернуться обратно, внутрь, в мир живых. Но дверь еще не закрылась за мной.

– А твои мать и сестра – они тебя видят?

Джесс вздохнул, словно сдавался под ее натиском, и, примостившись на бильярдном столе, приготовился к долгому разговору. Люси до сих пор не могла поверить в реальность происходящего. Она снова увидела своего лесного воспитанника фей, и вот оказалось, что он не имеет никакого отношения к фэйри, что он – необыкновенное привидение, которое не видит никто, кроме нее. Все это нелегко было принять вот так, сразу.

– Они видят меня, – ответил он. – Возможно, потому, что они присутствовали при моей кончине. Мать волновалась, что я исчезну из их мира, когда мы переедем в Лондон, в Чизвик-хаус, но, судя по всему, этого не произошло.

– Тогда, в лесу, ты мог бы и представиться.

– Ты была еще ребенком. Я считал, что ты с возрастом утратишь свои способности. Кроме того, я решил, что с моей стороны будет не очень хорошо говорить тебе, кто я такой. Из-за вражды между нашими семьями.

Джесс говорил таким тоном, как будто между Блэкторнами и Эрондейлами существовала непримиримая вражда, словно между ними шла кровопролитная война, как между семействами Монтекки и Капулетти. Однако в действительности лишь Татьяна Блэкторн ненавидела Эрондейлов, а они никогда не испытывали к ней враждебных чувств.

– Почему ты утащил меня из бального зала? – требовательно спросила Люси.

– Никто, кроме моих родичей, не может меня видеть. Я не понимаю, каким образом это удается тебе; такого никогда не случалось прежде. Я не хотел, чтобы все подумали, будто ты лишилась рассудка. А кроме того…

Джесс резко выпрямился. Тень промелькнула на его лице, и Люси похолодела; на мгновение ей показалось, что глаза его сделались чудовищно большими, изменили форму, превратились в страшные черные озера. Ей показалось, что она видит в них тьму и еще какую-то движущуюся фигуру. Он устремил на нее зловещий взгляд.

– Оставайся в комнате и не выходи, – прошипел он, вцепившись ей в локоть пониже пышного рукава. Люси ахнула от неожиданности; пальцы его были холодны, как лед.

– В этот дом явилась смерть, – произнес призрак и растаял в воздухе.

Серый мир окружал Джеймса. Он уже успел забыть о холоде, который охватывал его, когда наступали тени. Забыть о том, что он по-прежнему может видеть реальный мир, но словно сквозь завесу пыли: он стоял в бальном зале, однако все было черно-белым, как на фотографии. Нефилимы превратились в привидения, они вытягивались в длину, извивались и раскачивались, как фигуры из ночного кошмара.

Джеймс пошатнулся и неуверенно сделал шаг назад, когда из пола выросли деревья; корни поползли в разные стороны по полированному паркету. Он знал, что кричать бесполезно: его все равно никто не услышит. Он был один в ином мире. Перед глазами мелькали видения выжженной пустыни и багрового неба, а фигуры танцующих, которые не видели и не слышали его, продолжали кружиться по залу. Время от времени он узнавал лицо, жест – ему показалось, что он видит рыжие волосы Корделии, Ариадну Бриджсток в платье из винно-красного шелка, свою кузину Барбару, протянувшую руку кавалеру. И в этот миг древесный корень, извивавшийся, словно щупальце чудовища, обмотался вокруг ее ноги и уволок ее вниз.

Перед глазами сверкнула ослепительная раздвоенная молния, и внезапно он снова очутился в настоящем, в бальном зале, его оглушил шум, ослепил свет. Кто-то крепко держал его за плечи.

– Джейми, Джейми, Джейми, – повторял чей-то встревоженный голос, и Джеймс, не обращая внимания на бешеный стук сердца, постарался сфокусировать зрение. Это был Мэтью. За спиной у него мелькали другие Сумеречные охотники: Джеймс слышал их смех и болтовню, походившие на приглушенные разговоры статистов в пьесе.

– Джейми, дыши глубже, – велел Мэтью, и его голос был единственной реальностью в мире, перевернутом вверх тормашками. Джеймса охватил непередаваемый ужас – на сей раз это произошло на виду у всех…

– Они видели меня? – хрипло выговорил он. – Они видели, как я превратился в тень?

– Ты не превращался в тень, – успокоил его Мэтью, – ну, то есть, совсем немного, скажем так, распушился по краям…

– Ничего смешного, – сквозь зубы процедил Джеймс, но шутка Мэтью подействовала на него, как ушат ледяной воды. Сердцебиение постепенно пришло в норму. – Значит, ты хотел сказать… что я не превратился в тень?

Мэтью отрицательно покачал головой и отпустил Джеймса.

– Нет.

– Тогда как ты узнал?

– Я это почувствовал, – объяснил Мэтью. – Почувствовал, что ты ушел в… туда.

Его передернуло, и он, сунув руку за пазуху, извлек небольшую флягу с собственными инициалами. Мэтью отвинтил крышку, и Джеймс почувствовал резкий, специфический запах виски.

– Что случилось? – расспрашивал Мэтью. – Я думал, ты просто разговариваешь с Анной.

Джеймс заметил, что Томас и Кристофер смотрят на них с любопытством. Должно быть, у них с Мэтью очень серьезный и взволнованный вид, подумал он.

– Во всем виноват твой брат, – пробормотал он.

– Я совершенно не удивлюсь, если мне скажут, что мой брат виноват абсолютно во всем, – заметил Мэтью уже более спокойным голосом. – Но в нашем случае…

И в этот момент по залу разнесся душераздирающий вопль.

Корделия не могла понять, почему она вдруг так разволновалась из-за Люси. Рядом с бальным залом находилось несколько гостиных, и Люси могла удалиться в одну из них, или же пойти отдохнуть в свою комнату. Она могла быть где угодно в Институте. Прежде чем умчаться куда-то, Мэтью сказал ей, чтобы она ни о чем не беспокоилась, но Корделия никак не могла избавиться от безотчетной тревоги.

– Ради всего святого! – крик отвлек ее от размышлений. Это был низкий мужской голос, баритон. – Кто-нибудь, помогите ей!

Корделия огляделась: гости в изумлении переговаривались. В другом конце зала собралась небольшая кучка людей, и непонятно было, что там происходит. Она подобрала юбки и начала пробираться сквозь толпу.

Она чувствовала, как волосы выбиваются из тщательно сооруженной прически и падают на плечи. Мать придет в ярость, но что же это такое? Почему никто не трогается с места? Это же Сумеречные охотники. Какого черта они стоят, словно к полу приросли, когда кому-то требуется помощь?

Она растолкала небольшой кружок зевак и увидела на полу молодого человека, который держал на руках безжизненное тело Барбары Лайтвуд. Это Оливер Хейуорд, сообразила Корделия, жених Барбары.

– Мы танцевали, – безумным голосом говорил он, – и вдруг она упала замертво…

Корделия опустилась на колени. Барбара Лайтвуд была смертельно бледна, темные волосы на висках были влажными. Девушка дышала часто, прерывисто. В подобных случаях Корделия забывала о своей застенчивости и думала только о том, как помочь пострадавшему.

– Ей нужен свежий воздух, – сказала она. – Наверное, корсет слишком сильно затянут. У кого-нибудь есть нож?

Анна Лайтвуд появилась из-за спин растерянных людей и грациозным движением опустилась на пол рядом с Корделией.

– У меня есть кинжал, – произнесла она, извлекая из внутреннего кармана жилета клинок в ножнах. – Что нужно делать?

– Нужно разрезать корсет, – ответила Корделия. – Она испытала какое-то потрясение, ей необходимо вздохнуть свободно.

– Предоставьте это мне, – сказала Анна. У нее был необычный хриплый голос, одновременно нежный, как шелк, и жесткий, как наждачная бумага. Она приподняла тело Барбары и провела острием кинжала по ее спине, осторожно разрезая ткань и материал корсета. Когда одежда соскользнула с плеч Барбары, Анна подняла голову и рассеянно произнесла: – Ари, накидку…

Ариадна Бриджсток быстро сдернула шелковую накидку и подала ее Анне, а та ловко обернула Барбару. Дыхание больной постепенно выравнивалось, краски возвращались на лицо. Анна посмотрела на Корделию поверх головы Барбары, и в ее синих глазах мелькнуло оценивающее выражение.

– Что здесь происходит? – Это была Софи Лайтвуд, которой, наконец-то, удалось пробраться к месту происшествия; за ней следовал муж, Гидеон. – Барбара! – Она повернулась к Оливеру, который с расстроенным видом стоял рядом. – Она упала?

– Она просто потеряла сознание ни с того ни с сего, – снова объяснил Оливер. – Мы танцевали, и она упала в обморок…

Ресницы Барбары дрогнули. Она села с помощью Анны и, часто моргая, взглянула на мать. Внезапно на щеках ее выступили красные пятна.

– Я… со мной все в порядке, – пролепетала она. – Уже все в порядке. У меня закружилась голова… так глупо, но это был просто обморок.

Корделия поднялась на ноги. К ним подходило все больше людей. Гидеон и Софи помогли Барбаре встать, и Томас, возникший из толпы, предложил сестре не слишком свежий носовой платок. Она со слабой улыбкой взяла платок и прижала к губам.

На ткани остались следы крови.

– Я прикусила губу, – поспешно произнесла Барбара. – Упала и прикусила губу. Ничего страшного.

– Нам нужно стило, – сказал Томас. – Джеймс?

Корделия до этого момента не замечала Джеймса. Обернувшись, она увидела, что он стоит у нее за спиной.

Вид его напугал Корделию. Несколько лет назад он сильно заболел, у него была жгучая лихорадка; и сейчас она вспомнила, как он выглядел тогда, бледный, больной, с безумным взглядом.

– Мое стило, – хрипло произнес он. – Во внутреннем кармане. Барбаре нужна исцеляющая руна.

Корделия хотела было спросить его, почему он не может достать эту вещь сам, но вдруг заметила, что руки его безвольно повисли вдоль тела, а пальцы крепко сжаты в кулаки. Она протянула руку и нервно, неловко принялась шарить в кармане его жилета. Она чувствовала шелк и батист, чувствовала биение его сердца. Наконец, она нащупала тонкий предмет, похожий на карандаш, вытащила его и протянула Томасу, который принял стило с удивленным видом и поблагодарил. Она вдруг сообразила, что не успела толком рассмотреть Томаса: у него были блестящие карие глаза, как у его матери, и густые темные ресницы, такого же цвета, как волосы.

– Джеймс. – Люси внезапно очутилась между Джеймсом и Корделией и потянула брата за рукав. – Джейми. Ты опять…

Он покачал головой.

– Не надо сейчас об этом, Люси.

Люси выглядела встревоженной. Они трое молча смотрели, как Томас заканчивает изображать исцеляющую руну на руке сестры, и Барбара снова воскликнула, что с ней все в порядке, она жива и здорова, и у нее просто закружилась голова.

– Я сегодня забыла позавтракать, – обратилась девушка к матери, когда Софи обняла ее за талию. – Наверное, в этом все дело.

– И тем не менее, мы считаем, что сейчас тебя надо отвезти домой, – сказала Софи, оглядываясь. – Уилл… ты не мог бы распорядиться, чтобы подали нашу карету?

Все поняли, что больше ничего интересного не предвидится, и толпа понемногу рассеивалась. Семья Лайтвудов направилась к выходу, Барбара опиралась на руку Томаса. Внезапно произошла заминка: какой-то человек с куриной грудью и черными усами, подкрученными вверх, бросился к Гидеону и начал что-то возбужденно втолковывать ему.

– Что понадобилось Инквизитору от дяди Гидеона? – удивилась Люси. Джеймс и Мэтью лишь покачали головами. Через минуту Гидеон кивнул и последовал за усатым человеком – Корделия догадалась, что это и есть Инквизитор – туда, где стояли Чарльз и Грейс Блэкторн. Девушка пристально смотрела на своего собеседника снизу вверх, глаза ее блестели, на лице читался интерес. Корделия вспомнила уроки матери насчет того, как притворяться заинтересованной беседами в светских гостиных: казалось, Грейс сумела научиться всему сразу, появившись в обществе меньше часа назад.

Чарльз неохотно отвернулся от Грейс и заговорил с Гидеоном Лайтвудом. Инквизитор пробирался через толпу, по дороге останавливаясь, чтобы поговорить с Сумеречными охотниками. Большинство из них были ровесниками Чарльза: Корделия подумала, что ему было около двадцати пяти.

– Похоже, вечеринка окончена, – заметил Алистер, появляясь рядом с Корделией. В руке у него была незажженная сигара, и он жестикулировал ею. Корделия знала, что если он начнет курить, Сона его убьет. – Насколько я понял, произошло нападение демонов-шакс на площади Семи Циферблатов.

– Нападение демонов? – с некоторым удивлением повторил Джеймс. – На простых людей?

Алистер глупо ухмыльнулся.

– Ну да, вы знаете, такая неприятность, из тех, что мы поклялись предотвращать. Ангельские заветы и все такое прочее.

Лицо Мэтью стало каменным; Люси в тревоге покосилась на него. Джеймс прищурился.

– Чарльз отправился вместе с Гидеоном Лайтвудом и Инквизитором Бриджстоком взглянуть, что там происходит, – продолжал Алистер. – Я вызвался пойти с ними, но я пока еще недостаточно хорошо знаю Лондон. Чарльз обещал показать мне город, и после этого я стану просто подарком для любого патруля.

– Ты, подарок, – процедил Мэтью, опасно сверкнув глазами. – Представляю себе.

И он ушел. Алистер посмотрел ему вслед, приподняв бровь.

– Что, наш друг сегодня встал не с той ноги? – произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Нет, – коротко бросил Джеймс и стиснул зубы с таким видом, будто из последних сил терпел присутствие Алистера. Корделия вспомнила времена, когда Алистер учился в Академии, и как ужасно ей хотелось узнать, что там происходит.

Алистер открыл рот, чтобы что-то еще сказать, но в этот момент из толпы появилась Сона и направилась к ним, словно пароход, приближающийся к пристани. Тряхнув головой, она пристально осмотрела сына, затем Корделию. Алистер поспешно запихал сигару в карман.

– Дети, – произнесла она, – я считаю, что нам пора уходить.