– А вот про коня, Зославушка, – Кирей вдруг заговорил голосом муркочущим, да глянул снизу вверх, только глазищи полыхнули, – ты мне сама расскажешь.
От же ж… холера! И дать бы по лбу ему за этакие шуточки, да рука не поднимается. Зато разумею ныне, отчего он так мил девкам…
– Пойду корову подою, – сказала я, глядючи, как небо светлеет. Оно-то верно, что взимку дни короткие, зато рассветы чудо до чего хороши.
От и сейчас небо будто бы жемчугами изукрашено.
Темень-темнотища, шаг ступишь, другой, а на третьем и заблудишься. И снежит-то, главное, сыплет снегом крупным, пуховым, этакий-то самое оно, укроет и поля, и леса, даст землице продыху, а по весне сойдет водицею студеной
Рядом смеется.
Я и скинула морок ночной. Ишь оно как… взаправду говаривали девки, будто бы ночи наперед зимнего свята чудесные, в такие всякое возможно, хоть ты ледяного царевича встретить, хоть – девку снежную, которая, коль по нраву придешься, одарит златом-серебром, каменьями драгоценными…
Мороз звонкий. Издали видна вся Акадэмия, и люд праздный, и ярмарочные представления, кои студиозусы учинили… а в другую сторону повернешься…
Тишина.
Чернота ночная, звездами убранная. И крупные оне, что из крышталя точеные, и висят густенько, этак под тяжестью ихнею и небесный свод проломиться способный. А он не ломится, покачивается только, и будто бы смеется кто-то…