Цитаты из книги «Внучка берендеева. Третий лишний»

Понял? Давно понял. И сыскал повод привести ее. Думал, помогает, только хуже сделал… но тогда Фрол ему был благодарен

душу. Идет. Стучат каблучки, звонки, звенят бубенчики, в косу плетеные… и коса эта вьется змеею. Сияют перстеньки на тонких пальчиках. А лицо-то… и глянуть страшно. Но глядел. Украдкой. Издали. Любовался. Запоминал. Рисовал.

Наутро он сам пошел к боярское усадьбе… …сложилось. …и было житие, не плохое, не хорошее. Был договор. Боярин, слава Божине, разумным человеком оказался. Честным. Хотя и свою выгоду блюл, что понятно. – Выучишься и вернешься, – так он сказал Фролу, поглядывая с насмешкою. – За каждый год там два на меня отработаешь. Деньги возвернешь втрое. И будешь свободен… Что ж… о договоре том, на силе заключенном, Фрол помнил. И учился не за страх, но за совесть.

Младшие во сне улыбалися. Свои, чужие… одинаковые. Худые. Волосья светлые, реденькие, сами вовсе прозрачные. Ноги в цыпках, руки загоревшие до черноты. Голодные всегда. Тем летом с голоду нажралися яблони-дички, и добре бы спелой, так зеленой. Маялись после животами. Еле-еле отходили… а ныне что будет? И девки подрастают.

Шипели до утра, а после отец, не выдержав упреков – чем и как других детей кормить? – сбег во двор. И маялся, бродил до утра. А мачеха, повернувшись к Фролу, отерла заплаканные глаза. – Думаешь, мне тебя не жалко? Жалко. Но ты уже взрослый. А они… – Она указала на широкую лавку, где спали дети. – Мы долго не протянем… или тебя, или их… Она тоже ушла, дверью хлопнув.

Что деньги? Проедятся, проживутся, а Фролка выучится, и тогда…

Когда проснулся дар? После той пахоты, когда отец, кидая зерно в развороченную землю, лишь вздыхал? Или в храме, где мачеха билась лбом о каменные плиты, умоляя Божиню о милости? Или позже, когда проклюнулись реденькие всходы и Фролу отчаянно захотелось, чтоб их стало больше. Много больше. Тогда-то отчаяние это и выплеснулось зовом

Нездорова, значит? Ноженьки не ходют, рученьки не носют, а глазыньки ничего, окромя будущих хором царских, видеть не желают. Но как-то ж донесли и доходили ноженьки с рученьками до Фрола Аксютовича. А язык, выходит, вовсе здоровый, коль повернулся этакое говорить. Ну все… В Барсуки, и точка.

…я не хотела. Не думала даже в его глаза лезти. Просто позабыла, верно, что порой мой дар соизволения не спрашивает. Рухнула, что ухнула. И дыхание перехватило. И дурно стало

– Что вы… – В ее присутствии Фрол терялся. Разом вспоминалось, кто он таков