Часть 2. О сложностях преподавательской работы

В поезде, который пах железом и людьми, качало и гремело, и грохот этот, качания и гром изрядно мешали сосредоточиться на мыслях. Еще и слабость то и дело накатывало. Тело, поздно спохватившись, осознало себя в новом мире и теперь спешило приспосабливаться к нему.

Потому бросало то в жар, то в холод.

Зубы ломило. И в целом ощущение было премерзостным. И даже когда Лялечкин приоткрыл окно – и ведь не просил же Елизар, сам догадался – легче стало ненадолго.

– У вас жар, – женщина, до того сидевшая напротив, наклонилась и положила рук на лоб. А потом нахмурилась, но руку не убрала, хотя сила и качнулась к ней. И даже впиталась в кожу – контроль при адаптации тоже страдал. – Горло болит? Насморк?

– Это… просто… после перехода.

– Перелета, – поправил Лялечкин. – Дядя плохо переносит дальние поездки.

Руку она убрала, но не побледнела и не поспешила вытереть платком. Странная… или это контакт с нежитью так сказался?

Женщина, забрав сумку, нырнула в неё, и что-то там шебуршалась, перекладывала, а потом достала пластинку с розовыми пилюлями и бутылочку воды.

– Выпейте две. Температуру собьет, но вам не стоило из дома выходить.

Не стоило.

Но батон закончился, не говоря уже о сыре. А магазина в поселке не имелось. И в другое время он бы потерпел, конечно, но не после перехода.

С собою же не возьмешь. Почему-то после перехода еда обретала на редкость мерзостный вкус. Главное, даже сами портальщики не могли объяснить, почему так.

– Пейте! – произнесла женщина и чуть нахмурилась.

Елизар посмотрел на таблетки.

И выпил.

Отравить некроманта сложно, а ей всяко приятно… хотя, конечно, странная. Нормальные люди некромантов сторонятся, вон, та, другая, до сих пор поглядывает настороженно.

А ведь тогда Елизар силу контролировал.

Почти.

Сила, она все одно просачивается, окутывает кожу. К ней привычка нужна. Или бестолковость врожденная, как у Лялечкина, который рядышком сидит и тощую шею тянет, крутит головой, глазея по сторонам.

Женщина же смотрела не по сторонам, а на Елизара. Причем пристально. Слегка хмурилась даже.

– Это действительно после… перелета. Иногда бывает, – поспешил заверить Елизар. – Пройдет скоро. Надо лишь немного потерпеть.

Она неуверенно кивнула и обняла огромную свою сумку. Как только поднимает такую? Сама-то невысокая, крепенькая и пухленькая, вся какая-то сдобная, особенно местами. Волосы вот светлые свои в косу заплетает. Глаза за очками прячет, причем стекла-то простые, уж в этом Елизар худо-бедно разбирается.

Лялечкин поднялся.

– Наша станция, – сказал он. – Елена Петровна…

Елена – красивое имя.

Но дело не в имени. Дело в метке. Где и когда эта женщина повстречала хлызня, Елизар не знал. Сама она тоже вряд ли вспомнила бы. Однако тварь приходила к её дому. На воротах остался след и яркий, говорящий, что погань эта топталась у ворот всю ночь. Наверняка и давила ментально, только женщина взяла и устояла.

Как?

– Да, спасибо… – она запнулась. И Лялечкин, чуть покраснев, сказал:

– Гордей я…

Елизар с трудом удержал выражение лица. Более неподходящего имени придумать было сложно. И очевидно, что назвали сироту в честь князя, да только… в общем, Лялечкину оставалось посочувствовать.

Имени он не соответствовал.

– Да, да, – не моргнув и глазом ответила Елена. – Надо… послушайте, мне не нравится, как вы выглядите. Вы идете с нами. Вы ведь мертвецов не боитесь?

– Смотря каких, – сила колобродила, и соображать от того было весьма непросто.

– Обыкновенных.

– Обыкновенных – не боюсь.

– Хорошо. Отдохнете немного… если температура спадет, то и отправитесь по своим делам. А нет – я врача вызову. И не спорьте!

Сил спорить не было совершенно, поэтому Елизар просто кивнул. А уже там, когда толпа вынесла их из поезда, едва не разделив, придержал Лялечкина за руку.

– Присматривай за ней, – сказал он.

– За Еленой Петровной?

Лялечкин руку вырывать не стал, только головой покрутил.

– Вон она… там.

На вокзале было шумно, дымно и людно. И от этого сила, притихшая было, пришла в движение. Её раздражала толпа. И Елизару приходилось делать усилие, чтобы не допустить всплеска. Благо люди и сами сторонились, обходя некроманта.

– Да. На ней метка. Хлызня. Значит, вернется…

Вряд ли тварь настолько осмелела, чтобы пойти по следу, скорее уж она предпочтет дождаться ночи…

– Надо её спасти! – воскликнул Лялечкин.

– Надо за ней следить.

И радоваться этакой удаче, потому что искать хлызня, если тот решит затаиться, можно до скончания веков. А Елизар очень не хочет застрять в этом мире надолго.

– Присматривать, – он попытался донести мысль до Лялечкина. – И спасти, конечно. Просто будь рядом. И если вдруг что-то не так… доложишь.

Потому что мало ли…

Вдруг тварь всё же рискнет? А сейчас, в такой толпе Елизар её просто не почувствует. А вот хлызень Елизара – очень даже.

Вид у Лялечкинского родственника был так себе. Он и при первой-то встрече впечатления не произвел. А теперь и вовсе. Бледный, красноглазый и пот по вискам катится. Короткие волосы дыбом встали. И цвет тоже странный, серый, словно пылью припорошенный.

Не в цвете дело.

А в том, что дышал новый знакомый сипло.

И надо бы ему к врачу. А Елене – избавиться от дурной привычки помогать всем и каждому. Вот просили её? Не просили. А она всё равно со своей помощью влезла. И что теперь? А теперь тащит этого непонятного типа в свою заветную комнатушку при морге.

Нарушая все существующие инструкции.

И в очередной раз поступаясь здравым смыслом.

В конце-то концов…

Елизар покачнулся и споткнулся, а из носа потянулась тонкая струйка крови.

– Вам врача надо! – Елена представила, что он вот возьмет сейчас и помрет.

Не то, чтобы её пугали трупы, но… девать-то его куда?

– Ерунда, – Елизар перехватил переносицу пальцами. – Бывает. Я… может, тут посижу. Вы идите.

Не хватало!

– Лялечкин. Бери своего дядю…

Елена мысленно прикинула остаток на карте и со вздохом вынуждена была признать: на такси-то хватит, но вот дальше что-то думать придется.

Ладно, как-нибудь потом.

Придумает.

У Катьки займет, не впервой. И подработку… стыдно, но те же рефераты… главное, чтоб самой потом их же на проверку не принесли.

Благо, такси нашлось сразу и Елизара, который побледнел еще больше, удалось усадить в салон. Нос ему Елена заткнула комком бумажных платков. А он и не сопротивлялся. И потом тоже, когда Елена вела его кружным путем – не хватало, чтоб кому на глаза попался, особенно Селимову, который Елену явно недолюбливает и о любом её опоздании доносит начальству – тоже не сопротивлялся.

А вот в морге ожил.

Прямо так сразу.

Огляделся.

С прищуром… и главное, ни тени брезгливости. А Елена вдруг поняла – чем от него пахло. И почему запах этот показался ей таким… родным и успокаивающим. Моргом. Правда не нынешним, а старым, тем самым, в котором прошло её детство.

– Спасибо, – произнес Елизар. – Мне, право слово, неловко, что вам пришлось со мной возиться.

– Здесь, – Елена толкнула дверь, за которой по плану значилось хозяйственное помещение номер два. Но поскольку для обычных нужд хватало и первого, Елена заняла второй под свои нужды.

И прежний декан ничего-то дурного в том не видел.

А нынешний…

– Вы можете отдохнуть.

Она потрогала лоб, убеждаясь, что жар отступил.

– Потом, если соберетесь уходить, позвоните.

– Позвонить?

– У дяди нет телефона, – Лялечкин, маячивший где-то позади, подал голос. Голос дрожал и сам Лялечкин был пугающе бледен. – Он…

– Потерялся, – буркнул Елизар. – Я, если вы не против, полежу… немного. Еще раз извините. Не думал, что настолько… плохо.

Он осторожно опустился на топчан.

– Лялечкин, у тебя первой пары все равно нет, так что… присмотри за дядей.

– Спасибо, Елена Петровна.

– Заодно можешь повторить… если вдруг кто начнет вопросы задавать, говори, что пустила готовиться к практикуму. Или отработку назначила.

И ушла.

Потому что…

Просто потому.

Тем более готовиться нужно было не только Лялечкину. Сегодня, как назло, сдвоенная пара у второй группы первокурсников, которые, кажется, задались целью довести Елену до нервного срыва. И главное, нарочно же, поганцы, но…

Елизар проводил женщину взглядом.

Посмотрел на Лялечкина и сказал:

– Иди. Готовься… много тут некромантов?

– Только я. Вы… ложитесь.

– Лягу, – Елизар скинул ботинки и со стоном упал на кушетку. Вытянуться не получилось бы и у Елены, которой, собственно, кушетка и пахла. Такой вот слабый цветочный аромат духов.

Приятный.

И отвлекающий.

– А остальные кто?

– Так… целители… должна была быть смешанная группа. Но почти все некроманты выбрали практику в Такх-рава.

Темный мир.

Специфическое местечко, но да, для практики первого курса вполне себе подходящее. Нежити много, но вся мелкая и не особо опасная.

– А ты?

– Так… получилось.

У кого именно получилось «так» Елизар выяснит. Когда вернется.

– Расскажи.

– О мире? Технологический. Безмагический, хотя скорее нейтральный…

– Это я и без тебя понял. О женщине.

– Елене Петровне?

– А есть другие?

– Много, – Лялечкин осторожно опустил сумку на пол, осмотрелся и предложил. – Давайте я вам чаю сделаю. Сладкого.

– Сделай.

– Елена Петровна… она очень строгая. Но справедливая. Правда, наши её доводят.

– Целители?

Лялечкин кивнул.

Он щелкнул чайником, достал кружку, белую и с котиками, вида совершенно несерьезного. И чай насыпал крупный. Кипятка плеснул… все же в технологических мирах была своя прелесть. А ещё – сахар кубиками. Елизар сунул два под язык.

Слабость отступала.

Нехорошо вышло. Некрасиво. Елизар шмыгнул носом. Потом сжал в кулаке салфетки с кровью и направил силу. Не хватало разбрасываться. Пепел он аккуратно стряхнул в мусорное ведро. Меж тем Лялечкин подвинул кружку. И чай заварил крепкий.

Толковый паренек.

Хоть и художник.

– Что здесь вообще делают?

– Так-то считается, что здесь неплохо развита медицина. Именно практическая часть, – Лялечкин аккуратно примостился на краешек стула. – Есть много интересных направлений… сюда и старшие ходят практиковаться, и даже в ординатуру… это звание местных. Главное, что сам мир – условно безопасный, с низким уровням внутренних конфликтов.

Это да.

Это важно…

– Но историческое прошлое бурное. Отсюда и массовые захоронения. И эпидемии были. И даже некроочаги… так в сопровождающей листовке писали.