– Я… извиниться хотел, – тот самый шалопай со скульптурного, какой-то весь помятый, смотрел на нее глазами бездомного котенка.

– Просто исчезни, – махнула рукой Вероника.

– О'кей… А ты… Телефончик не дашь свой? – шалопай захлопал ресницами.

– Исчезни! – повысила голос девушка.

Парень замешкался, пришлось замахнуться в его сторону бутылкой воды.

«Все, прочь из этого дурдома! Домой, в «Восхождение»!» – никакие предчувствия не могли больше удерживать Веронику в стенах училища.

Удар! Еще удар! Пространство вокруг «куклы» пестрело насмешливыми системными сообщениями.

Промах!

Ослабленный удар!

Удар вполсилы!

Костяшки пальцев болели. Стучи она по деревяшке в реальной жизни, кожа уже была бы содрана до крови.

Промахи и неудачи не останавливали Хэйт. Она, как одержимая, избивала пугало – тренировочную куклу, одно из сотни деревянных приспособлений, установленных на первом этаже Гильдии воинов для отработки ударов оружием ближнего боя. Две сколоченные крест-накрест рейки, отполированные и увенчанные дешевеньким шлемом с опущенным забралом – так выглядела кукла.

И именно к ней она и стремилась с упорством, достойным лучшего применения: аналоги пугал в Гильдии магов (интересно, почему не мистиков, ляп переводчика?…) были магическими и воспринимали только удары, наносимые магией. Оно и понятно, никакая деревяшка не выдержит урона от огненного шара или тлена.

Дело было в удаче. Пассивное умение, с которым «рождались» гномы, в урезанном виде могло быть получено представителем любой расы и любого класса. Для этого нужно было нанести пять критических (магических, физических – без разницы) ударов подряд по цели равного уровня, однако эти пять ударов должны быть нанесены без влияния пассивных и активных умений, бонусов расы, местности, титулов и эквипа. Другими словами: вам должно было повезти. Пять раз подряд. И непременно – по равному противнику. Как вычислялось игрой «влияет – не влияет», девушке было абсолютно непонятно, и она не стремилась забивать себе голову такими сложностями.

Хэйт казалось очевидным, что наилучший выбор – это пугало, цель первого уровня, неактивная (сопротивления не оказывает, как ни избивай), неубиваемая (физическим оружием, кулаками – тем паче). Колоти, сколько влезет. Рано или поздно чудо свершится и пять чередующихся ударов окажутся критическими. Она не учла одного: с нулевыми показателями силы, ловкости и атаки ей и попасть-то по кукле было затруднительно.

Это был первый раз, когда девушка пожалела, что «Восхождение» – не стандартная игрушка, в которой можно оставить героя лупить автоатакой и уйти пить чай. Вернуться, проверить прогресс – и утопать дальше, заниматься домашними делами.

Здесь же каждый удар сопровождался болью в кистях рук, усталостью, солеными струйками пота, текущими по лицу.

Спустя восемь игровых часов, когда показатель сытости опасно приблизился к «красной зоне», а проклятия, мысленно исторгаемые Хэйт в адрес разработчиков, начали приобретать непечатные формы, раздалась трель-оповещение.

Ловкость увеличилась на 1!

Новость была воспринята буднично, даже апатично. Ну повысилась, ну ловкость – дальше что? Чуточку быстрее бегать будет – вот и вся полезность в «поле». Не было для Хэйт открытием, что избиение куклой себя (пока – именно так, а не наоборот) даст в перспективе прирост силы, ловкости и живучести. Знала она и потолок: для мистиков по десять единиц надбавки к каждой характеристике. Живучесть – выгодно, утолщает, дополнительные очки здоровья никому не вредили; ловкость в ее случае – только крохотный бонус к скорости бега; сила – вообще бесполезная стата.

Порадовало, конечно, что мазать по кукле она стала значительно реже. Хэйт отошла на полшага от пугала, достала печеную картофелину, съела целиком. Запила водой, предусмотрительно набранной во флягу в прошлую «смену» в «Обжорке». Прикинула свободное время: еще часа два до выхода в сторону трактира. Кивнула сама себе и продолжила сбивать кулаки.

Время от времени к близстоящим куклам подходили воины, опробовать новый прием. Поодаль пара ребят методично отрабатывала простые удары мечом по пугалу: видимо, разгоняли статы. У «физиков» предел от куклы был по пятьдесят единиц к трем значениям, и ряд специфичных добавок. Вот только терпения мало кому хватало на полную программу: ни тебе героических побед, ни приключений, ни добычи завалящей, одна скукота.

В «Обжорке» она первым делом натолкала в рюкзак печеной картошки, несколько яблок, пару булочек. С одобрения и горячего содействия Сорхо: «Неужто помощница повара будет голодать? Да ни за что, пока я жив!» – порыв которого Хэйт оценила, не каждый бы так отреагировал. Съестное она собирала попроще, долгого хранения, без каких-либо бонусов, лишь бы голод не терзал. Брать дорогую, «именную» еду, приготовленную Сорхо, девушке не позволяла совесть: для примера, одна порция рагу, которым ее потчевал трактирщик в первый день, стоила десять серебряных.

С началом тренировок в Гильдии игра для Хэйт словно переключилась в более скоростной режим: бить-бить-бить и бить куклу, затем – к мойке, двенадцать игровых в трактире, обратно к кукле. И так – безостановочно. Вместо перерыва – пробежка от одного здания к другому. Картофелина, глоток воды, кукла. Сотни перемытых тарелок.

Хэйт-Вероника не спала тридцать шесть часов реального времени. Четыре из них она провела в училище и дороге туда-обратно, остальные тридцать два – в «Восхождении». Восемь игровых суток. Восемь оплаченных визитов в Гильдию воинов и восемь же смен в «Обжорке». Выносливость поднялась еще на четыре пункта. Все возможные надбавки к статам в тренировочном зале были получены, но пяти критов подряд она так и не сумела нанести.

Предупредив Сорхо, чтобы в ближайшие дни он ее не ждал, девушка вывалилась из виртуальности. Отсыпаться.

Очнулась она только в полдень воскресенья, совершенно разбитая и голодная, как медведь после зимней спячки. Зеркало, мимо которого Вероника медленно, по стеночке, пробиралась в сторону кухни, отобразило такую физиономию, что краше в гроб кладут. Всклокоченное, помятое, осунувшееся существо не имело права быть ею! Апофеозом картины служили синяки под глазами, насыщенные, точно водянистой черной тушью начерченные.

– Нет, больше я так не зависаю, – скривившись, буркнула себе под нос девушка, продолжая свой путь к кофеварке. – Чтоб меня черти на сковороде жарили, если я хоть раз таймер больше, чем на десять часов пребывания врублю!

Пока варился кофе, она разбила над сковородкой пять яиц, нашинковала огурцов и редиски на салатик, умылась холодной водой.

Завтрак, крепкий кофе, расческа, лосьон и питательный крем для лица привели девушку в относительно божеский вид, по крайней мере, от своего отражения в зеркале она уже не шарахалась.

Еще пара часов ушло на уборку, час – на отмокание в горячей ванне с пеной. Разогревая в духовке готовый обед, Вероника поймала себя на том, что все чаще и чаще посматривает в сторону комнаты, в которой установлена капсула.

– Болезнь. Точно болезнь. Вот уж не думала, что я – мазохистка.

Таймер она, будучи верной своим обещаниям, поставила ровно на десять часов.

Новая способность. Удача добавлена!

Удача (пассивное): шанс нанесения критического урона увеличен на 10 %. Распространяется как на физические, так и магические удары. Дальнейшее улучшение способности невозможно.

Хэйт радовалась. Нет, не так: Хэйт ликовала! Правда, внешне это никак не отражалось. Красивая девушка продолжала бить по кукле с безразличным лицом. Удар-удар-удар. Она столько часов непрерывно лупила пугало, что уже не могла остановиться.

Семь потов сошло с нее, пока она выбивала из куклы (каждый раз, приходя в Гильдию, она вставала у одной и той же деревяшки) злополучные пять критов. И вот, наконец, чудо произошло.

– А ведь я это сделала, – Хэйт выдавила слабую улыбку, через силу отступила от куклы. – Я, идиотка психанутая, сделала это! Выход!

Она отпраздновала свое первое личное достижение «Восхождения» в реальности. С бокалом мартини, под «Take my heart» Within Temptation, перед портретом матери. Это была одна из самых ранних ее работ, та, которую она отказалась отдавать в фонд. Она писала ее по памяти и – частично – с фотографии. На картине мама была как живая.

Как живая…

– Кто это сделал?

Стас бушевал. Пламя преисподней металось в его зрачках, но голос был холоднее арктического льда. Вероника, бессильно уронив руки, сидела на корточках. Ее трясло.

– Кто это сделал? – с еще большим напором задал вопрос Стас. – И лучше бы вам признаться!

Одногруппники переминались с ноги на ногу. Одиннадцать невинных, якобы ничего не понимающих, лиц…

– Пока я не услышу признания, никакой подготовки к показу!

Все молчали.

– Ясно, – Стас обвел взглядом студентов, всячески изображающих непричастность. – Я спускаюсь на вахту и узнаю, кто последним брал ключ от аудитории. И этот «кто-то» вылетает из училища.

– Не надо, – тихо отозвалась Вероника. – Это ничего не даст. Я ушла в пятницу, в середине дня. За выходные тут побывала, наверное, вся группа. Дописывали… Заканчивали… И кто угодно мог…

Голос сорвался, она не закончила фразу: попортить картины. Все шесть полотен (два – композиция, четыре – натура), написанных ею за семестр, хранились в аудитории. Домой Вероника их не увозила: тяжело и неудобно, а у каждого студента в группе был свой отсек на полках вдоль дальней стены студии. Вернувшись в училище после выходных, она обнаружила их на своем месте, но каждый холст был разрезан буквой «Х», то ли острыми ножницами, то ли канцелярским ножом.

– Я понял, Белозерова, – кивнул Стас, признавая ее доводы. – Значит, так, вандалы вы мои малолетние. Это первый случай за всю мою практику. Позор, как преподавателя. Пока не услышу от вас, кто порезал картины – видеть вас не желаю. Все вон!

Группа пришла в движение, принялась протестовать.

– А как же показ? – изумился Андрей.

– Куда нам идти? – возмутилась Ольга.

– С чего вы вообще взяли, что это мы испортили работы? – встала в позу Полина…

– Прочь отсюда, бестолочи! – заорал Стас, откровенно зверея. – Или всех к ректору потащу!

Вероника закрыла глаза. То, что Стас на ее стороне, здорово, но он не поможет ей за сутки переписать шесть работ…

Хлопнула дверь. Стас ругнулся напоследок и вернулся к совершенно убитой студентке.

– Белозерова, соберись, – скомандовал преподаватель. – Нет ничего непоправимого.

– Точно? – робко, не веря в свое спасение, спросила Вероника.

– Точно! – уверил Стас. – Скотч и лак для волос имеются?

Девушка закивала. Канцелярские кнопки, скрепки, лак для волос, скотч – предметы, которые именно Стас приучил носить с собой в довесок к «общей комплектации» художника, включающей кисти, краски, ластик, карандаши, мастихин, шпатель, растворитель…

Холсты скрепили скотчем изнутри, аккуратно сводя края по срезам. Стас самолично подкорректировал каждую картину снаружи: у Вероники дрожали пальцы, держать кисть было выше ее сил. В конце щедро обрызгали лаком. Трагедия отменялась…

– Успокоилась? – спросил Стас. В руках у него уже были не палитра с кистью, а большая красная чашка с чаем.

– Вроде бы, – ответила Вероника. – Спасибо…

Они работали над эдакой кустарной реставрацией весь световой день. Было, за что благодарить…

– Да не за что, – отмахнулся преподаватель. – Но ведь это неспроста сделано было. Кто-то шибко на тебя зол. Или завидует.

Вероника отвела взгляд.

– Белозерова, – более строго продолжил Стас. – Ты моя лучшая студентка, и всем известно мое к тебе отношение. Но дело не в этом. Я тебя отмечаю три года – а работы начали резать только сейчас. Мне кажется, проблема в том, что ты не доверяешь людям. Не любишь их. Отталкиваешь. Это отражается и в живописи: вспомни лицо мальчика в шлеме? Многие художники имели свой творческий пунктик, так, Айвазовский писал пейзажи по памяти, Рейсдаль почти не включал в свои работы живое. Но ты… Ты не чувствуешь людей. И никакая техника этого не исправит. Если ты не изменишься, не научишься открывать душу, то останешься на всю жизнь посредственным художником, знаешь, таким технарем от живописи. Оно тебе надо?

– Стас… Ой, Станислав Анатольевич…

– По имени зови уж, что, я не знаю, как вы меня называете? – мужчина улыбнулся.

– Ладно, Стас, я…

Начав говорить, Вероника словно сломала внутри себя какую-то перегородку. Она говорила и говорила, убеждая себя, что Стас – не враг, он не такой, как все, он поймет…

Она рассказывала о семье, о любящих родителях. Об отце, враче-гинекологе, сумевшем открыть свою клинику и помогшем сотням женщин. О матери, семнадцать лет отработавшей в школе учительницей младших классов. Об их поддержке, заботе… Замявшись, не скрывая катящихся по щекам слез, рассказала и про аварию, в которой они погибли. Они ехали в Псков, на конференцию, отец зачем-то зазвал с собой маму и предпочел машину другим видам транспорта. Он водил аккуратно, но от фуры, которую занесло на обледенелой дороге, это не спасло. Как ей сказали потом: произошла некая техническая неисправность, водитель фуры был трезв, а значит, его нельзя винить… О том, как все жалели «бедную девочку», гладили по волосам и норовили оттяпать кусок от отцовской клиники. О многом, многом другом…

Стас слушал. Молчал. Когда она закончила, открыл окно, достал сигарету из пачки, закурил. Не спрашивая, мешает ли ей запах. Дым был вреден для работ, но Вероника его не одернула. Когда сигарета дотлела, он подошел к девушке и обнял. Не говоря ни слова.

Ей и не требовались слова.

Ни один из них не видел, как приоткрылась и затворилась дверь аудитории…

Как добиралась домой, спроси ее кто, она не смогла бы ответить. Вероника даже есть не стала: как была, на голодный желудок забралась внутрь капсулы, только и успела, что раздеться до белья. Прочь из опостылевшего мира моральных уродов и ненужных откровений, лицемерных улыбок и подлых ударов в спину, по самому дорогому…

Прочь!

Хэйт жаждала крови: не тошнотворно-однообразных ударов по деревянному перекрестью, а насыщенно-алой крови живых существ. Убивать, разить врагов направо и налево, без разбора, яростно, неумолимо – вот чего она хотела. Увы, возможности пока существенно ограничивались безденежьем: без единого заклинания, без оружия, да что там – даже без банальнейших башмаков, много не навоюешь.

Девушка погладила напоследок куклу, которую столько раз избивала, тыльной стороной ладони по опущенному забралу, вздохнула и направила стопы к выходу, потрепала по плечу стражника, неразлучного со своей алебардой. Тот вскинулся, удивленный донельзя.

– Вы прощаетесь с нами, юная леди?

– Да, – Хэйт отметила, что НПЦ-то прозорливее, чем она себе представляла: ишь ты, по жесту догадался. – Я взяла отсюда все, что было мне доступно. Не скучайте на посту!

– Погодите, раз так, – стражник поерзал, достал из-за пазухи пяток блестящих монет. – Я обязан вернуть плату за неиспользованное посещение.

– А… ага, – только и смогла ответить Хэйт, забирая протянутые деньги. Случись нечто подобное в реальном мире, вернули бы ей хоть копейку? Да шиш с маслом!

Она помотала головой, не веря происходящему. Как так? Она ведь приходила в Гильдию ровно десять раз, включая этот визит… Девушка хлопнула себя по лбу: точно, она вышла из «Восхождения» прямо из этого зала, и для НПЦ она как бы и не покидала здание. Пять золотых! Да так своевременно!

Живем!

Ноги сами донесли Хэйт до Гильдии магов, тонкой, высокой, словно бы ажурной башни. Если здание Гильдии воинов напоминало меч, ушедший в землю по самую рукоять, то наиболее близким сравнением для Гильдии магов послужил бы посох с изумрудно-зеленым камнем вместо набалдашника.

Внутри она ориентировалась почти как у себя дома, хотя была тут впервые. Сказывалось кропотливое изучение карт, схем и скриншотов с сайта. Хэйт взлетела по винтовой лестнице на шестой этаж, едва не столкнувшись с таким же, как она, новичком.

– Бегунья, ноги не сломай! – раздалось ей в спину злобное напутствие.

Хэйт засмеялась в ответ: судя по опущенным плечам и неказистому виду «нуба»,^[5] выбирая путь мистика, он не полюбопытствовал ценниками на книги умений. А были они, как и наивысшие этажи башни в пасмурный день – заоблачными. Скилы, доступные к изучению с первого уровня, стоили по золотому за книгу. Чем дальше, тем выше поднималась планка. Воинам на первых порах в этом плане было попроще.

НПЦ, субтильный юноша в трехцветной (лазурь, охра, пурпур, все вперемешку – сочетание «вырви глаз») мантии, при виде девушки скривил было лицо, но вид золотых монет мигом вернул ему приторно-вежливую улыбку.

– Чего изволит юная леди?

Хотя обращения со всеми вариациями «леди» уже порядком поднадоели девушке, хамить в ответ она не решилась. Продавец, хоть и НПЦ, все же маг, а у них с неугодными расправа быстрая…

– Останавливающая лоза, ядовитая пыльца, малая регенерация, – заученно протараторила Хэйт.

Она могла бы купить еще два фолианта, но тогда ходить бы ей босой и безоружной долго и упорно…

– Занятный набор, – вскинул брови юноша, прищелкнув пальцами («Позер», – возмутилась мысленно Хэйт), три книги аккуратным рядком легли на мраморный стол. – Готово.

Девушка высыпала три золотые монеты в протянутую ладонь. Переплеты книг были разные: два цвета папоротника, со стилизованной лозой, и один белый, без узоров. Хэйт прикоснулась ко всем трем поочередно, шепнула еле слышно: «Изучить!» – искорки взметнулись от переплетов к ладони, перед глазами сверкнуло, всплыло подряд три оповещения.

Вы изучили новое умение: Останавливающая лоза.

Останавливающая лоза: Обездвиживает цель в радиусе 20 м. Время действия: 10 с. Количество целей: 1. Подготовка: мгновенно. Затрата маны: 12 мп.^[6] Перезарядка: 8 с.

Уровень владения умением: 1,0 (новичок).

Вы изучили новое умение: Ядовитая пыльца.

Ядовитая пыльца: Отравляет цель в радиусе 20 м, наносит 25 единиц урона магией земли и по 15 единиц урона в течение 20 с с интервалом в 2 с. Время действия: 20 с. Количество целей: 1. Подготовка: мгновенно. Затрата маны: 18 мп. Перезарядка: 22 с.

Уровень владения умением: 1.0 (новичок).

Вы изучили новое умение: Малая регенерация.

Малая регенерация: Восстанавливает по 15 хп цели в течение 30 с с интервалом в 1 с. Время действия: 30 с. Количество целей: 1. Подготовка: мгновенно. Затрата маны: 15 мп. Перезарядка: 5 с.

Уровень владения умением: 1.0 (новичок).

Все эти скиллы^[7] имели две наиважнейшие особенности: они применялись без предварительной подготовки и улучшались (при ее планируемом развитии) до экспертного уровня владения.

Хэйт покидала башню в весьма приподнятом настроении. Сохранялось оно вплоть до торговых рядов, где сутолока и гам прямо-таки обрушились на девушку. Она не стала затягивать действо: у первого попавшегося бронника-НПЦ прикупила простецкие ботиночки (из всех параметров: броня +2, но лишь бы не пятками грязь месить). Подольше задержалась у лотка оружейника. Выбор был не очень-то и велик: для первого уровня оружие отличалось скорее разновидностями, чем бонусами к характеристикам. Гримуары, сферы, одноручные посохи и жезлы – как мистик, Хэйт могла использовать любой тип из перечисленного оружия. Недоступны были, по сути, только клинки стихий, но таковые: а) не продавались у НПЦ и вообще добывались только дропом;^[8] б) были доступны не ранее сотого уровня. Из предложенного Хэйт, посомневавшись, выбрала посох. По-хорошему, следовало выбрать что-то более интересное, если не по статам, то по урону, но средств не осталось: обувка обошлась ей в тридцать серебряных, посох в полтора золотых. Оставались сущие гроши, которые девушка решила попридержать на «черный день».

Посох являл собой, по сути, деревянную, чуть изогнутую палку, кое-как обструганную и отполированную. Характеристики же были – курам на смех.

Простой посох из падука.

Тип: посох, одноручное.

Класс: обычное.

Урон: 3–3.5. Прочность 35/35.

Необходимый уровень: 1.

Вот, собственно, и все. Хэйт кривилась и сопела, но ничего лучше на имеющиеся деньги приобрести не могла. Что за «падук», ей тоже было не совсем понятно, хотя имелись смутные подозрения о том, что сие есть просто-напросто сорт древесины.

– Прорвемся! – злобненько напутствовала сама себя Хэйт и потопала к северным окраинам Велегарда.