Глава вторая

Евгений

– Ну, что, Женек, готовься к выписке, – сообщает прямо с порога отец. – Завтра тебя забираю.

Забрать можно свою вещь. Неживой предмет. Или бесформенное тело, которое само за себя не отвечает. Мне кажется, таким я выгляжу в его глазах. Иногда, правда, проскальзывает интерес. Я ведь тоже не всегда косячу. Когда отец бывает пьян, он сам даёт мне в руки гитару и просит сыграть что-нибудь задушевное. И его на слезу пробивает. После этого он злится и требует прекратить. Странный человек он, Евгений Петрович. Всё пытаюсь его понять и никак не могу. Мы слишком разные. Мыслим, чувствуем по-разному. Поэтому всегда – по разным берегам.

– Что насчёт уголовного дела? – интересуюсь я. Отец и словом не обмолвился ни разу. Молчит об этом уже целую неделю. А вдруг мне реально срок грозит?

Да нет, он бы об этом сказал.

– Вспомнил, наконец!.. – торжественно произносит отец, так словно речь о каком-то грандиозном событии, которое я упустил из виду. – Что ж, раз хочешь знать… Нет никакого уголовного дела.

– То есть как – нет?

– А так. Дело никто не возбуждал. Нет состава преступления.

– Так Лёшка ведь…

Отец перебивает.

– Твой Лёшка сам нарвался. Рано или поздно это всё равно бы с ним случилось. Жаль, что в этот раз ты с ним рядом оказался. С другой стороны, остался жив. А это самое главное.

– Я жив, он – нет, – мрачно напоминаю я.

– Пусть земля ему будет пухом, – говорит отец, закрывая тем самым тему. – Пойми, Евгений, каждый в этой жизни находит то, что он ищет. И если думать, что пьянки и гулянки приведут к чему-нибудь хорошему, то это большая ошибка. Заблуждение!.. Нельзя жить так легкомысленно. У любого действия есть последствия.

Я молчал, слушая. Он не ругал, не оскорблял, как это обычно бывало. Он просто делился тем, что, возможно, сам однажды понял. И взгляд его был усталым. И выглядел он совсем старым. Впервые, быть может, мне стало жаль его.

– Прости меня, пап, – и голос задрожал. Ну, вот, ещё не хватало перед отцом слезу пустить. Он же меня загнобит сразу!

Но вместо ожидаемого отец махнул рукой.

– Да чего уж там… Я сам перепугался, когда узнал. Ночью звонят, сообщают: сын в аварию попал. Как думаешь, легко мне было? Ещё и мать надо успокоить. Давление сразу подскочило, сердце схватило… Женек, – тревожным взглядом отец смотрит на меня, – ты этого больше не делай. Пообещай.

– Пап, я… – мнусь, не зная, как реагировать на его слова.

– Пообещай, – повторяет он. – Дай слово, что не повторится.

– Хорошо, – соглашаюсь, как всегда. – Даю слово.

Он кивает. Верит – нет? Откуда мне знать? Я сам себе не очень верю.

– Ты вещи собери. Сегодня последние процедуры. А завтра я за тобой приеду, – напоминает отец.

Я не мог не спросить.

– Куда поедем?

– Домой. Куда же ещё?

– А что насчёт универа?

– Надо же, – удивляется отец, – про универ вспомнил.

– Так уже декабрь. Сессия на носу.

Очередная сессия, к которой я не буду готов. Очередные «двойки» на экзаменах. И пересдачи под строгим неусыпным контролем. Вроде недолго осталось потерпеть. Всего два года. Даже меньше. А я никак не могу привыкнуть. И каждый раз как будто заново. По кругу.

– Вот что, Женёк, – говорит отец, – я тебя домой заберу, недельку ты отлежишься, в чувства придёшь. А дальше смотри сам. Ты взрослый, тебе решения принимать.

Слушаю отца и не верю, что он эти слова произносит. Ты ли это, Евгений Петрович, военный мужчина до мозга костей? Где твоя выправка, где бравый взгляд?

Всё сын непутёвый поломал.

– Пока ты здесь лежал, – поясняет отец, – я многое передумал. Мать тоже на мозги капала. Может, и права в чём-то. Да, я всегда был слишком строг к тебе. И не учитывал того, что ты не тот, каким я себе представлял, – тяжело вздыхает. – Знаешь, не хочу я тебе жизнь ломать смолоду. Так из тебя ничего хорошего не получится.

Неужели? И что я слышу?

– В общем, если хочешь – забирай документы и вали из этого университета нахрен! Я вмешиваться не стану, – заключает отец. – Только уговор: бросишь учёбу – сразу пойдёшь работать. Мне нахлебники не нужны. Тебе двадцать лет.

– Я помню, пап.

Мы распрощались, пожав друг другу руки. Он уехал домой. Накинув на плечи куртку, я в домашних тапочках вышел на порог стационара. Достал сигарету из кармана (Фауст вчера целую пачку привёз). Чиркнул спичкой и затянулся. Привычный вкус дешёвого табака. Курить вряд ли когда-нибудь брошу. Вредно, конечно. А с другой стороны есть ли в этой жизни что-нибудь безвредное? Взять к примеру такое светлое чувство, как любовь. Что – не вредное? Лизка говорила, что любила меня. И где она сейчас? За всё время, что я в больнице, ни разу не навестила. И не позвонила. Может, у неё тоже сессия? Рановато. Или осеннее – зимняя депрессия? Нет, конечно. У неё парень, который оказался дураком.

Был парень. Теперь уже нет.

Докурив, бросаю «бычок» в мусорное ведро.

– Селиверстов, – мимо проходит медсестра – та, что мне капельницы ставит. Молодая девушка, симпатичная. Ненамного старше меня. – Вы почему на территории стационара курите?

– Больше не буду, – с улыбкой отвечаю я.

– Не холодно вам? – спрашивает она, переводя взгляд на мои тапочки.

– Нормально, – а сам кутаюсь в куртку. Холодная она, ещё осенняя. Когда в аварию попал, была другая погода. А сейчас самая настоящая зима.

– Идите в палату, – строгим голосом говорит медсестра. – Я сейчас к вам приду.

– Слушаюсь, – мне от чего-то становится веселее. Ведь, если подумать, всё не так уж и плохо складывается. Отец сказал: не будет настаивать на продолжении обучения. Значит, можно забирать документы. Не лежит у меня душа к этому универу.

А с другой стороны, три года тоже не прошли даром. И чтобы их сейчас – коту под хвост? Надо подумать как следует.

А медсестра уже входит в мою палату.

– Ну, что, Евгений, готовы к процедурам?

– С вашей лёгкой руки – всегда.

Она улыбчивая. И вовсе не такая строгая, как показалась вначале.

– Простите, а как вас зовут? – спрашиваю я, пока она возится со шприцем и ампулой.

– Марина, – отвечает медсестра.

– Марина, – повторяю я. – Хорошее у вас имя.

– Обыкновенное, – она ловко вводит мне иглу в вену. – Теперь лежите смирно, не двигайтесь. Лекарство прокапает, тогда я приду.

– А как вы узнаете, что оно прокапало? Может, здесь останетесь? Со мной?

– Селивёрстов, у меня и другие пациенты, – напоминает Марина. – Не вы один.

– Жаль… – притворно вздыхаю я. – Хотелось бы остаться одному.

– У вас будет такая возможность, – Марина уходит, прикрыв за собой дверь. А я смотрю ей вслед и думаю о том, что под этим белым халатом у неё очень красивые ноги. А если этот халат снять…

Кажется, мне точно пора на выписку. Засиделся я тут, залежался. А у Марины надо будет взять номер телефона. Хорошая она девушка. И ноги у неё красивые. А глаза…

Глаза не помню, какого цвета. Я ниже смотрел.

Ксения

Лежу на кровати с книгой в руках. Пытаюсь сосредоточиться и понять смысл текста. Учебник по высшей математике, взятый в библиотеке, уже изрядно потёртый, местами исписан ручкой. Последнюю контрольную я написала неплохо. Но выучить все эти формулы и понятия не могу. Никогда не думала, что я такая тупая. В школе училась отлично, и та же математика мне легко давалась. Как и всё остальное.

Но в универе другие правила. «Пятёрки» получает тот, кто проявляет активность. А если сидеть молча на всех семинарах и практических, есть риск остаться незамеченным. И тогда на экзамене профессор, глядя поверх своих огромных очков, удивлённо спросит: «Кто вы, барышня? Я вас впервые вижу».

Всё это – со слов Насти. Она халявщица и двоечница. Способностей, по её собственному выражению, нет. Но учиться надо. «Вышка» потом пригодится. Только где? В продовольственном магазине?

Кстати об этом. Фауст принёс торт в честь своего… уж не знаю, чего. Говорит: именины. Но мне кажется, это всего лишь повод. Он хочет наладить отношения с Юлей. Поэтому стал часто заходить к нам в гости. Я не против, мне он не мешает. Но она сомневается.

– Понимаешь, я не уверена, что он – тот, кто мне нужен, – говорит подруга. – Замутили по пьяни, как это обычно бывает. Жалеть об этом поздно. Что сделано, то сделано. Но спать с ним дальше не хочу. Есть и другие варианты.

Я тут же заинтересовалась.

– Какие другие варианты? Ты мне ничего не рассказывала.

– Да это я так, размышляю. Пока ничего серьёзного.

Я вновь уткнулась в книгу. Несколько раз прочитала одно и то же предложение и со вздохом отложила.

– Не получается у меня сегодня.

– Думаешь не о том, – заметила Юля.

– Надо водки выпить, – заглянувшая в комнату Настя сориентировалась быстро. – Хотите, девочки?

– Хотим, – ответила Юля за нас двоих.

– Тогда пошли ко мне.

Как оказалось, Настя уже была навеселе. У дверей нам встретился Фауст, который поинтересовался, куда мы направляемся. Настя молча взяла его под руку и повела за собой. Тортик, видимо, останется для Маши. Может, ещё Юрка к ней зайдёт.

А в комнате у Насти надымлено и шумно. Какие-то незнакомые парни сидят за столом. В углу жмётся Яна. Рядом с ней соседка Лена. Увидев нас, девчонки замахали руками, а парни громко засвистели.

– К нашей компании прибыло!

Фауст тут же пошёл знакомиться. Каждому важно назвал своё прозвище. Кстати, я его имени до сих пор не знаю. И даже Юля, хотя она считается (или считалась) его девушкой.

Мы подсели к столу, нам тут же плеснули водки в стаканы.

– Я это не буду, – отстраняю стакан, но незнакомый парень настаивает: «Рукой коснулась – обратно ставить нельзя. Пей!»

Я взяла стакан с твёрдым намерением вылить на пол всё содержимое. Но этот же самый парень, назвавшийся Серёжей, следил за каждым моим жестом. Пришлось пригубить.

– Какая гадость!..

Я взяла ломтик солёного огурца. Он перебил этот мерзкий вкус водки, и мне стало легче.

– Совсем не пьёшь? – спрашивает Сережа.

– Водку – нет.

– И не куришь?

– Пробовала, но мне не понравилось.

– О! – воскликнул он. – Может, ещё и сексом не занимаешься?

Вместо ответа я отвернулась. Сделала вид, что увлечённо разглядываю заляпанную пятнами еды скатерть.

– Да ты не стесняйся, – говорит Сережа. – Если что нужно – зови меня. Помогу.

– С чем ты мне поможешь? – не поняла я.

– Как – с чем? С девственностью твоей расстаться, – непринуждённо отвечает он. – Ты ведь уже совершеннолетняя? Ну, и зачем она тебе нужна? Лишние хлопоты.

Я дар речи потеряла. А он увлёкся монологом, продолжил.

– Ксюша, – я назвала ему своё имя, – я парень простой и честный. Скажу, как есть. В наше время никто твою целость уважать не будет. И ждать тебя ни один нормальный мужик не станет. Девок – полно. Выбирай – не хочу. Ты, конечно, хорошенькая. На тебя приятно смотреть. Только это быстро наскучит, если руками трогать нельзя. А ты не даёшь. И что, в таком случае, с тебя взять?

В это время Настя падает ему на колени.

– Серёга, родной!

– Да, Настён, с тобой мы с детства знакомы. Из одной деревни оба. И ты мне как сестра.

Когда я увидела, как этот Сережа лапает свою «сестру», мне захотелось встать и уйти. Настя тоже хороша. За эти полгода распустилась настолько, что я просто перестала её узнавать. А ведь вначале она показалась мне нормальной девчонкой. Говорит: общага виновата. Здесь люди другими становятся. Но я не верю. Дело не в этом. Общага или любое другое место не могут так сильно изменить человека. Что в нём заложено, то рано или поздно прорвётся наружу.

А Юля, всё-таки, ушла с Фаустом. И дело вовсе не в тортике, который мы, к слову, так и не попробовали. Видимо, посмотрев на эту компанию, она поняла, что Фауст ей ближе. И я, пожалуй, с ней соглашусь.

Встаю из-за стола и собираюсь уйти следом. Но пресловутый Сережа хватает меня за руку.

– Уходишь? Так скоро? Мы так не договаривались.

– Мы вообще с тобой ни о чём не договаривались, – холодно отвечаю я. Пытаюсь вырвать руку, но он держит крепко.

– Так можем договориться, – криво улыбается он, и я вижу, что у него нет одного верхнего зуба. Нервный смех прорывается наружу. А Сережа понимает всё по-своему. – Ну, вот, видишь, как со мной весело, – говорит он и притягивает меня к себе. – Я тебя ещё не так развеселю.

Насильно усаживает меня к себе на колени. Я сопротивляюсь. Он мне противен, и я не хочу быть с ним в таком тесном контакте. Вырываюсь и вскакиваю с его колен. А он ржёт.

– Вот ты строптивая, блин! Даже интересно становится. А ну иди сюда!

Он встаёт, задевает ногой стул, опрокидывает на пол мой стакан с водкой. Мне становится страшно. Парень сильно пьян и, похоже, границ никаких не признаёт. Надо срочно уходить отсюда. Но, как назло, его приятель преграждает мне путь, заслонив собой дверь.

– Всё, Ксюша, ты попалась, – беззубо улыбается Серёжа. Нет, это не улыбка, это звериный оскал.

– Настя! – зову я. – Успокой, пожалуйста, своих друзей. Я хочу уйти, а они меня не пускают.

– Сами разбирайтесь.

Насте сейчас не до этого. Настя с другим своим приятелем обнимается. Шалава!.. Больше я сюда – ни ногой!

Смотрю я в эти пустые глаза Серёжи, а потом в такие же у его друга, и не понимаю, что я, вообще, здесь делаю. Приключений захотелось? Разнообразия? Тоска заела? Лучше бы высшую математику зубрила. Пользы гораздо больше.

– Дайте мне пройти, – громко произношу я. Но никто не хочет слышать. И что теперь мне делать?

Это произошло мгновенно. Резко открылась дверь, прихлопнув Серёжиного друга, отчего он в сторону отлетел. Я вздрогнула, испугавшись ещё больше. И вдруг – знакомый голос:

– Привет, банда!

– Паша?..

– Он самый.

Красивый, нарядный, в рубашке, с галстуком.

Трезвый.

– Ты что здесь делаешь? – спрашиваю я.

– А ты?

– Не видишь, друг? – вмешивается Серёжа. – Мы празднуем. Присоединяйся.

– Отлично. Я праздники люблю.

Пашка обводит беглым взглядом каждого. Оценивает обстановку. В это время приходит в себя парень, которого он дверью оглушил. Идёт к нему.

– Эй, ты чего? – возмущается он. – Прямо с порога – драться?

– Извини, приятель, что задел, – Пашка – сама непринуждённость. Но я-то знаю, что он лукавит. Всё сделал специально. За что я благодарна ему в эту минуту.

– Мы тут с девушкой пытаемся договориться, – не унимается парень, – а ты врываешься.

– Плохо, значит, пытаешься, – отвечает Пашка.

– Может, ты научишь как надо?

Разговор принимает опасный оборот. Пашка за словом в карман не полезет. Но и эти парни молчать не будут. Сережа выходит вперёд.

– В общем, так, эта девушка, – он указывает на меня, – со мной.

– Ошибаешься, – спокойно возражает ему Пашка. – Эта девушка – со мной.

Меня словно гром поразил. При чём, в самое сердце. Я не знаю, как реагировать на его слова.

Сережа тоже недоумевает, но по-своему.

– Что значит – с тобой? Не понял.

Пашка рывком притягивает меня к себе. Я вцепляюсь в его рубашку, как в спасательный круг.

– Моя девушка, говорю тебе. Ясно? Или всё ещё нет?

Смотрю в сторону и вижу округлившиеся глаза Яны. Она ведь тоже здесь. И она всё слышит. А рядом с ней её подруга Лена. И Настя – напротив со своим ухажёром. Они все сейчас смотрят на нас. Я готова провалиться сквозь землю!..

Зато Серёжа проявил чудеса дипломатии.

– Понял, друг, всё понял. Извини. Больше не лезу, – и, развернувшись, нетвёрдыми шагами идёт в нужном направлении – к столу за очередной порцией водки.

– Идём, – шепчет мне Пашка на ухо. – Здесь тебе нечего делать.

Выводит меня из комнаты. На этот раз нам никто не мешает. Но, уходя, я ощущаю на себе взгляды тех, кто остался там. И эти взгляды, видимо, хотят меня испепелить. Все эти девочки – Яна, Лена, даже Настя! – они все по нему сохнут. Яна точно с ним спала. Насчёт других не знаю. Может, и они тоже. Не удивлюсь, если и Настя. Я не собираюсь продолжать с ней дружбу. Хватит этого ужасного застолья, которое могло обернуться для меня чем-то плохим, если бы…

Если бы Пашка вовремя не пришёл.

Откуда он узнал, где я? И, вообще, как здесь оказался?

Я столько вопросов ему хочу задать, но не успеваю. Как только он выводит меня в коридор, тут же обнимает за талию, прижимает к себе и жадно (как только он умеет) начинает целовать. Он ничего не боится. Ему плевать, если нас кто-то увидит.

Ему плевать. А мне – нет!