Глава первая

Павел

– Пашенька, милый мой! Приехал?

– Бабушка! – протягиваю руки, чтобы обнять. Моя старушка склоняется ко мне, заключает в объятия. Какая она сухонькая!.. Платьице залатанное, старенькое, платочек белый на голове. Глаза ещё хорошо видят. Вот он, твой правнук Пашка, пяти лет от роду. Приехал свою любимую бабушку навестить. Летом в деревне хорошо. Птицы поют, трава зелёная и такая мягкая, что в ней хочется лежать, кувыркаться. А на деревьях растут яблоки, и груши, и сливы скоро поспеют. Будем объедаться.

– Пашенька, как твои дела?

– Да хорошо, бабуль. К тебе очень хотел приехать. Давно не видел. Ты сама у нас редко бываешь.

– Тяжело мне, Пашенька, выезжать стало. До остановки далеко. Да и боязно. А вдруг не доеду? – бабушка вздыхает. – Ты лучше про себя расскажи. Что у тебя нового?

– У меня? Да вот чего. Я, бабушка, жениться собираюсь.

– Жениться? – удивляется она. – Не рановато тебе, Паша?

– Нет, бабушка. В самый раз. Да и отказаться нельзя. Невеста моя беременна. Ребенок у нас скоро будет.

– Вот оно что, Пашенька… Тогда это правильно. Родителям нельзя своих детей бросать.

– И я так тоже думаю, бабушка.

– А ты хоть любишь её, свою невесту?

– Люблю? Наверное. Без любви в жизни счастья не бывает.

– Правильно, Пашенька, говоришь, правильно… Жениться только по любви.

– Куда же ты, бабушка? – старушка вдруг исчезает. Вместо неё остаётся тлеющий огонёк свечи. И память – вечная память…

* * *

Просыпаюсь резко и вздрагиваю. Всё ещё ночь, но сон как рукой сняло. Я отвык спать спокойно. График работы этой долбанной всё мне перепутал. По ночам на ногах, подносы разносил. Хотя какие теперь подносы? Специалист экономического отдела серьёзной организации. Только диплома не хватает. Но до него совсем чуть-чуть осталось. Ноябрь заканчивается, зима на носу. Предпоследняя сессия.

Всё будет нормально. Я знаю это. Я к этому шёл, препятствия оставляя позади. И дальше пойду. Пробьюсь, если надо, куда угодно. А мне надо!

На тумбочке лежат часы. Я их всегда снимаю перед тем, как ложиться в постель. Половина третьего. Недолго же я спал. А теперь хоть глаз выколи. Сны ещё беспокойные… не к месту. Бабушка снилась. Вернее, прабабушка. Но я-то её бабушкой называл. Хорошая она была, добрая… Жаль, что так мало я её застал на этом свете. Походу, всё хорошее, вообще, быстро мимо меня проходит. Промелькнет чуть, поманит своей рукой, а потом вдруг исчезнет, как ни бывало. И снова я остаюсь один, при своём. Что ж, не привыкать…

Бросаю взгляд в сторону. Милада спит крепко, обняв подушку. Пока ещё на животе можно. Потом, сказали, на бок ложиться. Ребёнка можно придавить.

Ребёнка?..

Ты ли это, Пашка Сазонов, спишь сейчас в одной постели с женщиной, которая носит твоего ребёнка?

Мне до сих пор в это не верится. И то, как я мог попасть.

Нет, ни о чём не жалею. Я с этой женщиной собирался судьбу связать. И к этому всё и шло. Потом, правда, стал сомневаться. Что-то меня спутало, заставило думать и чувствовать по-другому. Теперь это в прошлом. Надеюсь.

Резко откидываю одеяло, встаю и иду на кухню. Без сна лежать неинтересно. Включаю чайник и, пока он нагревается, достаю пачку сигарет. Милада не любит, когда я курю в квартире. Вытяжка работает плохо, запах табака по комнате распространяется. Я его почти не ощущаю, привык. А у неё сейчас реакция на запах изменилась. Раньше было всё равно, теперь – нет. Я закрываю дверь на кухню, открываю настежь окно и закуриваю.

Квартира, которую мы снимаем, однокомнатная, но улучшенной планировки. Здесь просторная кухня, есть балкон, санузел раздельный. Нормально для двоих. Потом надо будет думать о расширении. Она звала меня к себе. И будущая тёща тоже пыталась уговаривать. Но я стоял на своём.

– Мужчина должен сам заработать на жильё для своей семьи.

– Молодец, Павел, – тесть поддержал. Сам когда-то с малого начинал. Теперь – большая шишка в городе. Конечно, для единственной дочери хочет удобств. Но, вроде как, с моим появлением в их жизни они смирились. Да, не фонтан, деньги не сыплются из карманов. Но Милада сама такого выбрала. А теперь уже поздно – через семь месяцев ребёнок родится.

Ребёнок… Каждый раз, повторяя себе это, пытаюсь осознать происходящее. И каждый раз признаю, что не такого я желал. Дети – святое, они приносят радость. Но и они не всегда желанны. Как я, например. Появился не в то время и не к месту. Поэтому отец решил свалить. Меньше знает – крепче спит. А мне так часто хотелось, чтоб он уснул вечным сном!

Кто он? Где он? Я никогда его не видел. А если и видел, то где-нибудь в толпе, мельком, не обратив должного внимания. Ни единой фотографии. А мать говорила: мы чем-то похожи.

Чайник закипел. Сигарета погасла. А я хочу ещё одну. Курить много – вредно. Вообще, вредно жить. Но я та ещё зараза, чтоб меня можно было одолеть.

К чему снятся покойники? К дождю, вроде. А какой может быть дождь, когда снег уже два дня падает? Этот – точно ляжет настоящим покровом до весны. Первый – тот был некрепкий. Первый же дождь его смыл. Как и всё, что в тот день было…

Вот чёрт! Как ни крути, опять возвращаюсь туда воспоминаниями. Хотел бы забыть – не могу! Не получается, блядь!.. То ли я такой слабохарактерный, то ли… чёрт знает что ещё. Эта девчонка с её огромными глазами до сих пор передо мной. И этот её немой упрёк, который она боится мне высказать. Боится – потому что знает: я могу уже не прийти. Не стану выслушивать её жалобы и проповеди. Развернусь и – не прощаясь, хлопнув дверью. Зачем она мне? Таких я уже сотни…

Нет, сам себе вру. Никогда у меня таких не было. Конечно, она особенная. Поэтому зацепила. Репейник, блин! Но ведь это я сам к ней ходил, упрашивал. Склонял на свою сторону. Она, в конце концов, согласилась. Нежная, скромная. Стыдливая. Всего боялась. И взгляд опускала, когда я её, раздетую, своими глазами ласкал. И руками так касался, словно она может быть только моя!

Да, моя!..

Была… Теперь – не знаю.

Сам упустил.

Даже проще – держать не стал.

А зачем она мне нужна? Я не знаю, что делать с маленькими девочками. Им только боль причинять. Лишний раз не хочется. Достаточно ей того, что она уже получила. Может, теперь начнёт с другими связываться? Попробует раз-другой, станет покладистой. Научится чему-нибудь новому. А то она в постели ну совсем девочка!

А вдруг ей с кем-то другим понравится? Тогда забудет Пашку и даже вспоминать не захочет. Будет принадлежать кому-то другому.

Кому-то другому – но не мне.

Нет! Нет! Нет!

Не хочу я этого. Она – моя! И как можно её с кем-то другим представить?

Собака на сене я, одним словом. Никак разобраться с собой не могу. Уходя – уходи, так ведь говорят? Так вот, похоже, я дальше этой кухни никуда не ушёл.

–– Паш, ты чего?

Милада трогает плечо. Я оборачиваюсь. Стоит в одной сорочке, заспанная. Волосы взлохмаченные. На людях бы она так ни за что не показалась. Но мне можно видеть всё. Животик у неё ещё совсем плоский. На приёме сказали: до шести месяцев может не появиться. Потом начнёт быстро расти. Для Милады это, конечно, шок. Она себя к такому не готовила. А с другой стороны ей уже двадцать пять. Очень подходящий возраст.

– Опять куришь? – она потянула носом воздух, потом стала руками отталкивать воображаемый дым. – Может, бросишь уже?

– Нет.

– Я бросила, – напоминает об этом по сто раз в день.

– Гордишься собой? – спрашиваю я.

– При чём тут гордость, Паш? Ради ребёнка.

– Знаю, – целую её в щёку. – Ты у меня умница. Хочешь чаю?

– Нет, хочу спать. Идём?

– Чуть позже. Мне надо кое-что обдумать, – беру кружку, наливаю чай и разбавляю кипятком. Потом добавляю две ложки сахара.

– О чём ты хочешь подумать, Паш? Сейчас ночь. Не самое лучшее время.

– Для меня – подходящее.

Она наигранно тяжело вздыхает.

– Ну, что у тебя случилось?

– Друг в больницу попал. После аварии. Сколько дней прошло – я его ни разу не навестил.

– Ты про Женьку Селивёрстова? – она знает эту историю.

– Да.

На следующий день, как я съехал с общаги, мне позвонил Юрец. Я уже знал про Женька – вахтёр доложил. Юрец спросил, поеду ли я к нему.

– Нет, как-нибудь в другой раз, – отказался я. – У самого проблемы.

Не стал рассказывать Юрцу, что именно у меня произошло. Пока сам до конца не разобрался. Но, тем не менее, с Миладой мы сняли квартиру, я уволился с «Территории», на прощание показав админу fuc. Мог бы и голую задницу, но это менее эстетично. Потом пришёл в офис, куда не так давно устроился. Там написал по собственному желанию. Полина провожала меня взглядом, но я ничего ей не сказал на прощание. Думаю, она легко переживёт нашу разлуку. Обещаний никаких не было.

А вчера официально устроился в компанию будущего тестя. Такое покровительство с одной стороны приятно, с другой – умаляет мои собственные достоинства. Просто опускает их до минимума. Как эти все мордовороты, которые делят со мной офисный быт, поймут, что я в этой жизни сам чего-то стою? Нет, для них я отныне и навечно – обыкновенный мажорчик, выбившийся в люди рукой «золотого» папы. Пусть не родного, зато приобретённого благодаря его дочери. Вот и получается, что карьерный рост у меня оказался возможен через постель. Так и проституткой себя ощутить недолго!

Я нервничаю постоянно в связи с этим. Милада видит, Милада понимает. Но принять мои амбиции не хочет. Папа всё устроил, надо быть благодарным.

А если я этого не просил?

– Отказывайся, – говорит она. – И тогда наш ребёнок будет расти в нищете.

Я злюсь ещё больше.

– Вот так ты, значит, в меня веришь? Да, жена моя будущая?

– Паш, я готова верить. Только знаю тебя. Ты очень много косячишь. Пожалуйста, держи себя в руках.

– Я держу. Но и у меня может быть личное пространство, которое я захочу чем-нибудь заполнить.

– Например? – сразу вскидывается она.

– Например, встретиться с друзьями.

– С теми собутыльниками из вашей общаги? – Милада не упускает случая поддеть и их, и меня.

– Ну, если ты меня алкоголиком считаешь…

– Нет, не считаю. И надеюсь, ты им никогда не станешь. Только эти друзья тебе не пара.

– А кто же тогда пара? – усмехаюсь. – Может, ты будешь решать?

О, я знаю, с каким наслаждением она бы взяла под свой неусыпный контроль всю мою жизнь. И следила бы за каждым шагом. Улавливала бы каждый промах. Я не знаю, зачем ей нужен. А когда она говорит о любви, я не верю. Что угодно, но этого чувства там точно нет. Эта женщина способна любить только себя.

* * *

Я ещё долго потом не ложусь. Когда она крепко уснёт – тогда можно. Отвернувшись от неё, натянув на себя кусок одеяла. Я просто ещё не готов. Мне нужно время. Так сразу всё навалилось. А я ещё имел глупость подумать о разрыве. Кольцо, которое выбросил в снег, так и не нашёл. Кто-нибудь забрал себе. Потом продаст или, может, подарит кому. Не жалко. Оно Миладе предназначалось, но… Всё равно будем окольцованы. Завтра утром идём подавать заявление в загс. До этого два раза были – то закрыто, то клиентов много. Не судьба, подумал я тогда. Но в этот раз, наверно, всё получится. А когда справку покажем о беременности, то дату росписи скорую назначат. Так обычно месяц – два ждут. А мы – каких-нибудь пару недель. Милада хочет своей шикарной фигурой на свадьбе блеснуть. Пока не располнела. И платье уже заказала. Брать в салоне готовое – это не для неё. Она хочет уникальный фасон. Папа обещал подарок дочери сделать. А мне вообще ничего не надо. Костюм надел – и не парься.

Ложусь в постель, когда на часах уже около пяти. Вставать в семь. Сначала Миладу отвезти, потом самому на работу. Машина её, вожу я. Во всём купили Пашку. Связали по рукам и ногам. И даже деньги, что я получать буду, своей зарплатой не могу считать. Опять же, платит «золотой» папа. Как жаль, что мой родной таким не был.

Как хорошо, что он таким не был! Мажор – не самая приятная перспектива.

Но я сломаю этот ярлык, который на меня приклеило семейство Шумаковых. Будет моя семья – Сазоновых.

Семья, которую я создам сам.

С нелюбимой женщиной и нежеланным ребёнком.

Ксения

На контрольную по высшей математике сегодня не явилась. И грамматику по английскому прогуляла. Юлька – вместе со мной. Решила не оставлять подругу в беде. Мне могло бы быть стыдно за это, если б я не думала постоянно о том, как мне плохо. В унынии человек забывает обо всём, кроме себя самого. Становится эгоистом. И я – не исключение.

В ту ночь, когда ушёл Пашка, я долго не могла заснуть. Стояла у открытого окна в глупой надежде простудиться и заболеть (как будто мне это чем-то поможет!..) К счастью, не удалось. Потом долго слонялась по коридору. Ходила в гости к соседям, «стреляла» сигареты. Здесь этого добра всегда найдётся – выручат.

А потом ко мне присоединилась Юлька. Пришла и молча встала рядом. Какое-то время просто наблюдала за мной, потом изрекла:

– Ксюш, долго это будет продолжаться?

– Ты о чём? – будто я не понимаю!

– Сама знаешь. Но если хочешь, могу озвучить. Как долго ты будешь из-за этого убиваться?

– «Из-за этого»? – переспросила я, лишь бы потянуть время. Зная Юльку, отделаться короткими репликами не получится. Она вытянет из меня всё, но лишь для того, чтобы внутри горечи как можно меньше осталось. Она очень добрая и, пожалуй, единственная, кто так искренне ко мне относится. Может, потому что ей самой в жизни приходилось несладко.

– Дай, пожалуйста, – Юля берёт у меня сигарету, тушит её и бросает окурок в консервную банку. Студенческая пепельница – последний писк современной моды в декоре. – Ксюш, ты мне такой не нравишься.

– Я сама себе такой не нравлюсь.

– Давай поговорим, – просит Юля, и я понимаю, что сейчас это именно то, что мне нужно. Мы идём в мою комнату. Маши там нет. У неё, в отличие от нас двоих, личная жизнь налаживается. Юля включает чайник, достаёт из буфета кружки. Чай в пакетиках, дешёвый, невкусный. А дома всегда рассыпной завариваем. Но здесь в большом городе быт сильно упрощается. И то, что казалось привычным, традиционным раньше, в эти новые городские рамки уже не вписывается.

Я иногда скучаю по домашнему уюту, который не получается создать в этой комнате. Здесь слишком мало моего личного. А то, что есть, сливается с другими людьми, живущими по соседству. Общежитие – место объединения людей. И в то же время именно оно рознит их так, как ничто другое. В толпе легко затеряться и потерять свою уникальность. Но можно держать её внутри и не показывать никому. Я привыкла прятаться на людях. Находясь в компании, всегда существую внутри себя. И доверчивая, и пугливая одновременно.

А Юлька знает меня. И пытается понять. Поэтому только с ней я могу поговорить по душам.

– Что он сказал тебе? – спрашивает она, конечно, имея в виду Пашку. – Ты после его ухода совсем никакая. Обидел? Гадостей наговорил?

– Да. А чего ещё от него ожидать?

Повторяю фразу, слышанную много раз от других. Но сама я в это не верю.

Не верю, что он во всём такой плохой, как о нём говорят. Я знаю его другим.

Я помню.

– Ксюш, – продолжает разговор Юлька, – если ты от него ничего хорошего не ждёшь, тогда зачем подпускаешь его так близко? Скажешь, что дело в сексе, – не поверю. Может быть, он и мастер (я не знаю), но это точно не повод. Особенно для тебя.

– Нет, дело не в этом.

– А в чём? – Юлька смотрит прямо и вопросы задаёт напрямую. – Ты его так сильно любишь?

Киваю еле заметно.

– Да, первая любовь – она такая… – Юлька подсаживается ближе.

Чайник давно закипел и выключился, но нам обеим всё равно. Сидим рядом, склонив друг к другу головы и вздыхаем. Две подружки, одна из которых – дура.

– Так что он тебе сказал, Ксюш? – вновь спрашивает Юлька. – Впрочем, если не хочешь, то не отвечай. Это личное.

– Наговорил столько всего!.. – вспоминаю я. – Что я знала, на что шла. Что оставаться со мной он не собирается. И всё в том же духе.

– Ясно. И что ты думаешь делать?

– Хороший вопрос. Если по правильному – забыть его, вычеркнуть из своей жизни и продолжать, как ни в чём не бывало.

– А если по-настоящему?

Молчу и отрицательно мотаю головой. Всё, слова иссякли. Дальше за меня говорят наполненные слезами глаза. Я ждала их раньше, но слёзы тоже коварны. И проливаются не всегда, когда этого хочется. Я не люблю плакать на людях. Мне сразу становится стыдно. Даже перед Юлькой. Но она, кажется, готова заплакать вместе со мной.

– Ксюш, честно говоря, я не знаю, что посоветовать в такой ситуации. Сказать «забудь» – просто, если сама ничего подобного не чувствую. Ты влюбилась в него – что ж… Прими как есть. В этом ничего плохого. Наоборот, любовь придаёт человеку сил, окрыляет его. Конечно, хочется, чтобы она была взаимной. Хотя насчёт этого я не совсем уверена. Твой Пашка – очень мутный тип. Но что-то в нём есть такое… – она замялась. – В общем, я думаю, он врёт, и ты ему небезразлична.

Вытираю слёзы.

– С чего ты это взяла? – спрашиваю, в надежде услышать что-то, что убедит меня в правоте Юлькиных слов.

– Ну, я тебе об этом давно говорила. Он точно питает к тебе симпатию. И, возможно, нечто большее. Только что-то ему мешает признаться в этом. Даже не тебе признаться, а себе самому. Как будто это сделает его другим… слабым, что ли…

– В глазах этой Милады?

– Её присутствие тоже играет роль, – соглашается Юлька. – И она ему для чего-то нужна.

– Больше, чем я?

– Получается так.